Услышу вздох последней полыньи — Апрель ушёл от нас среди недели. Ах, что же вы, хорошие мои, За полою водой недоглядели?! Когда прибились льдины к городьбе? Когда они растают понемножку? И нас вода катает на себе И поднимает в подполе картошку. Апрель, апрель… Холодная вода, Грачи уже кричат, изнемогая. И что ни день, то новая беда Глядит, из-за угла подстерегая. 2010 Ветер, безумный ветер Выстудить всё готов. А ведь вчера на свете Тихий гостил Покров. Переживём и это, Было и холодней. Мало ли у поэта В жизни ненастных дней. 2010 На Ямском лугу коровы Голубые видят сны, А по Хупте до Петрова Раздаётся свист блесны. Скоро заморозки грянут, И тогда и этот луг, И деревья мёрзнуть станут, Собирая снег вокруг, Чтоб в серебряные шубы Ивы хрупкие одеть, Чтоб обветренные губы Продолжали песни петь. А пока лежат коровы, Голубые видят сны, И по Хупте до Петрова Раздаётся свист блесны. 2010 Что-то, видно, проведали птицы, И не так что-то в этом краю, Если ранней порою синицы Из лесов прилетели к жилью. И стучатся в оконную раму, Не дождавшись ответа, стучат. Будто просят принять телеграмму, Но отводят глаза и молчат. Что в лесах в этот час происходит, Почему тянет птицу к жилью? Лишь одной, вероятно, природе Птицы выдадут тайну свою. И стучатся в окно осторожно Две синицы, два робких зрачка. И понять их, наверное, можно, Невозможно услышать пока. 2010 Только в нижнем буфете прохладно, А на улице смог и жара… – Завтра будешь? – Не знаю… – Ну ладно… Семь часов… Закрывают… Пора. А назавтра не встретимся снова, Не расскажем, как ночь не спалось, А увидимся, буркнем: «Здорово! Как там дома-то? Всё обошлось?» Перескажем последние сплетни, Сядем плотно за круглым столом. Смог московский, диковинный, летний Оседает уже над Кремлём. И, конечно, он суть разговора, Каждый чистого воздуха ждёт. – И когда он отступит? – Не скоро! – Ладно! Выпьем, а то не сойдёт!.. – Ты куда? – На метро к «Баррикадной»… – Пиво пить? – Неохота, жара… – Завтра будешь? – Не знаю… – Ну ладно… Семь часов… Закрывают… Пора… 2010 Конец сентября, не купаются, Неспешно разводят костры, И листья летят, осыпаются Вдохнувшие дыма кусты. И правда, погода шашлычная, Ни мошки нет, ни комарья, И что-то далёкое, личное Представила память моя. Вот так же, под этими вётлами, Рыбачил лет тридцать тому… И лодка скрипучими вёслами Скрипела лишь мне одному. Резвились лещи краснобокие, И карп зависал над водой, И ямы речные, глубокие Осматривал сом молодой. Вот так, вероятно, и встретились, Я даже не стронул сома, А в мыслях о встрече наметились Фантазий внезапных тома. Я помню бурун под осокою И леску, секущую высь. И с ямою этой глубокою По-доброму мы разошлись… Конец сентября, не купаются, Над Хуптой притихшею дым. И листья летят, осыпаются, Хотим мы того, не хотим. 2010 Говорят, что Хупту запрудили И вода на Хупте поднялась. Только рыбу не предупредили, И она на ямы подалась. В камышах один болящий окунь С врезавшимся в брюхо тройником, И плотва покинула осоку, И сазан ушёл за ней тайком. И рыбак, не знающий сюжета, Как бревно, торчит из камышей, Вспоминая, как прошедшим летом Гнал плотву несытую взашей. Вот ведь как бывает на рыбалке — Ни поклёвки, сколько ни сиди. Что опять за лето, ёлки-палки, Если ни поклёвки впереди! 2010 Все берёзы мои погорели, И оплавились клёны мои. В одночасье в садах постарели Золотые мои соловьи. Бессердечны ветра и пожары, Молчаливы к беде небеса. И вода от огня убежала, И пропала в округе роса. По Рязанской железной дороге Лето целое пламень и дым. Очень сильно прогневались боги, Раз пожары приспичили им. Ничего просто так не бывает, Получаем за то, что творим. И добро на земле убывает, Если редко о нём говорим. Вновь берёзы и клёны посадим, Соловьи запоют по садам. Только с болью сердечной не сладим, И пожары аукнутся нам. 2010 |
