Затем перечислялись имена руководителей трех областных организаций: западной, восточной и центральной. Допрашивающий указал на то место, где был отмечен восточный областной комитет, и заметил: — Смотри, здесь и ты вместе с Луисом Челе, настоящее имя которого, как ты знаешь, Санто Лино Рамирес из Усулутана. С ним ты работала в восточной организации. Смотри, смотри лучше: вот написано «Хосефина», это твой псевдоним. М-м? Что скажешь на это? Неправда ли, хорошая работа? Полная информация о вас.

— А теперь, чтобы она окончательно убедилась, дай ей прочитать описание ее внешности.

Из того же дела они вытащили и дали мне бумагу, озаглавленную «Хосефина». Там было описание моей внешности, манеры ходить, прически и даже говорилось, что я не пользуюсь косметикой, — словом, все самое характерное, что могло бы служить для моего опознания. Кроме того, этот документ содержал мой словесный портрет, который им, вероятно, нарисовал Хуан Хосе Янес. Затем чьи-то показания о характере моей работы в партии. И, наконец, мне дали мою фотографию, ту, что была на настоящем удостоверении и которую они, очевидно, достали в муниципалитете Санта-Аны.

После всего этого Гарай произнес:

— Как видишь, о вас мы знаем много, а лично о тебе — все. Так что будет лучше, если ты начнешь сотрудничать с нами, и первое, что ты должна сделать, — это сказать нам свое имя.

— Мое имя написано на удостоверении, которое лежало в сумке.

— Хватит мне тут плести чушь с этим именем! — вскипел Гарай. — А чтобы ты удостоверилась, что мы действительно знаем, кто ты, мы приведем сюда кое-кого, и он тебе скажет, кто ты. Приведите Валье, чтобы он ей сказал, кто она есть. Ты же знаешь Валье, да? Это он на тебя донес; он знает тебя хорошо и подтвердит, что мы имеем о тебе всю нужную информацию. Это тот, которому ты, показывая место в Сан-Мигеле, где похоронен Амилкар, сказала: «Когда революция победит, мы сможем похоронить Амилкара там, где он того заслуживает».

Услышав так точно переданные свои слова, я почувствовала, как внутри у меня похолодело. С самого начала, когда я увидела его в машине, на которой меня увезли, я думала, что они специально так сделали, чтобы я увидела его при моем аресте. Ведь при всех наших с ним разногласиях политического характера я никогда бы не думала, что именно он может выдать меня. Что же он может сказать, когда его приведут сюда? Мысль о приходе Валье меня пугала, но одновременно я чувствовала, как рушились мои представления о нем. В эти мгновения у меня перед глазами пронеслись воспоминания о том времени, которое соединяло нас узами товарищества, о том тепле и доверии, с которыми мы к нему отнеслись, когда он еще был в нашей организации. Все это вдруг вызвало у меня безграничную грусть и подавленность.

«Что он может сказать? — думала я. — Как его собираются использовать против меня? Хорошо ли он понимает, что делает?»

Сколько вопросов пронеслось у меня в голове за то время, пока я ждала появления Валье! Но одно было бесспорно: информация, которой они располагали, соответствовала действительности.

Прошло несколько минут, и я услышала приближение торопливых шагов, которые затем остановились около комнаты, где я находилась.

— Введите его. Валье, кто эта женщина?

— Тибурсия.

Последовал новый вопрос:

— Это она приговорила тебя к смерти?

— Да, — ответил Валье, — она, и поэтому фракция инакомыслящих[5] должна отомстить не только за смерть Карлоса Умберто, но и за многое другое.

Тот же голос спросил его:

— Хочешь переспать с ней этой ночью? Мы тебе ее даем.

— Да, — ответил Валье.

А тот, кто вел допрос, продолжал:

— Посмотри, как Валье дрожит. Посмотри, как он тебя ненавидит, потому что ты хотела его убить. Так что сегодня ночью ты будешь спать с ним. Тебе этого хочется, не правда ли?

Я ничего не ответила.

Он продолжал настаивать:

— Так ты хочешь переспать с Валье?

Я снова промолчала.

— Валье говорит, что уже давно мечтает переспать с тобой, а поскольку он вел себя хорошо, мы доставим ему эту радость.

