Они встали, дрожащими еще руками нащупали серпы и смущенно засмеялись. Тотка пошла впереди. Время от времени она оглядывалась на мужа и прыскала в ладонь.

«Радуется, будто клад нашла», — подосадовал уже успокоившийся Мишо. Мысли о делах снова нахлынули на него. Тотка вслушивалась в тишину, внимая ей как песне, которую давно мечтала услышать. Ее охватило неясное ощущение, что именно в такой тишине зачинается жизнь. Она чувствовала себя так легко, как-будто тело ее стало невесомым. Залаяла собака и, как бы очнувшись, Тотка поглядела на огни села, все еще продолжая улыбаться.

— Послезавтра пойдем к врачу, — сказал Мишо, не понимая настроения жены.

Тотка прижалась к нему и ласково прошептала:

— Погодим немножко… — Как объяснить ему, что забродило в ее душе и внушало ей уверенность в том, что уже нет необходимости ходить по врачам. Взглянув на него, она, все так же ласково, добавила: — как-нибудь после…

Сидя у очага клевала носом старая Бочвариха. Встрепенувшись, она поглядела на вошедших и зевнула.

— А я уж думала, заночуете в поле.

— Не успели засветло, мама, — сказала Тотка, бросив на мужа лукавый взгляд.

— Мишо! Мишо! — всколыхнул тишину мужской голос.

— Забыла сказать, — искали тебя, — вспомнила старуха.

Мишо вышел неохотно. «Наверно опять Стоян Влаев. Только он по вечерам может беспокоить людей», — не без тревоги подумал Мишо, всматриваясь в темноту. Но это был не Стоян, а рассыльный общинного правления.

— Повестка! Запасников берут, — сказал, возвратившись Мишо, и протянул Тотке листок бумаги.

Руки Тотки повисли будто перешибленные.

Поезд прибыл в Софию поздно ночью. Сняв с полок свои тяжелые чемоданы, запасники вышли из душных вагонов. Здесь они должны были пересесть на другой поезд. Лалю Бижев и Ангел Христов растерянно оглядывались по сторонам, вздрагивая от резких гудков маневровых паровозов, от выкриков носильщиков, и шарахаясь от наезжающих на них автотележек. Шагая по перрону, они старались не отставать от Мишо Бочварова, который чувствовал себя свободно в шуме и сутолоке этого большого вокзала.

— Схожу узнаю, когда отходит наш поезд, — предложил им Мишо.

— И я с тобой, — сказал Ангел Христов.

— Только не задерживайтесь, — попросил Лалю Бижев, робко озираясь.

— Мы быстро, — понял его Мишо, — а ты не отходи от багажа.

Поезд отправлялся утром. Устроившись в зале ожидания земляки перекусили и вскоре задремали… Разбуженный стуком чемоданов, Мишо открыл глаза и уставился на усевшихся рядом парней, одетых по городскому, в надвинутых на глаза кепках с длинными козырьками. Костюмы парней были помятыми, и Мишо понял, что они тоже ехали в поезде. Он то закрывал глаза, пытаясь уснуть, то снова принимался разглядывать соседей.

Ближе всех к нему сидел белокурый, с веселым открытым лицом. Второй — невысокий и коренастый, но во всем его облике было что-то резкое и порывистое. Лицо третьего было белым, как молоко.

— Вы что, запасники? — перехватил его взгляд белокурый.

— Да, — кивнул Мишо.

— И мы тоже — Владо, Руси и я — Георгий, — представил товарищей и себя коренастый крепыш.

Третий ничего не сказал, он был занят едой — нарезав мелкими кусочками хлеб и брынзу, он осторожно отправлял их в рот и сосредоточенно жевал.

«Наверно, у него нет зубов», — подумал Мишо.

Дальше все пятеро ехали вместе и случилось так, что они попали в один взвод.

Лагерь Второго дивизиона 9-го артиллерийского полка располагался на берегу речушки, на другой стороне высились горные склоны, заросшие молодым дубом и грабом. В летние звездные ночи, позади огораживающей лагерь колючей проволоки стояла настораживающая тишина, нарушаемая, время от времени, тяжелыми шагами часовых.

