Когда свечение мозга окончательно померкло, в зале загорелся свет, а Дария широко раскинула руки в знак того, что представление окончено. Зрители выразили свое одобрение. Ялда не могла не восхититься актерским мастерством этой женщины, хотя от представления в целом у нее остался неприятный осадок.

Даже у Туллии не сразу получилось выбить пропуск за кулисы — в сопровождении Ялды. Когда они нашли Дарию, та отдыхала в роскошной постели из белого песка.

— Понравилось вам представление? — спросила она.

Первой ответила Туллия:

— Ялда считает, что тебе надо было сначала убить древесника, а уже потом его резать.

— Тогда к моменту вскрытия черепа свет мозга уже бы никто не увидел, — ответила Дария. — На самом деле он был под глубоким наркозом. Глотание — это обычный рефлекс; сомневаюсь, что он вообще был в сознании.

Ялду ее слова не убедили, но она решила не возвращаться к этой теме; реальных доказательств у нее все равно не было.

— Я обещала принести тебе холин, — вспомнила Дария. Она встала с постели и, пошарив в секретере, занимавшем угол комнаты, достала небольшой хрусталитовый флакон. — Принимай ежедневно по два чахлика за завтраком. — Она передала флакон Ялде; слоистое зеленое вещество было разделено на маленькие комочки кубической формы.

— Примерно через год дозу нужно будет увеличить.

— Сколько я тебе должна? — спросила Ялда.

— Не бери в голову, — ответила Дария, ныряя обратно в свою песчаную постель. — Заплатишь мне, когда разбогатеешь. — Она повернулась к Туллии:

— Ты собираешься в Соло?

— Не сегодня.

— Ну ладно, думаю, мы с вами еще увидимся.

Ялда поблагодарила Дарию и уже собралась уходить. Дария ее предупредила:

— Держи холин в надежном месте и не пропускай ни одной дозы. Я понимаю, что ты еще молода, но тем ценнее отпущенное тебе время.

— Я буду следовать твоему совету, — заверила ее Ялда. И прежде, чем они вышли из комнаты, положила флакон себе в карман.

На улице она спросила Туллию: «Ты говорила, что у тебя есть эссе по Меконио. Сможешь его достать? Думаю, мне стоит потратить какое-то время, чтобы переписать его в своем стиле».

— Хорошая мысль, — согласилась Туллия. — Кажется, один вариант есть у меня дома.

Пока они шли по Большому мосту, протянувшемся над глубокой раной Зевгмы, мысли Ялды снова и снова возвращались к той самой ночи, которая стала последней в жизни ее дедушки. Любому живому существу приходилось создавать свет, но этот процесс, как и любая химия, таил в себе опасность. Он мог выйти из-под контроля, и этот шанс нельзя было сбрасывать со счетов.

Когда Туллия вскользь обратила внимание на ее рассеянность, Ялда рассказала ей, как ходила в лес и чем в итоге закончилось ее путешествие.

— Это тяжело, — сказала Туллия. — Люди не должны сталкиваться со смертью в таком возрасте.

— А ты видела смерть человека?

— Двоих друзей, за последние несколько лет. Но я никогда не видела, как люди отдаются свету. — Туллия запнулась. — Мой ко умер, когда мне было всего несколько черед, но я этого совсем не помню.

— Ужасно.

Туллия развела руками; она не искала сочувствия. «Я его толком и не знала. Большую часть жизни меня с тем же успехом можно было считать соло».

— Твоя семья до сих пор заставляет тебя искать супруга?

— Мой отец умер, — ответила Туллия. — Мой родной брат и кузены не упустили бы возможности меня поизводить, но они даже не знают, где я сейчас живу.

— О. — Ялда с трудом могла представить, как Аврелио или Клавдио, не говоря уже о крошке Люцио, решились бы поучать ее жизни. Но люди менялись; как только они становились взрослыми и обзаводились собственными детьми, а соседи начинали спрашивать, что же случилось с Ялдой, возможность дать приемлемый ответ, по-видимому, начинала восприниматься как моральное обязательство.

