Джейми стоит в холле изваянием. Он не говорит ни слова. Просто злится? Смущается? У него высокое артериальное давление? Я не знаю.

Я больше не могу это выносить, не могу быть свидетелем непрошенных перемен. Я чувствую себя ужасной, виноватой и, в общем-то, охрененно смущенной.

— Ты… Ты не следовал правилам, идиот, — выпаливаю я, и мой голос внезапно ломается.

И тогда я убегаю по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, дважды подворачиваю ногу и врываюсь в бабушкин коридор, пока Джейми обреченно глядит мне в спину.

Что случилось? Сначала я чувствую странное притяжение к Лео, а потом Джейми признается мне в чувствах.

Сегодня, должно быть, полная луна. Возможно, вся эта дикость из-за приливов, звезд или еще чего. Я поднимаюсь к окну наверху и сразу выглядываю наружу, устремляя взгляд на ночное небо. Но луна не полная. На небосклоне обыкновенный месяц.

Я пересекаю коридор судьбы, который сейчас совершенно пустой и больше не представляет опасности, и поднимаюсь в свою комнату. Яростно срываю с себя одежду и белье, быстро принимаю душ, полотенцем подсушиваю волосы и забираюсь в постель к Мистеру Белдингу. Чем раньше я засну, тем раньше исчезнет это тревожное чувство.

Но сон все не приходит. Я даже спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе теплого молока, но это не помогает. Затем я на айфоне слушаю мягкие звуки океана, но и это не приносит толку. В итоге я лежу без сна, мучаясь, ворочаясь, размышляя, томясь и задаваясь вопросами до самого утра.

Глава двадцать седьмая

Влюбленность в выбранного вами мужчину по ощущениям может быть похожа на полет — наслаждайтесь, ведь вы определенно заслужили это. Но будьте осторожны, не теряйте головы. Достойная Женщина должна концентрироваться на цели.

Матильда Бим, руководство «Любовь и Отношения», 1955

После примерно двух часов сна я поднимаюсь в шесть утра и сразу же звоню Валентине.

— Алло? — слышу я заспанный голос. Валентина кажется не до конца проснувшейся. Я думала, все успешные люди встают рано. Так всегда говорила Саммер, когда я поднималась позже десяти часов.

— Йоу, Валентина. Это Джесс. Простите, что разбудила, я перезвоню позже.

— Джесс? Я проснулась, подожди. — Я слышу шарканье, и как Валентина прочищает горло. — Джесс Бим, сладкий котенок. Рада тебя слышать. Как дела?

— Прошлым вечером у меня было еще одно свидание с Лео.

— Прекрасно, на этот раз он отвел тебя в какое-нибудь шикарное место? В «Айви»? Ему очень нравится «Айви»...

— Нет, мы ходили в Национальную Галерею.

— Ох! Правда? Он всегда ходил в галерею сам, когда мы…

— Слушайте, Валентина, я хотела спросить, Лео когда-нибудь говорил с вами о его маме?

— Нет, не говорил. Насколько я помню, едва ли он вообще рассказывал о своем прошлом. А почему ты спра… стой… он… Он с тобой говорил о его матери?

— Ага. — Я включаю на телефоне громкую связь и кладу мобильный на одеяло рядом с собой.

На другом конце провода раздается сдавленный вдох.

— Боже, это так необычно. Вообще, он как закрытая книга.

— Говорил ли он с вами о своих рисунках?

— Его рисунках? Ты о чем? Ты о его рекламе?

— Нет, о его набросках.

— Лео рисует? Что он рисует?

— Не знаю, я видела только один рисунок. Старика в лодке.

— Старика в лодке? Рисунок хорош?

— Великолепен.

— Господи, Джесс. Боже мой. Он никогда не говорил мне, что ему нравится рисовать, ни разу за весь месяц. И он поделился этим с тобой? На втором свидании?

Я киваю, хоть она и не может меня видеть.

— Да, мы коснулись этой темы. А затем он сказал мне, что я ему нравлюсь. Что он считает меня оживляющей. Что он, эм, никогда не встречал женщин, похожих на меня. Это нормально?

В разговоре наступает пауза. После чего Валентина возбужденно говорит:

— Это не нормально. Этому неординарному поведению есть только одно объяснение.

