Кстати, этим летом всей семьёй ездили за грибами. В лесу держались кучно, друг от друга далеко не отходили. Грибов было мало, но изредка попадались благородные. И сколько Гришу не просили, чтобы он уж если и не хочет собирать грибы, так хотя бы показывал на них, подводил к ним и не топтал их, когда находит, так он, упрямец этакий, со всем соглашался, но всё равно, лишь имитировал поиски грибов. Так о чём это говорит?
А вот есть грибы каждый мастак! Даже Гриша…
* * *
Гриша крепко спал. За окном была осень. Смеркалось. Дачники возвращались в свои городские квартиры, детей на улице не было. А их и днём-то не много, одни алкаши да пенсионеры. Ну, ещё гастарбайтеры, они теперь есть везде. Русские работать либо не хотят, либо не могут, нет навыков…
Гастарба́йтер (нем. Gastarbeiter дословно: гостящий работник (нем. Gast + Arbeiter) = гость + рабочий) – жаргонизм, обозначающий иностранца работающего по временному найму.
Слово заимствовано в конце 1990-х из немецкого языка, получило широкое распространение в СМИ на территории РФ и СНГ, сначала в Москве и Санкт-Петербурге, а затем вошел в разговорную речь россиян и граждан бывшего СССР.
В отличие от таких слов как «гастроль» (выступление в гостях), «гаст-профессор» (приглашенный для чтения курса в другом вузе), пришедших в русский из немецкого, слово «гастарбайтер» – не нейтрально, и имеет негативную окраску[5].
ВНИМАНИЕ! Впервые в мире автор данного романа использует НОУ-ХАУ – рекламу и отступления от сюжета с целью привлечения спонсоров и расширения читательского кругозора!
Разве можно представить сегодня какую-либо передачу на ТВ без рекламы? Выступление президента или показ футбольного матча – это не в счёт!
Друзья мои, давно пришло время исправить пробел! Я считаю, что первые Указы нового Президента России (выборы уже на носу) должны быть посвящены этим и только этим жизненно важным вопросам. Реклама должна быть везде, начиная с туалетной бумаги и заканчивая детскими книжками-раскрасками. Представляете себе малыша, который ещё и читать-то толком не умеет, а уже осваивает азы политического плаката!? А девочкам это вообще подспорье, если сызмальства козявка начинает калякать-малякать карандашами, акварелью, а, достигнув половой зрелости, т. е. к 12 – 13 годам, начнёт умело наносить макияж на своё личико, а там – символ партии или ещё какая-нибудь фигня…
ВНИМАНИЕ! В новом сезоне исполняются любые желания и сбываются самые смелые бьюти[6] – мечты. Помада цвета фуксии[7], бронзовые румяна, тени всех цветов радуги или полное отсутствие макияжа: тенденции из области красоты подойдут любому типу лица[8].
Дети-хоккеисты с верхнего этажа, одному 5, другому 8, были ещё вне дома и никаких шумов от шайбы, летавшей из угла в угол, да истеричных криков родителей, постоянно выяснявших между собой отношения, слышно не было. Гриша спал.
Тяжело представить себе, о чём может кто-либо думать во сне?! Этому ведь нигде не учат?!
Помнится, как-то раз, я ехал поездом на юг и наблюдал интереснейшую картину. В купе было четверо, вместе со мной. Лёжа на верхней полке, чуть свесившись в проход, я пытался рассмотреть мелькавшие за окном виды. Хотя, если честно, то и смотреть-то было нечего, т. к. ехали мы по украинской степи. За столом сидела, с одной стороны, молодая женщина с 6-ым размером груди и третьим, максимум четвёртым номером бюстгальтера[9], что, собственно, и заставляло всех бодрствовать… А спать-то хотелось, т. к. маленького росточка старичок, пивший, наверное, пятый или даже шестой по счету стакан чая с одним и тем же пакетиком заварки, всю ночь давал храповецкого, сопровождая яростными газовыми атаками свои залихватские рулады. В купе было душно и смрадно, но дверь никто не открывал, т. к. рядом был туалет, откуда тянуло такой дрянью, что казалось, будто находишься в центре новой городской мусорной свалки в разгар летнего сезона. Дамочка уже третий час пыталась подвести левую бровь, но каждый раз, как вагон подпрыгивал на какой-нибудь неровности, она тыкала себе то в глаз, то ещё куда-то, вскрикивала и слюнявым пальцем стирала рисованную бровь. Именно в эти моменты дедуля просыпался, отпивал свой жидок, вздыхал и поворачивался к окну, в грязи которого отражалась вываливающаяся женская грудь. Затем он закрывал глазки, тихонечко вздыхал и засыпал. Между чаепитиями, т. е. во сне, он по два-три разика тихонечко подпускал, издавая едкий, старческий запах тухлых яиц, скисшей капусты и деревенского навоза. И так длилось долго-долго.
