В редакции об этом знали и открыто над этим подтрунивали. Долотова, готовя к 70-летию журнала юмористическую стенгазету, поместила туда двух птенчиков в од­ном гнездышке, которым приделала фотографические лица Розы Всеволодовны и Залыгина. Предварительно показала газету главному; он остался доволен...

— Трех редакторов пересидела! — как-то сказал я ему о Банновой с искренним восхищением. (До Залыгина она работала секретарем Наровчатова и Карпова, а на­чинала, кажется, еще при Косолапове.)

— Ну, меня-то еще не пересидела! — задорно откликнулся Сергей Павлович...

Когда суета вокруг отдела прозы была в разгаре, Залыгин вдруг слег в больницу — у него открылось желудочное кровотечение. Из больницы звонил Розе Всеволодов­не, изредка мне, но я старался его редакционными проблемами во время кратких разговоров не волновать.

А между тем Долотова заявилась и ко мне. Поделилась, что Малецкий крепко сдру­жился с Мишей Бутовым, что по церковной части он во всем заодно с Роднянской и, в общем, такой же еврейский мальчик, как и его приятель Юра Кублановский...

— Как, и он тоже?!.. — невольно вырвалось у меня.

— Я ничего не имею в виду плохого: у меня у самой муж еврей, сын, можно ска­зать, еврей... Но Кублановский постоянно у нас, прямо-таки не выходит из отдела.

Думаю, все это доводилось и до Залыгина.

На общую картину наложился еще один казус. Одной из первых вещей, которую Малецкий предложил и упорно отстаивал в журнале, была повесть Юрия Кувалдина. Кувалдин руководил издательством "Книжный сад", он был отчимом Миши Бутова и выпустил его первую книжку, не раз печатал в "Новом мире" свою прозу. Однако но­вая вещь не удалась. Первым ее отверг Василевский, пришел поделиться со мной:

— Ситуация просто комическая. Малецкий хочет напечатать повесть во что бы то ни стало, потому что в издательстве Кувалдина у него готовится к выходу книга. И там же должна появиться книга Костырко!

У меня голова пошла кругом от обилия "случайных" совпадений. На это Василев­ский и рассчитывал.

Я не думаю, что для Малецкого, крепкого писателя, которого охотно печатали лучшие журналы, эта книга была так важна, что ради нее стоило идти против совести; скорее уж, он так понимал в этой ситуации свой долг. Однако неуместная настойчи­вость переполнила чашу терпения и без того настроенного против него Залыгина.

Малецкому было объявлено, что он не выдержал испытания в качестве заведующего. Я всеми силами удерживал его в журнале и уговорил Залыгина заключить с ним контракт.

Таким образом, отдел прозы опять остался без руководителя в составе теперь уже четырех рядовых сотрудников: Долотовой, Бутова, Марченко и Малецкого.

6 декабря, в свой день рождения, Залыгин оторвался от маленького общередакци­онного торжества по этому поводу в буфете и позвал меня к себе в кабинет. Дела с прозой совсем плохи, заявил он, поэтому было бы крайне желательно, чтобы я, оста­ваясь его заместителем, сам возглавил отдел.

Известие, надо сказать, застало меня врасплох, а момент для него был выбран весьма тонко: после рюмки коньяка, сидя за приятной беседой с почтенным начальником в день его рождения, отказать очень трудно. Первое, что пришло в голову, — мне будет физически тяжело справиться с большой дополнительной нагрузкой, учитывая существующий объем работы. Он возразил, что подумал об этом: часть моих технических обязанностей я передам Василевскому, а рукописями других отделов займется он сам.

Это напоминало отправку провинившегося партработника в отстающий колхоз. Даже если мне хватило бы сил этот падающий "колхоз" поднять, я вовсе не был уве­рен, что мне позволят это сделать. С одной стороны, сложный, дезориентированный перетрясками, фрондирующий коллектив отдела; с другой — "теневой кабинет", рев­ниво следящий за каждым моим шагом. Моя работа в качестве редактора отдела авто­матически поставит Василевского надо мной: он станет принимать от меня рукопи­си; он будет решать их судьбу, во всяком случае, попытается влиять, используя свои излюбленные приемы. Что касается других отделов — перейдя под невнимательный и выборочный контроль Залыгина, они вернутся в то состояние, которое существо­вало в журнале до меня и с которым я, оставаясь в редколлегии, никак не мог сми­риться. Для того ли он меня призывал?