— Какое?

— Романтические советы Матильды Бим пятидесятых годов, должно быть, работают. Похоже, они работают прямо-таки магическим образом. Я подозревала, что они могут работать, но это превосходит все ожидания! Матильда, наверное, в восторге. Ого. Продолжай в том же духе, Джессика-разумница, — продолжает Валентина радостно. — Подлый Лео Фрост заслуживает всего, что с ним случится.

— Разве? Точно заслуживает? — уточняю я, чувствуя легкий укол вины в сердце.

Валентина понимающе смеется, и звук ее смеха громко раздается из динамиков телефона, эхом разносясь по всей комнате.

— Ох, сейчас он, может, и продемонстрировал тебе другого себя, Джессика, но подумай обо всех женщинах, что были до тебя. О тех, кого он отшвырнул, с кем вел себя, как с трофеями, не показывая свои рисунки. Ты делаешь это ради них. Ради всех женщин Лондона. Будь сильной. Ты воительница, Джессика. Воительница.

Тогда я думаю обо всех разбитых сердцах. Разбитых сердцах и других опасностях. Думаю о разбитом сердце моей матери.

— Хорошо, — отвечаю я решительно, кулаком ударяя по пуховому одеялу.

Я, Джессика Бим, — благородная и истинная охотница на грубых и жестокосердных мерзавцев с притягательными ртами.

— И пиши, — подталкивает меня Валентина. — Записывай все для меня. Абсолютно все. Пиши как ветер, моя голубка!

— Конечно. Буду писать как ветер, сто процентов. Спасибо, Валентина.

— Всегда рада. Держи меня в курсе, утенок.

— Обязательно.

— И, Джесс?

— Да?

Голос Валентины становится низким и хриплым.

— Уничтожь эту крысу.

— Ага. Само собой. Приложу все силы.

Повесив трубку, я поворачиваюсь к разлегшемуся на другом конце кровати Мистеру Белдингу.

— Во что, мать твою, я встряла? — спрашиваю я у него, вскидывая руки в воздух.

Он отвечает вылизыванием своего зада.

— От тебя никакого толку, — ворчу я и отправляюсь в ванную комнату, чтобы пописать.

Странное ощущение нервозности, что я испытывала прошлой ночью, возвращается обратно, и мне крайне необходимо проветрить голову. Лучше секретного бега не поможет ничего.

Я переодеваюсь в костюм для бега и спускаюсь вниз настолько тихо, насколько только могу. Теперь-то я знаю, какие половые доски скрипят, потому перескакиваю и двигаюсь, словно танцую ирландскую джигу.

Внизу в холле я натыкаюсь на Пич в длинном бледно-желтом платье: она выходит из кухни с чашкой с кофе в руках, а во рту, между губами, у нее зажат тост. Черт, мне-то казалось, все еще в своих кроватях.

Пич задыхается от удивления.

— Джесс, как ты рано! В чем дело? Что-то не так? Тебе снова нездоровится?

Затем она замечает мой наряд из лайкры, кроссовки и хмурится.

— Ты отправляешься на пробежку? Но я думала, Матильда сказала тебе не бегать, чтобы икры не стали мускулистыми.

Я закатываю глаза и начинаю растягиваться, держась за лестничные перила.

— Мои икры шикарны, понятно? В них проблем нет. Благодаря бегу я чувствую себя лучше. Не говори ей, что видела, как я ускользаю, хорошо?

— Ты хочешь, чтобы я хранила твой секрет?

— Ты не против? Если бабушка узнает, она расстроится, а она не расклеивалась целых два дня. Будет круто, если так будет продолжаться.

— Наш первый официальный секрет, — почти шепчет Пич, улыбаясь самой себе. Затем она ставит чашку кофе на край стола и выдыхает через нос. — Я сохраню твой секрет, Джесс. А вообще, я пойду на пробежку с тобой. Поучаствую в твоем обмане.

— О, нет, ты не обязана. Я тебе верю.

— Мне бы хотелось.

— Но… я бегаю одна. Долго бегаю.

— Тебе больше не нужно бегать одной, — говорит Пич рассудительно. — Теперь у тебя есть Леди Пи. Я побегу с тобой. Пойду переоденусь. Встретимся снаружи через пять минут.