Фашистская Германия разваливалась с поразительной быстротой. Никто уже не пытался отстаивать ее. Наспех сформированные из стариков и подростков отряды «фольксштурмовцев» обычно боя не выдерживали и быстро разбегались. Чувствовалось, что немецкий народ не считает защиту гитлеровского режима своим кровным делом и если кое-что еще делает, то только из-под палки или по инерции.

На пути наступающей Советской Армии встречались немалые материальные ценности. Но наши солдаты нигде не запятнали себя «барахольством». Чаще приходилось наблюдать другое — как они кормили голодавших немецких детей и женщин.

Бежавшие гроссбауэры бросили в своих поместьях целые стада коров. Голодная и недоеная скотина оглашала окрестности страшным ревом. Для ухода за нею на первых порах пришлось привлечь солдат, пришедших в армию из колхозов. И надо было видеть, с каким старанием они занимались этим!

Фашистская Германия была подлинным тюремным застенком. В городе Заган, например, наши войска освободили из концентрационного лагеря тысячи заключенных военнопленных. Там томились и подвергались страшным истязаниям русские, украинцы, белорусы, англичане, американцы, французы. В лагерных бараках живые еще люди лежали рядом с разлагающимися трупами своих товарищей, умерших от голода и нечеловеческих пыток.

Невдалеке от лагеря на лесной поляне имелось кладбище. На нем было похоронено не менее девяти тысяч жертв фашистского террора — преимущественно советских военнопленных.

Продвижение наших войск становилось все стремительнее. Темпы нарастали день ото дня.

На аэродромах у Шпроттау и Загана нам достались вполне исправные немецкие самолеты. На одном из заводов наши солдаты обнаружили много новеньких артиллерийских орудий и минометов. Остатки гитлеровской армии не успевали уничтожать даже то, что могло быть использовано нами в последующих боях.

Мой командный пункт находился в это время в Хольбау. Этот город расположен в нескольких часах езды от Буслау, где похоронено сердце М. И. Кутузова. От 13-й армии туда ездила делегация, которую возглавлял генерал Г. К. Маландин. Делегаты возложили венок на могилу великого русского полководца.

А 16 апреля мы вышли уже к реке Нейсе. Чтобы передохнуть и подготовиться к следующему удару, заняли оборону по ее восточному берегу.

Река эта неширокая, но быстрая. Она течет через большие лесные массивы. Берега ее на случай разлива укреплены земляными дамбами.

С рубежа Нейсе войскам маршала Конева во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом надлежало нанести удар по врагу, защищавшему Берлин. К местам переправ мы заблаговременно подвезли большое количество лодок и незаметно сосредоточили их на берегу.

Перед самым прорывом немецкой обороны на реке Нейсе на мой наблюдательный пункт прибыл маршал И. С. Конев. Минут за пятнадцать до начала артиллерийской подготовки мы с ним вошли в блиндаж, находившийся на берегу реки в лесу. В последний раз сели мы за стереотрубы, и вдруг вражеская пуля скользнула по стереотрубе маршала. Иван Степанович сделал вид, будто даже и не заметил этого. Я невольно позавидовал его выдержке.

Утро было свежее, тихое. Над рекой стоял туман. Но скоро тишину прорезал мощный гул тысяч снарядов и мин.

Берега Нейсе песчаные, и с первых же выстрелов поднялась страшная пыль. Когда наша пехота пошла в атаку, над западным берегом реки стояла сплошная желтая пелена. Но вот сильный порыв ветра рассеял ее, и среди густых деревьев на противоположном берегу я увидел стремительно бежавших вперед советских солдат и офицеров. Не знаю, в который раз за время войны я вздохнул с облегчением, поняв, что атака удалась.

Замечательно действовал при прорыве вражеской обороны гвардейский батальон майора Федорова. Солдаты этого батальона первыми ворвались в неприятельские траншеи и вступили в рукопашную схватку. Рядовой Таран уничтожил трех вражеских солдат и одного захватил в плен. Старшина Батайкин захватил в плен пять человек, сержант Данько — трех.

