По началу у этой организации не было названия. Земляне называли его просто и бесхитростно – «сопротивление», но никогда не писали его с большой буквы. Главной целью организации являлось выживание азурцев с планеты при помощи страха и террора, и обретение для землян свободы – от ига инопланетных «прогрессоров», от руководства пришельцами, от уничтожения культурного наследия. И последнее было немаловажно, ведь одним из пунктов «прогрессорства» в «Кодексе развития новых территорий» значилось «уничтожение и разрушение объектов псевдокультуры, направленной своим воздействием на сознание путём гибельной агрессивности». Правда, что такое «гибельная агрессивность» каждый прогрессор мог понимать по-своему. И, что самое обидное для землян, – объекты культуры Земли должны были быть заменены на азурские: азурские книги, фильмы, картины, компьютерные игры… Члены сопротивления желали для Земли своей собственной судьбы, возможности для землян самим вершить свою историю. До определённого времени «страх и террор» не были тотальными – сопротивление занималось лишь разрушением азурской инфраструктуры, саботажем технических объектов, «сопутствующие жертвы» сопротивление позволяло лишь в отношении СБА. Но лишь до того момента, пока на одной из закрытых планет, куда вывозили землян, не произошла техногенная катастрофа, и тысяча землян погибла на захолустной и малоизученной планете Ксе́нто. Тот день для землян стал днём траура, и с тех пор он стал называться «Лиловым Днём» – в ознаменование цвета выработанной породы на горных разработках той планеты. «Лиловости» в траур добавляло и то, что практически все земляне, вывезенные на Ксенто, вывозились через территорию бывшей Франции, чьи древние короли в случае траура носили лиловый цвет. В годовщину трагедии каждый землянин носил лиловые одежды.
И это вновь не добавило взаимопонимания с Азуром. Ответной мерой со стороны службы безопасности стало запрещение лиловых оттенков одежды в любой день, кроме Лилового Дня – он стал поблажкой в честь уважения погибших. Данный цвет стал выражением ненависти к оккупантам и выражения симпатии к сопротивлению. Недолго думая, сопротивление подхватило этот цвет в качестве собственного знамени, и теперь везде, где это было возможным, после акции устрашения или террористического акта, на месте преступления оставлялся маленький лиловый флажок или кусочек лиловой ткани. С тех пор сопротивление получило собственное имя: они стали Лиловыми.
Масла в огонь противостояния подлила попытка неудачного побега группы землян с планеты. Им удалось захватить челнок и произвести несанкционированный взлёт, однако, на самом выходе из стратосферы их челнок, в силу того, что не отвечал должным образом на запрос спутника СБА, был сбит протонной торпедой, пущенной тем же спутником, и вместе со всем экипажем и пассажирами рухнул в Тихий океан. Как удалось группе из двадцати человек и пятёрке пилотов, несвязанных с Лиловыми, проникнуть на космодром, разместиться в челноке, да ещё и взлететь без ведома диспетчера, оставалось загадкой для Службы Безопасности до сих пор. С этих пор Азур пошёл на крайние меры, ещё больше отгородив Землян от изведанной области галактики. Первой – и самой главной – мерой стало введение на орбиту Земли системы охранных спутников. Челноку, попавшему под удар торпеды, можно сказать, не повезло, что «эсбэшный» спутник оказался рядом – он был всего один на земной орбите. Теперь их вокруг планеты насчитывалось несколько десятков тысяч. Каждый из этих спутников располагался в углах воображаемой сетки. Спутники помещались на геостационарной орбите и от каждого спутника к двум соседним под углом девяносто градусов друг к другу были направлены узкие световые пучки высокой мощности – чтоб их можно было наблюдать с тверди. Издали, при подлёте к планете, казалось, что Земля опутана некоей сетчатой оболочкой. И правда, эту сетку можно было увидеть с поверхности планеты, она слабо светила днём, и её можно было разглядеть, если присмотреться, а ночью она была ярче звёзд, и теперь каждый землянин стал понимать крылатую фразу «небо в клеточку». Земляне назвали эту систему спутников «Саркофаг» и ещё больше возненавидели Азур. Практически, конечно, Азуру хватило бы сотни-другой спутников, для равномерного расположения на орбите и слежения за кораблями. Метод этот, видимо, имел больше устрашающий эффект, чем практический.