Затем распорядился:

— Уведите его.

После ухода Валье полицейский снова стал задавать вопросы:

— Мы уже знаем о тебе многое, и будет лучше, если ты начнешь с нами сотрудничать. Мне уже надоело твое вранье. Ну, скажи мне, как тебя зовут, и ты заработаешь очко в свою пользу, а мы дадим тебе отдохнуть.

Я ответила:

— Если вы уже знаете, как меня зовут, зачем вам нужно услышать это от меня?

— Просто мы хотим знать: готова ли ты сотрудничать с нами. Итак, скажи нам свое имя. Мы уже знаем, где ты родилась. Знаем о тебе все, даже кто твоя бабушка. Все-все знаем.

— Хорошо, — сказала я, — если вы уже знаете обо мне все, зачем я буду повторять? К тому же для чего вы вообще меня допрашиваете?

И так продолжалось целый час: имя свое я им не называла, а они настаивали, угрожая побоями, но не исполняя своих угроз. Полицейские не хотели, чтобы я потеряла сознание, ибо надеялись получить от меня информацию.

— Слушай, — наконец, не выдержал ведущий допрос, — из-за тебя мы потеряли немало времени. Ты его специально тянешь, чтобы дать возможность остальным уйти с явки в Сан-Мигеле. Ведь наверняка Чон находится в Сан-Мигеле. Он должен был уйти туда после того, как мы сели ему на хвост. Или он вам не сказал, что мы его засекли? Он был вынужден бросить красный пикап, в котором ездил в тот день, в районе стадиона «Белый цветок»; но в следующий раз мы его схватим, этого «петушка». Он укрылся в Сан-Мигеле, да? И сейчас он там, поэтому ты хочешь выиграть время, чтобы он и все, кто там с ним, ушли…

— Тогда, — произнес кто-то рядом, — принесите показать ей альбом с фотографиями.

Несколько минут спустя мне снова велели приподнять повязку, чтобы посмотреть этот альбом. Через мгновение я держала в руках папку, на которой было написано «Альбом РАН»[6]. В нем находились фотографии некоторых из тех, за кем репрессивные органы Сальвадора вели настоящую охоту.

Страницы альбома были из белой бумаги, в центре каждой находилась фотография; одни фотографии маленькие, как на удостоверениях, другие — увеличенные. В большинстве своем это были фотокопии с карточек из Бюро гражданской регистрации[7], то есть с личных дел, которые заводятся на граждан, зарегистрированных в данном районе. Они добились этого благодаря тому, что на последних выборах в муниципальные советы правящая партия — Партия национального примирения, — ликвидировав результаты, достигнутые оппозиционными партиями, прибрала к рукам все муниципалитеты. Таким образом она сосредоточила у себя местную власть — в городах и провинциях, — которая вместе с репрессивными органами весьма эффективно стала выполнять задачу слежки за населением.

В соответствии с нашим законом все граждане, достигшие восемнадцати лет, обязаны регистрироваться в муниципалитете по месту жительства. Именно из архивов муниципалитетов органы безопасности получают всю необходимую информацию (фотографии, отпечатки пальцев, адреса, имена и т. д.), которую используют для организации похищений честных граждан. Но прибегают они к этому источнику получения информации незаконно, ибо, когда их представители приходят за той или иной личной карточкой, они не предъявляют никакого документа с санкцией прокурора.

В указанном альбоме были фотографии Рафаэля, нашего товарища Луиса (Санто Лино Рамиреса), Мисаэля, Маргариты, Софии, Себастьяна и его жены Хетрудис, Чона и других, словесные портреты, сделанные свидетелями некоторых операций, и, наконец, фотографии всех погибших в боях товарищей, многих из которых они так и не сумели опознать. А неопознаны эти товарищи были потому, что их родственники, как бы больно им ни было, не забирали и не хоронили тела, дабы лишить репрессивные органы возможности проводить расследование. Так они оберегали от подозрений и арестов не только остальных членов семьи, но и революционную работу народа. Подобным образом и должна поступать семья товарища, погибшего в бою. Позже всем тем, кто отдал свои жизни за освобождение народа, мы сможем по всей справедливости воздать почести, которые они заслужили.