Не уверен, что я сумел сразу выстроить в разговоре с Залыгиным логику всех воз­ражений, но о двух вещах точно не забыл: во-первых, что мое назначение должно быть кратковременным, до подыскания подходящей кандидатуры заведующего, чем я и хотел бы немедленно заняться, получив на то полномочия; во-вторых, что я хотел бы сам подобрать себе сотрудников в отдел. В частности, сказал, что не вижу возможно­сти работать с Натальей Михайловной Долотовой, а из оставшихся предпочел бы сохранить Марченко и Малецкого.

Залыгин ответил, что ему самому надоели бесконечное сидение Долотовой в при­емной и ее пересуды. Что он зря послушал Розу, взяв Долотову на работу во второй раз (однажды она сама увольнялась, надолго уехав к родственникам за границу). Что в отношении подбора кадров дает мне полную свободу, это мое право, а как долго такое состояние продлится — покажет жизнь, но в любом случае оно временное.

На другой день, как только я появился на работе, вдруг накинулась на меня Роза Всеволодовна:

— Чего вы боитесь? Вы же сами жаловались, что сидите после них над рукопися­ми! Вот и продолжайте править. Заодно присмотрите за Натальей Михайловной, зас­тавите ее работать аккуратнее...

У Банновой не было случайных оговорок. Это означало, вопреки вчерашней дого­воренности с Залыгиным, что Долотова остается в отделе.

И почти сразу мне на стол легло заявление об уходе от Марченко. И Малецкий, придя, сказал, что Залыгин его все-таки увольняет, совсем. Оба не скрывали обиду.

Между тем приказ о совмещении уже оказался подписанным.

— Это большая ошибка, — сказал я Розе Всеволодовне, допуская, что план мог исходить от нее и уж во всяком случае был с ней согласован. — Помогите мне убе­дить Сергея Павловича отменить приказ. Так будет лучше для журнала и для всех нас.

Она обещала поговорить. Зайдя к Залыгину после нее, я увидел, что его подгото­вили прямо наоборот — он был в ярости.

— Я не собираюсь отменять приказа! Пишите объяснение, почему вы отказывае­тесь его выполнять.

— Потому что вы сами не выполняете наших с вами договоренностей.

Препирались долго. Залыгин переменил тон только после того, как я, потеряв всякую надежду, вскочил с кресла и направился к двери.

— Ну, на каком основании, скажите, мы можем уволить Долотову? Или Бутова?..

— Если вы не считаете это необходимым — не надо увольнять. Дайте мне две недели на поиски заведующего отделом, и я его найду.

— Ищите.

Роза Всеволодовна дулась. Залыгин все-таки переговорил с Долотовой и убедил ее уйти на договорные полставки — "чтобы не сидела здесь", как объяснил он мне. Я же кинулся разведывать возможных кандидатов. В тогдашней наивности своей посо­ветовался с Василевским, стал при нем вслух рассуждать: может быть, критик Влади­мир Новиков? или Александр Михайлов-младший, который журнал "Соло" издает?..

Новиков в ту пору работал в "Общей газете". Сам идти отказался, но неожиданно предложил... свою жену. Бесхитростно и уверенно, как бы я никогда не сумел. Откро­венность-то и подкупала. Я согласился встретиться с незнакомой мне Ольгой Ильи­ничной, хотя понимал, конечно, что на заведование отделом она не тянет (нужно было, помимо редакторского опыта, привлекающее авторов имя).

Михайлова я немного знал — он приносил в "Странник" рукописи начинающих прозаиков. Это был, несмотря на молодость, опытный редактор, когда-то служивший у Ананьева в "Октябре" заместителем. У него были широкие литературные связи. Со своим "Соло" он попал примерно в такое же тяжелое положение, как я со "Странни­ком", однако сумел продержаться.