П-21 посмотрел в сторону моста немного дольше, чем я хотела бы, но потом покачал головой. — Нет. Я не думаю, что сделаю это сейчас. — Затем он отодвинулся и одарил черного единорога улыбкой. — Так… если тебе нравятся жеребцы… почему… — Он махнул неопределенно копытом в сторону Звёздного дома.

— Ты имеешь в виду Арлосту? Я был едва старше жеребенка и старшая, мощная кобыла взяла меня в свою постель. И она была, как ты… смущена, и ей было больно… так что я никак не мог сказать ей «нет». Я не скажу, что это был по принуждению, но она была первой кобылой, в которой я был когда-либо заинтересован. И последней.

«Хорошо. Похоже, мне пора сваливать!»

— Ну а Блекджек?

«Или остаться! Черт возьми, П-21. Почему ты должен был спросить это?»

— Нет. Не в обиду Блекджек, но я никогда не смог бы быть в отношениях с ней. Она слишком… саморазрушительна, — сказал мягко Священник, но с твёрдостью, заставившей мой круп упасть на пол. Ещё один поцелуй, и я начала уползать, лицо горело в смущении. Я определенно не хотела больше ничего слышать. Затем… — Нравится ли тебе Блекджек?

Я бросилась обратно так же тихо как зебра, высовывая голову за угол, чтобы снова взглянуть на пару. «Хорошо! Может быть, я должна поторчать тут подольше. На всякий случай».

Я прикусила левую переднюю ногу, просто чтобы убедиться, что я не говорила, когда мои уши дернулись.

«Он не мог. Он не будет…»

— А за что её любить? — вздохнул П-21.

«Что?».

— Она спасает пони. Она спасёт весь мир, если сможет. Я даже не могу сделать это для себя на десять минут. — Он закрыл глаза. — Я просто хочу не ненавидеть ее так сильно. — От этого моя кровь похолодела, пока я не услышала, как он поперхнулся, немного свернувшись калачиком. — Я просто хочу понять, что я должен был чувствовать! Я привык ненавидеть. Я ненавижу так чертовски сильно. И я чувствую себя ужасно, ненавидя моих друзей! — Сказал он, прижимаясь лицом к шее священника. Черный пони нежно обнял его. — Я такой плохой пони… а она… она такая хорошая, что это больно! Но, при этом, она убила его… Мне следовало бы ненавидеть её! Или нет? Ты не сможешь простить и любить кого-то, кто убил того, кого ты любил! Это… запутанно…

Затем священник спокойно посмотрел прямо на меня! Мои глаза вылезли на лоб в шоке и смущении. Но он медленно покачал головой с улыбкой.

— Первый шаг к исцелению ненависти — признать её. Выгнать её из себя… не дать ей заполнить тебя, пока ты не потонешь в ней. Ты чувствуешь, что ты чувствуешь. Ты делаешь то, что делаешь. И ты не позволяешь страху, стыду и ненависти контролировать тебя. — Он погладил гриву П-21. — Я уверен, что ты сможешь сказать ей, что ты чувствуешь…

Но П-21 зажмурился и покачал головой.

— Я не смогу. Не ей. Не сейчас… нет, пока я не смогу смотреть на неё, не желая убить её. Нет, пока я не могу… без чувств… стыда… — тихо сказал он, дрожа. — Она… она спасла мне жизнь, а часть меня всё ещё хочет убить её… — Он съежился, свернувшись в объятиях Священника. — Что со мной не так?

Священник просто похлопал его по спине.

— Ты в Хуфе, П-21. — «И это всё, что нужно было сказать.» — Я уверен, что когда ты будешь готов… она будет счастлива выслушать тебя, — сказал он, глядя на меня с твёрдым взглядом, требовавшим, чтобы я относилась к П-21 с гораздо большей заботой, чем сейчас. Тем не менее, кусая губы, я кивнула. Я никогда не подниму эту тему… пока он не был бы готов. Священник вздохнул, поглаживая гриву, глядя на жеребца в его объятиях.

П-21 тихо хмыкал, посмотрев в глаза Священника, и Священник ответил тем же.

— Он сказал мне… он сказал мне, что встреча со мной была самым счастливым днем в его жизни.

— Я знаю это чувство, — сказал Священник тихо. И еще раз их губы встретились, и их глаза закрылись, у Священника с добротой, а у П-21 в отчаянии. Вот теперь точно пора сваливать. Я тихо побежала прочь.

