– О-па! – радостно воскликнул Макеев.

– Ну?

– Давай я тебе вломлю так, чтобы всё лицо стало сплошным месивом? – Макеев посмотрел на Лобова с надеждой, что его старший товарищ подхватит хорошую идею и детали они будут обсуждать вместе…

– Ты, что, того? – Лобов постучал себя средним пальцем левой руки по лбу, издав такой пустой звук, что за соседним столиком даже прекратили жевать и с удивлением посмотрели на парочку, сидевшую в столовой без еды уже весьма прилично по времени.

– Да нет же, надо, чтобы было всё натурально! Понимаешь? – продолжал Макеев, удивляясь при этом непонятливости майора.

– Ну? – только и вымолвил Лобов, не переставая удивляться старлейскому замыслу.

– Я тебя отметелю и мы заявим в милицию, что на нас напали, отобрали удостоверение, ну и всякие там тыры-пыры. Теперь понятно?

– А почему у тебя нет синяков? Тебя, что, это самое, не того? – спросил Лобов.

– А я побежал за милицией, – нашелся с ответом Макеев.

– То есть ты убежал, значит, бросил меня, а меня, значит, избили? Так? – Лобов внимательно посмотрел Макееву в глаза, которые бегали по сторонам, ища шпионов и соглядатаев.

– Точно! – обрадовался старлей.

– После этого тебе не служить! – сказал, как отрезал, Николай Михайлович. – На войне, когда бросали товарищей, просто того. Понял, да? А сейчас, в мирное время, тебя вышибут из партии и из органов. За дискредитацию. Да и мне тоже чего-нибудь сделают такое, что, значит, мало не покажется… За утрату партбилета, служебного удостоверения, … – закончить Лобов не успел, т. к. его перебил Макеев.

– А ты ещё и партбилет потерял?

– Нет, это я так, к слову, – парировал Лобов.

– А, я уж подумал, что всё, кранты!? – Макеев напрягся, затем вдруг медленно-медленно, тихо-тихо сказал, – Надо и меня, чтобы тоже, побили так, чтобы было всё натурально. Кстати, надо сделать такие побои, чтобы мы полечились в стационаре.

– Зачем? – удивился Лобов.

– У меня трипак, да и у тебя наверняка тоже, только ты об этом ещё не знаешь, – Макеев с ироничной улыбкой подмигнул майору и, наклонившись к нему, продолжил, – Надо, чтобы нас покололи пенициллином. Он и от этого лечит, и от всякого разного. У меня такое уже было…

– Уверен?

– Практически.

– Что значит практически? – не унимался Лобов.

– Да то и значит, что трипак лечат уколами в задницу…

– А тогда и тебе надо терять удостоверение, – убедительно заметил Лобов.

– А мне-то зачем? – удивился Макеев.

– Чтобы всё было правдоподобно. Мол, у меня пропало и у тебя пропало. Мы же не знаем друг друга? Просто, значит, случайно, понимаешь, были и попали…

– Куда попали? – удивился Макеев.

– Под раздачу!

– Под какую раздачу? – не унимался Макеев. – Что так сложно-то?

– Так надо, значит, Витя! Надо. Понимаешь? – Лобов поставил стакан и взял товарища за локоть. – И бить будем так сильно, чтобы, значит, без переломов, но с синяками. Понимаешь?

– Я могу что-нибудь сломать. У меня удар очень поставлен, – Макеев не шутил: он в школе, да и в институте занимался не только лыжами, но и боксом.

– Нет, ломать не надо, а, вот, простудиться нам придётся! – успокоил Лобов Макеева, который до сих пор не мог взять в толк, зачем и ему надо терять служебное удостоверение?!

– Сильно? – спросил Макеев.

– Не понял? – вопросом на вопрос ответил Лобов.

– Да я спрашиваю про простуду, – уточнил Макеев.

– Надо бы с местом, значит, определиться, – задумался Лобов. – Во, давай-ка съездим на Ленинские горы?! Оттуда и решим, где нам будет, значит, лучше.