В интернате Ян подружился с Мишелем Россини. Мишель был моложе Яна на два года, но полностью разделял его идеи и действовал точно так же, как Ян. Ян помог Мишелю попасть в подполье и протащил его «наверх» за собой. Их объединяло одно – ненависть к врагам, а в остальном это были настолько разные люди, что окружающие удивлялись – как они сошлись. Мишель был импульсивен и горяч, Ян – спокоен и рассудителен.
После интерната, помимо обязательных работ по государственному распределению Азура, Ян полностью занялся нелегальной работой: саботаж, террористические акты, диверсии и погромы были его прямой задачей. Однако, после почти свершившегося провала операции в «Идальгере», всем участникам той операции пришлось «залечь на дно». Прошёл почти год, прежде чем центр сопротивления, именуемый Лиловыми в обиходе просто «центр», вновь вызвал Погорельского на явку в пассажирский космопорт «Нотре́к».
Схема вызова была следующей. Ян (вообще любой член боевой группы) получал короткое текстовое сообщение по любому каналу связи с одним единственным словом. Это слово в данном сообщении являло собой условное обозначение некоего места, где должна была храниться шифрованная записка, но при этом слово не указывало на местность напрямую. Например, слово «фаянс» говорило о том, что записку следует искать в потайном хранилище в скамейке, в той ножке, что стоит ближе к урне. Записки писались на обычной бумаге обычными чернилами – чем меньше технологий применялось при передаче данных, тем надёжнее, по мнению центра, хранилось послание. Каждая записка представляла собой набор строчек, полностью состоящей из чисел, где в начале каждой строки следовал ключ для её расшифровки. Для дешифровки последний раз использовали роман Хемингуэя «По ком звонит колокол», изданный на английском языке, при этом в шифровке ключи к декодированию строк указывали на номер страницы, а каждое последующее число – на номер знака на данной странице. Шифровальный блокнот менялся каждые два месяца, и до сих пор единственные шифровки, которые получал Ян – это сообщение о том, в каком потайном месте лежит новый блокнот. Вызов на явку был для него неожиданностью – он рассчитывал, что центр вскоре откажется от его услуг и вовсе перестанет выходить на связь. Но разве бывают бывшие партизаны? И вот сейчас он стоял у входа в космопорт, ожидая явки.
Живая зелень вокруг космопорта – разве такое может быть? Совершенно не смотрится она на фоне космических кораблей, здания гостиницы и ресторана. Ян стоял на самом краю бетонной тропинки и вглядывался в снующих букашек. Он сам не мог понять, откуда в нём вдруг взялась эта душевность? Почему он вдруг стал таким? Где его былая холодность, где расчетливый ум? Если бы существовали ещё на Земле психоаналитики, он бы непременно к нему заглянул, но их нет, они – пережитки старого, «агрессивного», общества.
– Пассажирский рейс ноль-ноль-четыре «Планета Тахи́к – планета Земля» прибывает через четыре минуты, – сообщил диктор космопорта на азурском стандартном языке.
«Вот тоже работка неблагодарная…» – решил Ян. Он развернулся и пошёл к зданию ресторана. Сверху безжалостно палило Солнце. «Быстрее, быстрее внутрь, к кондиционеру!» Внутри было прохладно. Ян с удовольствием подставил расстегнутый ворот рубашки струе живительной прохлады. Воздух задувало под одежду, стало намного лучше, чем на бетонной жаре, на улице. «Простужусь – и пусть! – подумал Ян, – Так даже лучше. Что-то мне не хочется чем-нибудь заниматься. К дьяволу все обязанности, всех врагов! Надоело всё!»
Есть не хотелось – от жары томила жажда, Ян заказал себе сок. Хотя заказал – это не совсем точно сказано. Вдоль стены стояли терминалы, сильно походившие на железные шкафы, принимавшие заказы. Он подошёл к такому шкафу, вслух заказал себе сок и возвратился к своему столу. Через некоторое время обслуживающий робот должен был привезти ему заказанный стаканчик сока.
