«На дистанции четвёрка первачей –
Каждый думает, что он-то побойчей,
Каждый думает, что меньше всех устал,
Каждый хочет на высокий пьедестал»*
Ваня и Пират отыгрывались на ватагах по полной программе, кирки высекали из камней искры, лопаты по рукоятки вонзались в землю. Ритм был задан. И тут почти одновременно лопата рыжего, бывшего члена правительства страны опыта, а ныне простого копателя, ударилась во что-то железное, а кирка бывшего начальника экспедиции, а ныне также простого копателя, пробила дыру в камне.
Ватаги сгрудились возле находок. Пират и Ваня тоже не остались безучастными. Как выяснилось, рыжий, из правительственной ватаги, наткнулся на колосник крематория. Правительственная ватага быстро его раскопала и аккуратно сложила: отдельно остатки костей, отдельно таблички, как обнадёживающие, например: «Каждому своё», так и совсем безнадёжные, но не очень понятные по причине несохранившихся или затёртых букв, например: «ГУЛ…Г». Были и другие надписи, выведенные красивейшим, но непонятным для многих готическим шрифтом. Тот, кто мог разобрать смысл этих надписей, был в другой ватаге. Радовался только рыжий, он раскопал то, что так искал в яме – колосник из крематория для устрашения собратьев.
Археологической ватаге повезло больше, они обнаружили лаз в одну из научных шарашек, или закрытых лабораторий, или…. Тем потрясающим открытиям, воплощённым в материи, тем шедеврам культуры и искусства, которые там находились, нет описания….
Хотя, один великий человек из этой шарашки, малость придавленный диктатурой, а обе ватаги обнаружили именно её следы, оставил весьма шутливое письмо потомкам:
«Угнетённый приветствует угнетателя! Ты спрашиваешь о нашей шарашке и хочешь узнать, что она поделывает. Она творит. Мне не дано знать, как ты будешь использовать наше творчество, да и какая мне разница, если именно тебе я обязан его откровением. Но помни, ты должен не изредка попадать, а изредка давать промах. Пока мы творим, ты попадаешь, как только перестанем, и ты исчезнешь. Будь здоров!».
Глава десятая. Послесловие к написанному
Раскопав далёкие от сотворения мира, но ближайшие к нашим дням диктатуру и демократию с переходным между ними периодом, который кое-где называли революцией, гражданской или даже мировой войной, копатели из археологической экспедиции решили, что задача выполнена. Само собой был торжественный митинг.
Все члены склонялись к тому, что первична демократия. У многих по ней родимой осталась ностальгия. И как иначе, если при демократии все были самостоятельны, у каждого был свой карман, а о том, что в порыве счастья от осознания личной свободы кое-кому не додали, кого-то вообще оставили голодным, а иных старались затоптать ногами, старались не вспоминать. Тем более, что и ранее обиженные, стали подумывать, что при демократах было лучше, так как и ныне при диктатуре лучшие кирки и лопаты расхватывали опять самые сильные. И получалось, что слабым хоть демократия, хоть диктатура – один «хрен».
О переходном периоде старались не думать, ибо так выходило, что колошматили себя совершенно зря и радовали кого-то другого.
На всякий случай решили проголосовать. По случаю референдума на тему: что первично, что вторично, к воде и хлебу были добавлены: Диктаткратом соль, Демонкратом сахар. Такой заботой Диктаткрат и Демонкрат вызвали крайнее волнение в рядах членов уже объединённой экспедиции. От волнения многие спотыкались, подходя к урнам для тайного голосования и, долго не могли попасть в щель бюллетенем. Наконец проголосовали все 100 процентов, и голосующие стали собираться в обратную дорогу, домой, в страну проводившую опыт.
Надо заметить, что насчёт подарков Демон – крат и Диктат – крат были большие мастера, но вот что-то считать, делить, измерять они не любили. Они больше оперировали такими понятиями, как бесконечность, множество, пространство и даже плазма. Вместе с тем, оба они уже полюбили эту экспедицию и совсем не хотели с ней расставаться, и, это было бы пол – дела, но они не хотели и уступать друг другу.