Теперь войска устремились к Шпрее. Двигались без отдыха, днем и ночью, через сплошные лесные массивы, в облаках густого едкого дыма от лесных пожаров. Постоянно происходили стычки с засадами врагов.

Наши подвижные передовые отряды успешно громили вражеские арьергарды. Только за два дня боев часть самоходной артиллерии подполковника Турганова, действуя вместе с пехотой, уничтожила до двадцати танков противника, тридцать шесть бронетранспортеров и много другой техники.

Экипаж самоходного орудия, которым командовал лейтенант Пика, уничтожил «тигра», два орудия и минометную батарею. Командир этого орудия, будучи ранен, не ушел с поля боя.

На Шпрее гитлеровцы взорвали мост и плотину, но это не остановило советских воинов. По обломкам досок, по кускам взорванного бетона, на плечах отступавшего врага первыми на западный берег реки переправились части Онуприенко и Краснова. Не помогли противнику и многочисленные контратаки.

На западном берегу Шпрее мы окружили значительные группировки гитлеровцев, отходивших под давлением наших соседей от Коттбуса и Шпремберга. Обреченные на неизбежный разгром, они с тупой настойчивостью метались по лесам целыми колоннами. В этих боях много немецких солдат погибло совершенно напрасно.

Юго-восточнее столицы Германии искусным маневром наши войска создали несколько новых «котлов». В течение восьми дней силами двух фронтов (1-го Украинского и 1-го Белорусского) там была ликвидирована еще одна крупная группировка противника в сто семьдесят тысяч человек.

В этих боях гитлеровские генералы, отбросив всякую предосторожность, управляли войсками по радио открытым текстом. По их переговорам мы легко определяли положение противника.

Помню, в одной перехваченной радиограмме было сказано без всяких обиняков: «Нас избивают». И действительно, сопротивлявшихся гитлеровцев «избивали» или брали в плен решительно все: пехотинцы, танкисты, артиллеристы, саперы и даже девушки-связистки.

Накануне 1-го Мая, явившись с докладом к маршалу Коневу, я стал свидетелем его телефонной беседы со Ставкой о начале переговоров по поводу капитуляции Берлина.

Берлин пал 2 мая, а 8 числа представители немецкого командования подписали акт о безоговорочной капитуляции. Сотни тысяч гитлеровских солдат и офицеров начали организованно складывать оружие.

Но большая группа неприятельских войск, находившаяся в Чехословакии, уклонялась от капитуляции, угрожала разрушением Праги и новыми человеческими жертвами. Войска 1-го Украинского фронта поспешили на помощь чехословацким братьям.

Требовалось переправиться через Эльбу с тем, чтобы выйти западнее Праги и перерезать противнику пути отхода. Это была по сути дела последняя боевая задача, и войска с величайшим энтузиазмом приступили к ее выполнению.

Противник оказал слабое сопротивление.

В тот период за день мы делали переходы по пятьдесят— шестьдесят и даже по семьдесят километров. По пути в Торгау видели французские бастионы 1813 года, которыми Наполеон пытался прикрыться от наступавших на Париж русских войск.

На перевалах через Судетские горы вспыхивали небольшие бои, а по дорогам западнее Праги мы все время натыкались на отходившие колонны противника и в громадном количестве брали их в плен. Всех нас, от солдата до маршала, буквально мучил тогда один вопрос: куда девать пленных? Их надо было кормить, а запасов для этого мы не имели. Лагеря военнопленных повсюду оказались переполненными.

Помню, по дороге из Карловых Вар на Прагу шла многочисленная колонна пленных под командой какого-то немецкого генерал-полковника. Конвоировалась она «символически» — всего пятнадцатью или двадцатью советскими солдатами, которые расселись на крыльях нескольких трофейных грузовых машин и беспечно покуривали. Первоначально эта колонна направлялась в плен к американцам, а потом вдруг генерал передумал и повел ее в нашу сторону, попросив у начальника гарнизона Карловых Вар выделить для сопровождения именно «символический» конвой.