Заседание у них длилось долго. Пусть подгорит у меня именинный пирог за пять минут до прихода гостей, если на повестке дня у них не стоял вопрос «Объяснение в любви». Они ворковали и ворковали, а я все пила и пила свой чай. И когда я начинала подозревать у себя водянку, Берта стала прощаться. МХ, как истинный джентльмен, встал. Берта покачала головой, мол, провожать не надо. Он покивал: да, мол, конспирация. Она ушла. Он закурил, вынул из нагрудного кармана какие-то листки, согнул их пополам, разорвал, еще раз согнул, разорвал. Эй, ты задумал заняться оригами? Давай быстрее, меня чай переполняет и в другое место зовет. МХ отправил клочки в пепельницу, чиркнул зажигалкой. Дебелая барменша косо зыркнула на костерок, и МХ быстро локализовал очаг возгорания. Потом он выпил крепкого кофе и был таков.

Не будь я Лизой Троян, если не узнаю о содержании сожженных бумаг. На мое счастье, в пепельнице еще кое-что осталось нетронутым огнем. Проходя мимо интересующего столика, «качнулась», свалила пепельницу. Сделала в сторону барменши виноватую улыбку и переместила пепел с пола в свой карман.

Дома я сложила нехитрую мозаику из останков кремированного документа. Фирменный бланк, название организации не читается — опалено огнем. Зато из фрагментов текста складывались фразы, суть которых мне знакома. Это был договор на оказание услуг частного детектива. На днях Самыкин с моим агентством подписал такой же. Вот и дата, подпись клиента Самыкина. Данные о МХ не сохранились. Так и останется для меня Мистером Икс. Зато просматривались кое-какие циферки, судя по их количеству, номер мобильного. Запоминается легко: 1812 — год крушения надежд Наполеона и 19… ну, неважно какой — год моего рождения.

Итак, что мы имеем? Выудил МХ из воды Берту, увел в кафе, объяснился. Судя по выражению ее лица, признание не было неожиданным. Наоборот. Он сам ее несколько недель морально готовил. Берта ушла одна. Дальше — непонятки. Знает ли Берта о том, что МХ следит за ней по велению Самыкина? Нет, судя по всему, МХ не раскрыл ей карты. В кафе Берта имела взволнованный вид, но волнение было для нее приятным. Разорвать договор — это не только бумажку уничтожить, но и прекратить отношения с клиентом, т. е. с Самыкиным. Интересно, что он на это скажет?

А сказал он следующее.

— Я звоню вам второй раз! Где ваш отчет? Почему я вынужден ждать? — орал в трубку Олег Петрович.

— Еще не вечер. Я хотела позвонить как обычно, в десять.

Я была озадачена: Самыкин первым никогда мне не звонил. У него был только мой рабочий телефон. Значит, добыл домашний. Значит, приспичило.

— Если случается что-то экстраординарное, нужно звонить немедленно!

Тут мои мозги закрутились с утроенной скоростью. Что могло случиться? Воображение рисовало картину: после кафе голубки встретились в укромном местечке, МХ соблазнил Берту и доложил о выполнении задания. Точно! Он знал, что так и будет, и договор порвал как не имеющий значения, отработанный наряд. А Самыкин ждет моего подтверждения грехопадения его жены.

— А что, собственно, произошло? — осторожно спросила я.

— Это вы должны сказать, что произошло и где сейчас моя жена.

Оба-на! Берта пропала. Значит, возмущение Самыкина вызвано не докладом МХ о том, что случилось то, что должно было случиться с его женой, а отсутствием жены как таковой. И он не знает, где она. Я, кстати, тоже. Возможно, сейчас, в это самое время, когда встревоженный муж мечется в поисках Берты, она с МХ… Я почувствовала, как тонок подо мной лед.

— Я звонил в спорткомплекс, и мне рассказали, как она ушла оттуда за полчаса до окончания сеанса. Есть у вас тому объяснение?

— Разумеется. Вода сегодня холодная (истинная правда). Я, например, тоже очень замерзла (опять истинная правда). Ваша жена действительно не стала плавать полный час. Она ушла греться в «Черный кофе» (пусть бросит в меня камень тот, кто скажет, что Берта не пила кофе в этом кафе). Вот и все.

— Все?! А где она сейчас, скажите на милость! Может быть, греется? Кто же ее согревает?