Противоречивые чувства боролись в душе Лалю Бижева, находившегося в карауле. Тишина влекла его к себе, но в тоже время долг службы заставлял его вслушиваться в нее так, как будто она была ему враждебной. Душа его томилась от несоответствия между тем, чего ему хотелось, и тем, что он должен был делать. Тоскливое настроение постепенно овладело им. Все ему было в тягость — и винтовка, которую он держал на весу, и эти скрипящие сапоги, которые словно указывали на его местонахождение подкрадывающемуся в темноте врагу. Он нащупал пальцем холодную скобку спуска. Тишина, с которой ему вначале так хотелось слиться, начинала казаться ему опасной. Он часто посматривал в сторону палаток, с нетерпением ожидая, когда прозвучат шаги разводящего.

Одинокий выстрел разорвал тишину… за ним прогремел другой…

Поднятые по тревоге солдаты перешли речушку и, развернувшись цепью, пошли вверх по склону горы. Лалю Бижев приглядывался к солдатам, стараясь найти в цепи земляка, так бы он почувствовал себя более уверенно.

— А, это ты? — услышал он в темноте знакомый голос и радостно улыбнулся.

— Ты же был в карауле. Чего ты пошел? — спросил Ангел Христов.

— Фельдфебель видел меня, но ничего не сказал, я как и все…

— Вот дурень. Ежели бы мне так повезло… А теперь ползай в темноте по этим скалам, может быть, наберешься ума.

Мишо Бочваров придвинулся, глянул на унылую физиономию своего земляка и попытался его защитить:

— Приказ выступать был для всех.

Цепь вышла на гребень.

— Вперед, не отставай! — раздался голос командира взвода. Стрельба почти прекратилась, но Лалю продолжал пригибаться, продираясь сквозь кусты. Вдруг, прямо перед собой, он увидел ползущего на боку человека и, не отдавая себе отчета в том, что делает, прыгнул и навалился на него. Человек застонал и вцепился ему в горло, отталкивая от себя. Лалю приподнялся, мотая головой. Человек сжался в комок и, развернувшейся пружиной, ударил Лалю ногами. Тот опрокинулся навзничь.

— Эй! — закричал Лалю, — и в тот же миг кто-то тенью метнулся к человеку. Поднявшись, Лалю увидел, что Ангел Христов, прижав коленом лежащего ничком человека, заворачивает ему руки за спину. Подобрав винтовку, Лалю шмыгнул в кусты. Прибежал командир взвода.

— Кто его поймал? — спросил он.

— Я и он — Лалю Бижев, — ответил Ангел Христов.

— А где же он? — спросил взводный, ища глазами Лалю Бижева. Но того уже и след простыл.

Солдаты связали пленного, который оказался тощим подростком и притом раненым.

Над горами безучастно разливалась заря.

Буцев разорвал пакет и, по старой привычке, сначала посмотрел на подпись, затем прочел приказ.

— Приказано расстрелять пленного, — сказал он.

— Так точно! — не скрыл своей осведомленности адъютант.

— Но почему его не затребовали для допроса.

Адъютант только повел бровями, как бы говоря: «Мне не позволено знать о намерениях начальства».

— Доложите, что будет исполнено.

— Слушаюсь, господин майор! — адъютант понял, что разговор окончен, и повернулся кругом…

Буцев равнодушно воспринял сообщение о том, что при перестрелке взяли пленного, и даже забыл о нем, послав донесение в штаб полка. Но сейчас он заинтересовался пленным, не понимая, зачем нужно было так спешить с его расстрелом, и потому быстрыми шагами направился в лазарет.

Пленный лежал на койке. Полоса бинта перехватывала его каштановые волосы. Большие глаза и мягкие черты лица делали его похожим на девушку.

— Господин майор хочет поговорить с тобой, — врач взял раненого за плечо, пытаясь заставить его встать.

Парень только приподнялся на локтях. Буцев видел, что это не военный и недовольно поморщился. Сел на табурет и снял фуражку.

Парень снова опустил голову на подушку и губы его покривились, будто он пытался улыбнуться.

— Где был расположен ваш отряд? — спросил его Буцев, испытывая какую-то неловкость.

— Меня сразу ранило и я спрятался в кустах.

«Сущий ребенок», — подумал Буцев и неожиданно для себя спросил:

— Что вас, крестьян, заставило покинуть свои дома, хозяйства и уйти в лес?