Напротив меня под простынею, в больших семейных труселях возлежал крепыш Бухельвальда[10] Антон – студент политехнического техникума, полусогнутые ноги которого упирались в стенку. Его то и дело кидало из стороны в сторону, т. к. вес его не вдавливал в спальное место и могу лишь предположить, что если бы вдруг каким-то чудом открылись окно и дверь, то его бы просто сдуло с верхней полки.
Студент откровенно пялился на прелести, выпиравшие у дамочки наружу, отчего он почему-то расстраивался и то и дело отворачивался к стенке.
– Придурок, ты зачем эту ерунду пишешь? – закричала прямо в ухо моя благоверная.
– А что? – недоумевал я.
– А то, что этот бред никто не станет даже читать!
– Но ты же прочитала?
– Ах, ты гад, поганый! Придурок поганый! – раздался хлёсткий удар правой рукой по плечу, хотя жёнушка целилась в голову, но я удачно увернулся, чуть не разбив при этом монитор ноутбука. – Иди лучше в 46-ую квартиру, там опять вода на кухне течёт. Хоть денег заработаешь! А то сидишь за своим компьютером и толку от тебя никакого.
– Да ладно, ладно, не шуми…
– И не смей даже продолжать писать всякую ахинею про всяких там баб и про…
Зазвонил телефон, и она упорхнула на кухню. Я с облегчением вздохнул и, поправив ноутбук, чуть было принялся за продолжение, как передо мною вновь нарисовалась грозная жена.
– Я кому сказала, иди, займись делом, эгоист поганый!
– Да ладно, ладно, я только допишу главу и пойду…
– Писатель хренов! Никаких дописываний! Иди сейчас же и чтобы всё сделал, как положено. А мурню я тебе писать не позволю.
– А можно я только оставлю чуть-чуть про прелести?
– Про какие такие прелести?
– Про женские, например…
– Что?
– Понял, понял.
– Я тебе покажу сейчас прелести! Убирай всё отсюда к чёртовой матери и давай дуй в 46-ю. Одна нога там, другая здесь! – и она ушла с тряпкой в руке на кухню.
– Гриша, солнышко! – неожиданно раздалось с кухни, – Иди, поешь яблочко!
Гриша сорвался с дивана с такой скоростью, что если бы кто-нибудь оказался на его пути, то он бы его просто снёс. Увидев кожуру и два больших огрызка, бедный лабрик уже ни о чём больше не думал, как только о том, как бы поскорее проглотить вкусняшку. Громко чавкая, не прожевывая, он поглотил содержимое миски практически молниеносно.
* * *
Вот так были разбиты в пух и прах все мои новации, связанные с рекламой, лирическими отступлениями, с многосюжетностью и т. д. и т. п.
А что же Гриша?
Дорогой читатель, Гриша так и не женился. То ли жена моя не захотела, чтобы он стал отцом, то ли родня невесты потеряла к Грише интерес, но какой смысл писать о том, чего не было? Я после критических замечаний моей драгоценной супруги многое почикал, что-то убрал, оставив лишь про женскую грудь для тех, кто любит её больше пива, но не знает её строения.
Вероятно, и это можно было бы убрать из романа, но я взял, да и оставил, тем более, что такие классные рисунки просто так не сотрёшь.