— Я не буду пить.

— Ну, хотя бы один. Для меня.

Маша вышла из комнаты и через минуту вернулась со стаканом.

Денис ловко вскрыл бутылку и налил себе вина до краев.

— Мне кажется, что-то изменилось, — сказал он.

— Да. Изменилось.

— В наших отношениях?

Маша кивнула.

— Я думаю, что они больше не нужны, — сказала она, садясь на кровать на почтительном расстоянии от Дениса.

— Я почему-то так и предполагал.

— Тем лучше.

В ее голосе не было эмоций. И это убеждало лучше всяких слов. По губам Дениса пробежала усмешка.

— Я думал, что Майкл надо мной издевается…

— А в чём дело?

– Да так… Сказал пару слов о тебе. Ты ему нравишься.

– Это не имеет никакого значения. С Майклом у меня ничего нет. Сообщаю на всякий случай, хоть тебя это и не касается.

— Спасибо.

Воцарилась тишина. Денис медленно хлебал из стакана свое вино.

— Так что же ты хотел? — спросила, наконец, Маша. — У меня много дел.

— Я, кажется, написал рассказ.

— Кажется?

— Да, потому что его еще нужно довести до ума, а я пока не знаю, как это сделать.

— Ты с этим справишься.

Денис посмотрел на Машу долгим взглядом. В ее словах и голосе не было язвительности; но она была. Была сама по себе, без участия Маши.

— Хочешь, расскажу?

— Нет. Не хочу. Но ты всё равно рассказывай. Потому что ты за этим пришел.

Денис не спеша наполнил до краев свой стакан.

— В первую очередь хочу поблагодарить тебя за знакомство с Майклом. Это он натолкнул меня на идею рассказа. В общем, дело так: жил на свете музыкант по имени Фил. То есть — Фил он для друзей, на самом деле звали его Филипп Кашин. Играл он в одной второсортной рок-группе, и была у него подружка по имени Катя. Со временем Фил ей надоел, и она его бросила, а сама стала встречаться с администратором студии, где группа обычно репетировала. Фил по этому поводу сильно переживал. И однажды вечером, весь в горечи, пошел в студию, закрылся там в гордом одиночестве и записал музыкальную композицию. Музыка получилась очень необычная. В ней — не просто гитарная мелодия, в ней словно начинает петь сама душа автора, он создает нечто, подобного чему никогда прежде не было. И когда он заканчивает играть, сердце его останавливается, и он умирает. Находят его только утром, а рядом в магнитофоне обнаруживают кассету с его музыкой. И у всех, кто слушает эту кассету, волосы дыбом встают. Это — не музыка. Это — боль, это — крик, это — любовь. Это, наконец, сама душа Фила. Композиция очень красива, но слушать ее без содрогания невозможно. Кассету отдают Кате — она слушает ее и начинает понимать, что утратила нечто бесценное. Любовь к нему охватывает ее с новой, доселе невиданной силой. Она слушает и слушает ленту без конца, и ей всё сильнее кажется, что Фил жив — он где-то рядом. В конце концов она бежит в студию и берет у администратора ключи: ей кажется, что композицию эту нужно слушать там, где она впервые прозвучала. Она вставляет кассету в магнитофон, нажимает какие-то кнопки, а сама садится в уголок и ждет. Сидит и сидит, пока до нее не доходит, что прошло уже минут двадцать, а музыки все нет. Она подходит к магнитофону и с ужасом обнаруживает, что нажала не ту клавишу. И вся запись на ленте стерлась. Она перематывает ленту в начало и включает снова. Но на ленте только тишина и какие-то шорохи.

Денис замолчал. Маша смотрела на него с интересом. Повертев в руке стакан, Денис наполнил его вновь и, слегка отхлебнув, продолжил:

— Катя в шоке. Она садится на стул и слушает тишину. И вдруг открывается дверь и в помещение входит какой-то человек. Она не замечает его, он подходит и окликает ее по имени. Она оборачивается. Перед ней стоит Фил. Живой и настоящий. Получилось так, что, когда она стрела запись, душа Фила вернулась с кассеты в тело. Он воскрес и оказался там, где умер — в студии.

— Ну ты даешь! — Маша перебила Дениса. — Какая-то фантасмагория. Не знаю — смеяться или плакать. По-моему, вот это — наконец-то твой стиль: всё очень надуманно и совершенно нереально.

