— Я не это имела в виду. — В своем воображении Ялда представляла этот разговор совершенно иначе. — Сейчас ты здесь; что сделано, то сделано — этого уже отменить. Но что дальше? Ты хочешь положить этому конец?

Нино был потрясен. — Никто не хочет умирать, — сказал он, подняв на нее глаза. — Я ожидаю такого исхода, но умолять о нем не стану. Я стыжусь того, что сделал, но я еще не окончательно растерял чувство собственного достоинства.

— Да? — Ялда развела руками, охватив его камеру. — И о каком же достоинстве здесь может идет речь?

Нино сверкнул на нее глазами, после чего коснулся своего лба. — У меня остался мой разум! У меня остались дети!

— Хочешь сказать, у тебя остались воспоминания?

— У меня есть свое прошлое, — сказал Нино, — и их будущее. Без второго платежа от Советника моему брату придется нелегко, но он все равно выложится на полную — я это знаю.

— То есть… ты будешь просто сидеть здесь и фантазировать о том, как они живут?

— С удовольствием — пока у меня будут оставаться силы, — дерзко ответил Нино.

Ялде стало стыдно. Она пыталась убедить себя в том, что предлагает ему милосердный выход, но, говоря по правде, подобная логика была столь же гнусной, что и логика Ачилио. Когда-то она и сама думала, что проведет в неволе всю оставшуюся жизнь, будучи убежденной в том, что никто, способный ей помочь, не стал бы даже задумываться о ее тяжелой участи. В темноте своей камеры, пока в сознании еще были свежи воспоминания о поддержке, которую ей оказывала Туллия, Ялда, ни много ни мало, отгадала форму космоса — но едва ли ей бы удалось надолго сохранить свою умственную дисциплину, лишившись всякой возможности общения. Пока что Нино тоже мог продержаться, полагаясь на свой разум — но вечно это продолжаться не будет.

Ялда оставила его в покое. Она стояла за своим столом, делая вид, будто изучает карту звездного неба, и не обращая внимания на вопросительные взгляды Фридо.

Какая обязанность лежала на ней перед экипажем Бесподобной? Обеспечить их безопасность — но убивать Нино для этого было вовсе не обязательно. Удовлетворить их желание отомстить? Многие будут рады увидеть его смерть, но разве она обязана потакать подобным желаниям?

А в чем ее обязанность перед самим Нино? Он был слаб и поступил глупо, но разве это лишало его права на жизнь? Когда Ачилио втянул ее в свою глупую вражду, ее собственная гордость стоила Антонии свободы. Кто она такая, чтобы заявлять, что Нино не заслуживал сострадания из-за тяжести своего преступления?

Но если она сохранит ему жизнь, этим дело не кончится. Заперев его в камере, она не сможет изгнать его собственных мыслей, притворившись, что не несет ответственности за его благополучие и душевное равновесие.

Она разглядывала карту, сосредоточившись на нескольких крестиках, которыми было помечено пространство вблизи начала траектории, уходившей за пределы карты. В чем ее обязанность перед будущими поколениями, которые последуют проложенным ей курсом? Дать надежду на правосудие не столь грубое, как у ее предшественников — когда благодаря нескольким прицельным взяткам и прихоти сержанта, любого человека можно было на всю жизнь упрятать за решетку. Ради них она была обязана стремиться к большему.

Ялда взглянула на Фридо. — Казни не будет, — произнесла она.

Фридо это не обрадовало, но по ее тону он понял, что спорить бессмысленно. — Решать тебе, — сказал он. — Не хочешь перевести его наверх?

— Нет, пока я здесь, — ответила Ялда.

— У тебя еще остались к нему вопросы?

— Нет. Ему больше нечего сказать об Ачилио.

Фридо был в замешательстве. — Тогда зачем его здесь держать?

Ялда заметила, что своими криками они разбудили Бабилу, но ей тоже нужно было это выслушать.

— Если я собираюсь лишить его свободы, то именно мне придется разбираться с последствиями. Мне надо будет придумать, как обеспечить его работой.

