Издевается. С меня достаточно. Я резко отвернулась к двери и вцепилась в замок, пытаясь открыть его. Тот оказался весьма хитроумной конструкцией, и мне пришлось повозиться. Я дергала за всевозможные крючки и защелки, выговаривая Берте:

— Ну и черт с вами! Мне нет до вас никакого дела, баба с возу — кобыле легче. Разбирайтесь со своим Самыкиным сами. Вы друг друга стоите. Откройте, черт возьми, свой сейф, выпустите меня отсюда!

— Постойте. Что значит «вы друг друга стоите»? — послышалось за моей спиной.

Глянув на хозяйку через плечо, я увидела, как она насторожилась. В приравнивании к Самыкину она угадала не оскорбление, а намек на некоторые обстоятельства. И эти обстоятельства, кажется, давно не давали ей покоя. Именно поэтому она «затормозила» меня. Но мне уже было до лампочки, и я продолжала чертыхаться на замок. Тот, зараза, не поддавался.

— Наверное, мне не стоило так резко с вами разговаривать. Я должна была выслушать вас.

Ах, елки-палки, «должна» она! Надо же, какое одолжение — помолчать пять минут! Как «личное дело» — так выметайся, а как про мужа что-то уловила — так «постойте». Обойдешься. Вари ему макароны и вздыхай о МХ. Но когда я услышала смиренное: «Простите, я была не права», — я отпустила запорный механизм и, буркнув себе под нос: «Вот это другое дело», — снова повернулась к Берте.

— Извините, вы не представились… — начала она голосом кротким, как у послушницы.

— Лиза, — подсказала я.

— Проходите в комнату, Лиза.

— Не стоит, пожалуй. Я ненадолго.

— Я никуда не спешу. Проходите, располагайтесь, — Берта повела рукой в воздухе.

Еще немного, и мы расшибем лбы в обоюдных поклонах. Я шагнула в апартаменты. Берта подозрительно покосилась на мой рюкзак (наверное, подумала, что там диктофон), и я подчеркнуто небрежно швырнула его на вешалку в прихожей, предварительно вынув из него конверт со снимками.

Хозяйка усадила меня в кресло, а сама удалилась в глубь квартиры. Пожалуй, она действительно никого не ждет и никуда не торопится. На больничном человек. Но как одета: брючки со стрелочками, блузка, туфли. Да, я болею по-другому. У меня — как в песне Цоя: «мягкое кресло, клетчатый плед». Сварила бы себе кофейку, запаслась вялыми, слабо закрученными отечественными детективчиками… Эх, мечтать не вредно. А пока от нечего делать я принялась рассматривать жилище. По домашней обстановке понятно, кто в доме хозяин. Интерьер был создан в стиле «все как у людей, но дорого». Чувствовалась рука Самыкина. И еще я удивилась: в доме ничем не пахло. Ни жареной картошкой, ни сбежавшим кофе, ни духами, ни сигаретами. Как будто только что сделали ремонт и жильцы еще не въехали. Нежилое помещение. Кошка ходит строго вдоль плинтусов и разве что честь на поворотах не отдает. На мое «кис-кис» она и ухом не повела. Вся в хозяйку. Да, дисциплина здесь на уровне.

Берта прикатила сервировочный столик с кукольной посудой: чашечки с наперсток, печеньица с монетку. К меню я присовокупила свою банку с медом. Берта была приятно удивлена. Когда чай был разлит по чашкам, я начала:

— Вы знаете, где сейчас находится ваш муж?

— Да, он в Туле, — пожала плечами Берта, как будто я спросила об общеизвестном факте. — У него там выставка или ярмарка. Он говорил что-то, я подзабыла.

— Он не доехал до Тулы, Берта.

— Ах! — вырвалось у Берты и она прижала ладони ко рту.

— Не беспокойтесь, он жив и здоров. Скажу больше — жизнью очень доволен.

Жестом фокусника я извлекла из конверта фотографии и протянула их Берте.

— Узнаете машину, номера? Места не кажутся вам знакомыми?

— Да, кажется, это место недалеко от книжного магазина. Там Он впервые заговорил со мной.

Здрасьте, приехали. Кто о чем, вшивый — о бане.

— Вы на дату смотрите, она автоматически выставляется фотоаппаратом. Позавчерашнее число. А вот и муж на балконе. Дата та же. А вот с ним его «командировка». Дата та же.

Берта уронила руки с фотографиями на колени.

— Значит…

— Вот именно. У него не командировка, а курс психологической и физиологической разгрузки.

Выдержки у нее сильно поубавилось, и стало заметно, что хоть она и леди, но все равно баба.

В прихожей щелкнул замок. Обладатель ключа от него не заставил себя долго ждать и через мгновенье появился в комнате. Сцена, представшая перед глазами Самыкина О.П., была информационно насыщена. Нанятый им для слежки за женой частный детектив и сама жена с какими-то фотографиями на коленях. Берта медленно поднялась с кресла. Снимки с тихим шорохом посыпались под ноги Олегу Петровичу. Он проследил траекторию их полета, поднял один из них, и взгляд его застыл. Мне ничего не оставалось, как покинуть эту заиндевевшую скульптурную группу. Бочком-бочком я выбралась на лестничную площадку. Разумеется, я не могла отказать себе в удовольствии узнать о развитии событий. Поэтому, уютно устроившись под дверью, приникла ухом к щели. Так… Взывания «Берта! Берта, послушай!», стук каблучков, за ним тяжелый топот, дикий мяв не успевшей увернуться кошки, которой наступили на хвост. «Дело не в фотографиях, Боже мой!» — восклицала Берта. Дальше невнятно. Опять каблучки, топот, кошка (все бегут в другую сторону). «Я полюбила другого человека! По-лю-би-ла!» Это — Берта. «Какого черта?!» — это Самыкин. Неразборчиво. Вероятно, Берта объясняет, что не черта, а че-ло-ве-ка. Грохот объемной, но пустопорожней вещи, упавшей с высоты. Чтобы мне всю оставшуюся жизнь мюсли питаться, если это не чемодан. «Берта, я все прощу!» Дальше — грохот тяжелой, но не пустой вещи. Кажется, Олег Петрович встал перед женой на колени. Нашел чем удивить!

Ай-ай-ай, Лиза! Нехорошо подслушивать. Да и что могут сказать друг другу всадники, решившие поменять лошадок? «Прощай, скатертью дорога»? Знакомая песня. Я спустилась во двор, зашла в телефонную будку, набрала номер телефона МХ и сообщила коллеге, что звезда его ночей минут через десять будет ждать его с чемоданами возле своего подъезда. В этом я абсолютно уверена, чтоб мне всю жизнь пешком ходить!