– А может лучше на Воробьёвы? Я там знаю одно место, откуда всё видно…

– А Воробьёвы горы в Москве? – поинтересовался Лобов.

– Ну, да, – с легкой неуверенностью ответил Макеев.

Через два часа чекисты были около МГУ. С гор открывался прекрасный вид на Москву-реку. Теперь надо было определиться, где нырять и сколько сидеть в холодной воде, чтобы простудиться, но не утонуть. Решение пришло само собой, когда Макеев, вдруг, поскользнулся и полетел кубарем с горы вниз. Его попытался было ухватить Лобов, но не устоял на ногах и следом покатился в том же направлении. Через 40 секунд оба встали на четвереньки, а спустя пять минут, опираясь друг на друга, встали на ноги. Лобов выглядел так, словно его прогнали через мясорубку. Причём два раза подряд, меняя лишь направление. Макеев пострадал гораздо меньше, но при падении сломал нос, из которого фонтанировала кровь. До воды было метров сто, которые показались вечностью. Подойдя к берегу, чекисты увидели в воде своё отражение и начали смеяться. Смех становился всё сильнее и сильнее, пока первым не упал в воду Лобов, а следом за ним и Макеев. Было мелко и скользко, вода сводила мышцы и проникала сквозь одежду во все потаенные места тела. За считанные секунды оба намокли так, что их сразу же стало колбасить. Стоя по пояс в ледяной воде они не могли пошевелиться. Конечности онемели. Лица от страха и боли, от холода и неожиданности перекосило.

В 20.00, в пятницу, к приемному покою, на Госпитальную площадь подъехала карета скорой помощи, из которой выползли два БОМЖЗа[4]. А следом за ними и санитарами проследовал человек в штатском, в котором без труда угадывался сотрудник советской милиции.

У Макеева оказалось, что кроме носа были сломаны два нижних правых ребра, мизинец на левой руке. Левое колено было сильно разбито, скорее всего, перелома не было, но был сильный ушиб. У Лобова оказалось сотрясение мозга и множественные синяки по всему телу. Оба не простудились, но сильно промерзли.

Дознаватель попытался снять с обоих показания, однако через два часа опроса понял, что из этого ничего не выйдет, т. к. Макеев вместо ответов на вопросы истошно стенал, а Лобов нёс всякую ахинею, постоянно чесался и зачем-то залезал руками в штаны, ощупывая свой член и свою задницу. Каждый раз после проделанной манипуляции он тихонько, чтобы никто не заметил, подносил к носу средний палец правой руки, нюхал, морщился, вытирал об пижаму, оглядывался по сторонам, замирал на одну-две секунды, прислушиваясь к урчанию в животе и другим посторонним звукам… Затем всё повторялось снова и снова.

Дознавателю всё это, в конце концов, надоело, он плюнул на обоих и поехал к себе в отделение.

В вечерней сводке новостей сообщалось, что на двоих сотрудников КГБ было совершено групповое нападение, в результате которого оба офицера получили ранения и были госпитализированы. Приметы шестерых преступников уточняются, объявлен розыск свидетелей и очевидцев преступления и т. д., и т. п. ещё на двух листах.

Макеев оказался прав на все 100 %. В госпитале их прокололи пенициллином, от триппера излечили, поставили на ноги, через месяц выписали и отправили героями в родные гарнизоны.

За целый месяц совместного пребывания в одной палате оба не просто сдружились, а стали одинаково говорить и мыслить. Произошло чудо: Лобов стал менее косноязычным, а Макеев более рассудительным. К концу своего срока пребывания они оба стали замечать некоторое половое влечение друг к другу, о котором всё же не решались вслух говорить. Но и медсестры по-прежнему продолжали обоих интересовать как женщины. Чудеса?! Да, так бывает иногда… Врачи говорят…

Вероятно, читатель не всё понимает? Как вдруг Лобов оказался на конференции, в Москве? Почему, вдруг его отправили не из Новосибирска, а из какого-то гарнизона?