Они добрались до башни, в которой жила Туллия. Ее квартира находилась на одиннадцатом этаже — как она объяснила, это было самое дешевое место в здании. Большинство людей не хотели взбираться по лестницам так высоко, хотя самый верхний этаж был исключением — отсюда открывался вид на звездное небо, а потому и цена была выше. Ялда это было понятно: ей самой очень хотелось снова заснуть под звездами.

В квартире Туллии не было ламп, только длинная полка с рассортированными по цвету растениями в горшках. На фоне тлеющих цветочных огоньков и звездного света, который проникал в комнату через окно, она видела достаточно хорошо, чтобы обыскать несколько стопок бумаги.

Спустя какое-то время она сказала: «Здесь его нет. Скорее всего, я его кому-то отдала, а потом по небрежности забыла сделать копию».

— А откуда ты бы стала его копировать? — спросила Ялда.

— Я до сих пор храню его вот здесь, — Туллия постучала себя по груди. — Я помню все, что записала. Но прямо сейчас у меня нет краски; и чистой бумаги, кстати говоря, тоже маловато. Как у тебя с осязательной памятью?

— С чем?

Туллия взяла ее за правую руку:

— Попытайся запомнить текст, не думая о нем. Не читай, не придумывай никаких описаний, просто постарайся запомнить ощущение формы.

— Ладно.

Туллия прижала свою ладонь к ладони Ялды и написала небольшой отрывок сразу на их обеих кожах. Ялда чувствовала, как ее собственные мышцы подстраиваются под рисунок, созданный давлением искривленных рубцов; причина и следствие каким-то причудливым образом поменялись местами, и вскоре ей стало казаться, что она сама придала форму каждой строчке. Несколько символов проникли в ее разум, но она поставила на их пути преграду и волевым усилием помешала себе их прочитать.

— А теперь верни его мне. — Туллия отпустила правую руку Ялды и взяла ее за левую. — Не думай о деталях, просто вспомни свои ощущения.

Ялда вызвала образ из своей памяти — четкие, но пока не визуализированные тактильные ощущения — и наложила его на свою левую ладонь. Туллия защебетала в знак поздравления. «Идеально!»

Ялда убрала руку:

— А теперь я могу прочитать?

— Конечно.

Ей не нужно было изучать собственную ладонь; Ялда непосредственно ощущала расположение каждой мышцы. «Меконио», — прочитала она, — «без сомнения, был одним из величайших умов девятого века». Она заметила, что текст был зеркальным отражением ее обычной манеры кожного письма.

— Разве не удивительно, о чем могут писать люди, когда им не нужно задумываться о своих словах? — изумилась Туллия. — А тем более верить в них.

— Поступаю ли я нечестно? — задалась вопросом Ялда. — Я знаю, что Людовико злоупотребляет своей властью, но ведь на кону стоят и мои принципы. Может, нам стоит попытаться его сместить и добиться, чтобы расписанием обсерватории заведовал кто-то другой?

В раздражении Туллия осела, прислонившись спиной к стене:

— В идеальном мире — конечно! Но ты ведь понимаешь, сколько на это уйдет времени. Так что если ты действительно хочешь получить свои данные по длинам волн до того, как отдашь концы — или того хуже, — то тебе просто придется ублажить Людовико. Жизнь слишком коротка, чтобы стремиться к совершенству во всем.

— Думаю, ты права.

— Так ты хочешь получить эссе целиком?

Яла неохотно согласилась.

— Подойди ближе.

Туллия взяла Ялду за талию и повернула ее спиной к стене. Подавшись вперед, она приблизилась к Ялде всем своим телом. Ялда инстинктивно выставила руку, чтобы ее остановить.

— Через ладони это займет всю ночь, — объяснила Туллия. — Так будет быстрее. Чего ты испугалась? Я не причиню тебе вреда. Я же не мужчина.

— Просто ощущения странные. — Да и действительно ли только мужчина мог вызвать ее инициацию? Если женщина способна родить в любое время — без посторонней помощи и вопреки своей воле — то Ялда уже не знала, во что ей верить. Быть может, все эти жуткие детские сказки, все предостережения и слухи о магическом возмездии на самом деле были основаны на холодных и суровых фактах. Может быть, достаточно просто навернуться с лестницы или свалиться с грузовика, — и вот, тебя уже поделило на четыре части.