— Какой работой? — возразил Фридо. — Он фермер, а не ремесленник; не сделаешь же ты из его камеры мастерскую.

— Таких амбициозных планов у меня не было, — сказала Ялда.

Бабила поднялась с постели. — Тогда что?

— А с чего все начинают? — сказала Ялда. — Если мои данные верны, он никогда не посещал школу. Так что первым делом мы научим его читать и писать.

Когда планета исчезла в сиянии Солнца, Ялда почувствовала облегчение; долгое прощание наконец-то осталось позади. Череду спустя, когда она вернулась в наблюдательную каюту, невооруженным взглядом было не различить даже Гемму. Через встроенный в теодолит телескоп Солнце и бывшая планета выглядели как ничем не примечательная двойная звезда — яркий первичный компонент и его более тусклый компаньон — с красной и фиолетовой каемкой, которая неизбежно должна была растянуться в полноценный спектральный шлейф. Даже если прямо сейчас небо ее родной планеты озаряли гремучие звезды, на таком расстоянии эти цветные ниточки были слишком бледными, чтобы их можно было разглядеть.

Ялда произвела измерения и рассчитала поправки, необходимые для того, чтобы Бесподобная продолжала следовать намеченным курсом. Насколько ей было видно, ракета направлялась в область беспросветной тьмы, хотя судить об этом с ее наблюдательного пункта не стоило — отсюда можно было координировать работу дозирующих камер, однако обзор искажался из-за дымки, поднимавшейся от выхлопа двигателей. Рядом с вершиной горы, в девственно чистой пустоте космоса группа астрономов при помощи того самого телескопа, который Евсебио выкупил у университета, тщательно обследовала коридор по мере того, как к нему приближалась ракета. Какие бы усовершенствования в оптике ни принесло с собой будущее, именно сейчас нужно было убедиться в том, что прямая дорога, которую они избрали для своего продолжительного марафона, будет свободна от обычного газа и пыли; как только они достигнут максимальной скорости, любое такое препятствие будет вести себя подобно гремучей звезде — его история, с точки зрения путешественников, будет мгновенно размазана по всему пространству, и обнаружить такой объект заранее окажется невозможным.

Подступавшая к ракете темнота казалась Ялде абсолютно закономерной и вместе с тем предельно странной. Зона прямой видимости, расположенная между Бесподобной и областью космоса, который они планировали пересечь, останется свободной от каких-либо препятствий — но по мере того, как их история начнет искривляться по направлению к этому коридору, их зрение будет разворачиваться в противоположную сторону. Природа наделила всех передними и задними глазами, но подобная симметрия действовала лишь в трех измерениях; в 4-пространстве можно было только оглядываться назад. На данный момент свет, который, столкнувшись с расположенной впереди пылью, был рассеян достаточно давно, в 4-пространстве мог добраться до ракеты под таким углом, что с их точки зрения показался бы светом из прошлого. Но уже совсем скоро свет от такого источника будет прибывать к ним из их собственного будущего — а значит, если такой свет попадает им в глаза, они будут его не поглощать, а наоборот, излучать.

Ялда не видела никакой фундаментальной причины, по которой живое существо не могло бы обладать способностью воспринимать свет, излученный собственным телом — однако привычные условия движения и энтропии, в которых зародилась жизнь, свели бы пользу подобного таланта к нулю. Органы чувств, благодаря которым ее предки-древесники смогли бы увидеть ортогональные звезды с опережением в несколько эонов, не помогли бы им понять, в какую сторону через пять высверков прыгнет ящерица.

Необходимые знания, необходимые навыки — старое уступало место новому. Бесподобная выиграла время для мира, оставшегося позади, но воспользоваться этим трюком можно было только один раз; они не могли перепоручить решение собственных проблем второй команде путешественников. Какие бы умения ни потребовались, чтобы выжить в состоянии, ортогональном породившей их истории, освоить их придется всего лишь за полтора года.