* * *

На этот раз, мы провели хорошую ночь в Звёздном доме. Священник зашел ненадолго с П-21, двоица слегка толкалась крупами более, чем несколько раз, стоя близко друг к другу. Пурри принесла покупки для Глори, в основном боеприпасы. Глори сделала обед. Рампейдж притворилась, что отравилась им. Все пони смеялись. Пурри выдала Скотч Тейп «пони-из-стойла-ничего-не-знают» выступление, когда та её спросила, где уборная. Скотч Тейп с горечью пожаловалась на использование туалета на улице, кобылка пообещала принести надлежащую санитарию в Пустошь или умереть, пытаясь. Я подразнила её о наличии кьютимарки в виде туалета, и она была так смущена, сразу проверяя. Лакуна с грустной, одинокой улыбкой спокойно наблюдала со стороны.

Пока я не попросила ее показать несколько фокусов. Вдруг втянутая в центр нашего внимания, аликорнша ничего не могла с собой поделать. «Великая и могучая Лакуна» вызвала небольшую грозовую тучу, поразившую круп Рампейдж, оживила верёвку, подсказавшую о шутке с рабством, заставившую меня краснеть, а Глори улыбаться, и сделала небольшую неоновую иллюзию моего боя с Психошай. Я немного поворчала при ударе в промежность, мои гениталии рефлекторно заболели.

Затем кто-то предложил мне взять контрабас Октавии и поиграть для них. Лакуна и Скотч никогда не слышали раньше моего исполнения, и поэтому я притащила его вниз и встала со смычком. Священник и Пурри все еще казались слабо удивленными тому, что я использовала инструмент без магии. По-видимому, вы просто не были настоящим музыкантом единорогом, если не использовали ваш рог для игры… Я действительно не знаю, что именно я играла, начиная водить смычком из чёрного конского волоса по струнам, но, видимо, это было достаточно неплохо, чтобы заработать топот аплодисментов. Затем Священник встал и подошёл ко мне. Его рог засветился, и скрипка начала играть вместе со мной. Я заметила, что волшебная музыка звучала с небольшим металлическим отзвуком, чем при реальном инструменте.

Бок о бок мы играли, я — ужасно, а он — больше покрывая мои маленькие ошибки. Пурри слушала, прежде чем поднялась на копыта и присоединилась к нам со вторым, более высоким тоном скрипки. Она была определенно гораздо более элегантна и игрива, также как и её музыка, танцевавшая и порхавшая вокруг более серьезных нот Священника. Когда мы закончили песню, я посмотрела на Лакуну с небольшой любопытной ухмылкой.

— Нет, нет, нет… Мы не можем. Мы не должны! — Лепетала она. — Богиня… э-э… я имею в виду… Я не играю!

— Ты знаешь заклинание, не так ли? — спокойно спросил Священник. Фиолетовая аликорнша кивнула. — Ну, тогда, мы хотели бы, чтобы ты присоединилась к нам. Но ты не обязана.

— Не волнуйся, Лакуна. Ты не сможешь быть хуже меня, — сказала я, прислонив мою щеку к грифу инструмента, чувствуя, будто обнимала кого-то. — Так что не волнуйся, если ты не очень хороша.

Медленно, она пошла и встала за нас троих. Я снова левитировала одну из музыкальных книг и пролистала.

— Что бы нам сыграть? — спросила я, смотря на названия. Затем одно попалось на глаза. — Канон Д? Как насчет А, Б, и В?

— Прекрасный выбор, — сказал Священник, одобряя.

— О, да. Это одна из моих любимых. Правда, она не будет таковой без казу Сонаты, — добавила Пурри.

— Да… Мы… Я хорошо её знаю, — прошептала важно Лакуна в наших умах.

Я сделала глубокий вдох, пока брала смычок, глядя на музыку. Медленно ноты начали раскатываться по всей гостиной. Я немного успокоилась, легко задавая ритм для моего инструмента, в то время как он поднимался и опускался так же непринужденно, как и дыхание. Затем Священник начал играть в осторожном, спокойном, серьёзном темпе, его рог постоянно светился, когда он закрыл глаза, играя на слух. Через несколько секунд, Пурри вступила с её нотами, скачущими за нотами жеребца с небольшими вариациями, что красиво сочеталось с его равномерной игрой.

Затем начала играть Лакуна. Она не была хороша. Она даже не была прилична.

Она была захватывающей.