Ну, Боже, выручай!

— Понимаете, вода действительно была холодной. И я тоже вслед за вашей женой зашла в кафе. Горячего чая мне показалось мало, ну и… вы понимаете меня? — я заплела язык косичкой. — Короче, я ее потеряла.

Мне ничего не оставалось делать, как оговорить себя и изобразить алкашку.

— Великолепно! За свои деньги я должен выслушивать пьяный бред!

— Ну, команди-ир, — примирительно затянула я.

— Знаете, что, сударыня: если вы и дальше будете действовать в том же стиле, я разорву контракт!

Тут уж я не выдержала и моментально «протрезвела».

— Правильно, с одним детективом разорвете, а другой сам разорвет, — я почувствовала, что весы качнулись в мою сторону.

— То есть? Что значит разорвет? — растерялся Олег Петрович.

Попался! Осталось только подсечь.

— Вам лучше знать, — намекнула я.

— Ну, знаете ли!..

— Знаю, — уверенно сказала я.

Тут Олег Петрович потерял терпение и заявил, что это меня не касается и он желает разговаривать со мной только в присутствии моего шефа.

Перспектива не из приятных. Шеф разборчив в клиентах, но уж если он взялся за дело, асфальт заставит пахать. Как он сам говорит — «Будь добер». Не за интересы клиента радеет — за репутацию ЧОА. Я приуныла. И было от чего. Мадам Самыкина пропала. Клиент недоволен. Сашка на своих соревнованиях упал на третьем круге и выбыл из когорты лидеров. И был еще МХ, который озадачил меня своим внезапным порывом с разрывом.

В воскресенье за обедом, не вынося более моей постной физиономии, сын заявил, что идет звонить Берте. Если трубку возьмет муж, он попросит пригласить ее. По крайней мере, мы узнаем, вернулась ли она домой.

— А Берту Станиславовну можно? — спросил Сашка и включил выносную связь.

— А ты кто? — спросил Олег Петрович.

— Конь в пальто, — буркнул Сашка мимо трубки. Для Олега Петровича предназначалась следующая фраза: — Я — больной. Психически. А Берта Станиславовна занимается со мной тренингом всяким, психоанализом.

— Не доживешь до понедельника? — довольно резко спросил Олег.

— Не-а, не доживу.

— Слушай, малый, кончай валять дурака. И вообще, у Берты Станиславовны выходной, она не обязана…

— А теперь вы меня слушайте. Я стою на подоконнике. Седьмой этаж. И если вы сейчас не передадите трубку Берте, то цифра семь не будет счастливой для меня, да и для вас тоже. Вас обвинят в оставлении в опасности беспомощного ребенка.

Было слышно, как трубку положили на твердую поверхность. Потом трубка отозвалась усталым «Да». При звуках голоса Берты душа моя успокоилась: жена клиента не пропала, вины на мне нет.

— Алло! Привет, это я.

— А, это ты, настоящий мужчина, — узнала Берта.

— Ну да, а кто же?

— Муж сказал, что какой-то сумасшедший.

— Извините, так получилось. Он не хотел передавать вам трубку. А я обещал вам позвонить в воскресенье. Помните?

— Да, конечно. А где ты научился так ловко шантажировать?

— Дело нехитрое. Когда я был маленьким, мало ел. Отец часто говорил: не доешь суп — велосипед полетит в окно. А я ему однажды ответил: выбросишь велосипед — сожгу квартиру. Быстро отстал со своим супом.

Мы с Бертой понимающе помолчали.

— Послушайте, а чего это мы с вами в такой день дома сидим? Пойдемте в лес. Или еще лучше — покатаемся на велосипедах. У меня в подвале как раз есть один запасной, — продолжал мой сынок.

Берта, по которой подиум плачет, на подростковом велике! Ей придется согнуться в три погибели, а коленки будут торчать, как створки турникета в метро. За такое зрелище и гонорара не жалко! Чтобы мой смех не достиг слуха Берты, пришлось закусить ухо мехового льва, сидящего на диване. Берта сказалась больной, извинилась и попрощалась.

— Ну ты артист! — выплевывая фрагменты львиной гривы, сказала я.

— Ничего смешного, — обиделся Сашка. Наверное, он думал, что я смеюсь над его донжуанским порывом. — Если бы она не заболела, то обязательно согласилась. Скажешь, нет?