— Это еще не конец, — Денис продолжал говорить, словно не слыша ее. — Проходит несколько дней. Катя безумно любит Фила, но теперь, когда он перед ней — всё снова идет не так, как хочется. Живой Фил явно не дотягивает до того совершенства, которое он создал. И Катя, и Фил чувствуют это. Она страдает, но он — прямо-таки мучается. И в один момент понимает, что настоящий смысл его жизни — в музыке. Он снова идет вечером в студию и снова записывает ту же самую композицию. Утром прибегает Катя: она уже обо всём догадалась — и находит тело мертвого Фила, а в магнитофоне вставлена кассета с его музыкой.

Катя берет кассету и не знает, что с ней делать. Это — финальная сцена. Катя знает, что если она сотрет запись, Фил вернется. Но, вернувшись, он снова захочет уйти. И будет уходить всякий раз, сколько бы его ни возвращали. Она прижимает кассету к груди и плачет…

Денис одним глотком опрокинул в себя содержимое стакана и поднялся.

— Вот. Такой рассказ.

— Кассета — устарела, — сказала Катя. — Сейчас пишут сразу на комп.

— Не скажи! — Денис горячо замахал руками. — Аналоговая запись в оригинале — всегда лучше! Цифровать лучше потом. Так мне Майкл объяснил, — прибавил он, словно боясь выглядеть голословным.

— Ладно, убедил, — согласилась Катя, хотя и с улыбкой. — Хороший рассказ! Только ты всё равно зря мне его рассказал. Я ведь больше не твоя поклонница.

— А это не важно. — Денис направился к двери. В прихожей он остановился. — Этот рассказ еще надо доделать. Что-то мне в нем не нравится.

— Тебе видней. Ты ж писатель!

— Когда я его писал, мне несколько раз становилось до того страшно, что я откладывал ручку и уходил курить.

Денис мечтательно уставился в пустоту.

— Этот рассказ меня обессмертит, — с улыбкой произнес он.

— Или убьет, — засмеялась Маша.

— Какая разница? Я посвящу его тебе, а ты уж решай, что лучше: убить или обессмертить.

Маша открыла дверь, и Денис вышел на площадку.

Через несколько дней Маше позвонил Эдик.

— Дэн умер, — коротко сообщил он.

— Как? Когда?

— Сегодня утром нашли в комнате.

Эдик еще что-то говорил, но Маша уже не слушала. Она летела по улице, не замечая прохожих. Она бежала к Дэну. Ей хотелось убедиться, что это неправда и Эдик просто неудачно пошутил.

Увы! Это оказалось правдой.

В квартире Дениса собрались его родственники и кое-кто из друзей. Самого Дениса не было — тело увезли в морг еще утром.

— Слишком жарко, — объяснил кто-то.

Мать Дениса тихо плакала, сидя на кухне. Вокруг нее собрались какие-то незнакомые люди. Все говорили о предстоящих похоронах и связанных с этим хлопотах. Маше показалось, что она попала на какой-то нелепый маскарад. В смерти Дениса было нечто большее, нежели просто смерть. Денис, этот вечный фантазер, совершил вдруг нечто, гораздо более настоящее, чем реальность. «Поднялся-таки над суетой», — подумала Маша, и ей стало жутко от собственной мысли.

Кто-то рядом спорил о том, не могло ли это быть самоубийством. Другие говорили, что сердце не выдержало долгой пьянки.

Маша пошла к дверям. Ей захотелось уйти. В дверях она натолкнулась на Эдика.

— Хорошо, что ты здесь, — воскликнул он.

— Я уже ухожу!

— Это не важно. Так даже лучше. У меня есть для тебя кое-что.

Эдик сунул руку в карман и достал пачку исписанных листочков.

— Я зашел к нему сегодня утром. Принёс пива. Подумал: вдруг человек страдает с похмелья. И оказался к месту: Дэна как раз только что обнаружили… Вот это, — он кивнул на листочки, — было на столе. Я не удержался и стащил их, когда поднялась суматоха.

— Это рассказ?

— Да. Самый последний. Дэн умер как настоящий писатель — на столе осталась рукопись последнего произведения. Наверняка самого лучшего.

Маша не могла понять: издевается над ней Эдик или нет. Его глаза сияли, словно у торговца, только что впарившего клиенту самогон вместо армянского коньяка.