Конечно, можно было бы застрять навечно в переходном периоде, менять флаги и правительства над ватагами, но ни Демон – крат, ни Диктат – крат не любили разборок между собой. Пират и Иван на то время уже полностью вошли в доверие к обоим помощникам Скульптора, и подсчёт голосов был поручен им, чтобы, так сказать, всё по честному. Наблюдателем был назначен попугай. Именно он залетал в урну и вытаскивал оттуда смятые бюллетени. Всё было очень торжественно, не как в стране опыта. Пират и Иван сидели друг против друга. Пират, будучи большим знатоком демократии, подсчитывал голоса демократов, Ивану остались те, кто надеялся на диктатуру. Между Пиратом и Иваном на столе лежал выкопанный колосник, под который складывались бюллетени воздержавшихся, что бы их случайно не унесло ветром.
Бюллетени скапливались в основном под этим колосником, они были совершенно чисты, хоть и сильно измяты видимо дрожащими руками, а может и лапами попугая. Пират высказал догадку: «А ручки им дали?». Иван вспомнил, что к каждой урне был привязан карандаш.
Попугай, видя, что все вытаскиваемые из урны бюллетени попадают под колосник, решил услужить Пирату и Ивану и с очередным бюллетенем сел прямо на колосник, чтобы не утруждать их просмотром, за что получил взбучку и просветление мозгов. Он обиделся, залетел в урну и стал ворчать оттуда: «Соль и сахар, кнут и пряник».
Пирату пришлось нарушить торжественность момента, вытряхнуть из урны попугая вместе с оставшимися бюллетенями. Попугай решил покаяться. В последний, исторический момент ухватил самый нижний бюллетень клювом и склонил голову перед Иваном и Пиратом. Иван взял бюллетень и увидел чью-то попытку что-то написать, так как из буквы «Д» торчал грифель сломанного карандаша.
Так как было непонятно, за что хотел проголосовать избиратель, бюллетень также попал под колосник. К радости попугая выборы были признаны состоявшимися, но без определённого результата.
Пират, как и положено, доложил о результатах Демонкрату и Диктаткрату, те в свою очередь Скульптору. Скульптор слушал их и точил карандаш. Карандаш он считал не самым худшим из своих творений, другое дело руки, которые его держали. Но в этот раз и руки не подвели.
Скульптор внимательно посмотрел на своих помощников и велел им отдыхать, пусть люди сами сделают вывод под лёгким присмотром Ивана и Пирата. Так начинался застой на острове.
Часть вторая
Глава одиннадцатая. Застой
Застой – это наше всё. Святоши объяснили нам, что нет над нами никого кроме Бога единого. Это правильно, а дальше? Дальше мы стали додумывать сами и разнообразить знания. Одни пребывают в вечном покое не видя что даже трава растёт, другие мечутся, суетятся и главное во всё суются. С суетливыми проблем больше. И опять приходит на ум вечный вопрос: «Кто командует парадом? Чья, мы, проблема?».
Пират озвучил всем членам экспедиции результаты референдума и добавил, что отправление домой откладывается, так как большинство членов экспедиции не определилось, что первично, что вторично. Возникла перепалка – это араб начал мутузить еврея, так как только араб видел, кто сломал карандаш. Их долго не могли разнять.
Араб упрекал еврея в том, что со своим иудаизмом еврей только и делает, что поклоняется монетаризму, продуцируя под него разные формы общественного устройства, такие же «измы»: капитализм, империализм, фашизм, социализм, коммунизм. Были бы деньги, а «изм» под них всегда найдётся. Еврей мягко замечал арабу, что лучше поклоняться деньгам, чем кому-то другому. Кому он не говорил, побаиваясь получить тумаков от одного странного представителя страны опыта, определяемого как казак.
Когда шум стих, вперёд вышел Иван и продолжил за Пирата, объявив, что есть и хорошая новость, хотя и предыдущая была не плохая.