Джун. - Говорю тебе, мы сбежали от Кончиса. Он всех достал: и Жюли, и меня, да и тебя тоже.
Николас. - Жюли меня ждет? Зачем?
Джун. - Пойми, нам некому довериться, кроме тебя. И потом, она мне твердит: приведи Николаса.
Николас (горько). - И я иду - как бычок на веревочке. А знаете ли вы, милые сестрицы, наемницы Кончисовы, что в результате ваших мистификаций погиб хороший человек? Верившая мне девушка?
Джун (потупив взор). - Да. Кончис откуда-то узнал. Это особенно нас напугало. И вот мы здесь...
Николас. - Вы - здесь. И я - здесь. А ее нет уже нигде. Как тяжело... (Джун молчит). Так Жюли меня ждет... Хорошо, пойдем.
Открывают дверь. Одна комната освещается. В ней у входа в другую комнату стоит Жюли: босая, в черном кимоно поверх ночной рубашки. Джун куда-то выходит.
Жюли (бежит к Николасу и падает ему на грудь). - Ах, Николас! (Он молчит). Почему ты умолчал о любви к Элисон?
Николас. - Не знаю.
Жюли (тихо). - Может потому, что успел влюбиться в меня?
Николас (смягчаясь). - Да. И язык мой онемел.
Жюли. - А тогда, в Афинах, ты ей обо мне рассказал?
Николас. - Да. И зря - сейчас жила бы.
Жюли. - Вы с ней тогда переспали?
Николас (краснея). - Какая разница, Жюли? Я столько раз спал с ней до того...
Жюли. - По-твоему, никакой? (Отворачивается от него, отходит). Просто я хотела выяснить, с кем собираюсь провести ночь: с толстокожим носорогом или с падшим ангелом...
Николас. - Это ей я рассказал байку про сифилис.
Жюли. - То есть у вас ничего не было?
Николас (с досадой). - Да нет же!
Жюли (вновь походя к нему и нежно улыбаясь). - Прости, что в тебе усомнилась...
Легко его целует и ведет за собой в другую комнату. Она слабо освещается и становится видно, что это спальня. Свет в первой комнате тухнет.
- Дай я тебя раздену...
Расстегивает ему рубашку, вытаскивает из брюк и снимает. Берет за молнию и, медленно, глядя в глаза Николасу, тянет вниз. Он подхватывает ее на руки, несет на кровать, но она спрыгивает на пол.
- Подожди, я открою окно. Люблю ночную свежесть...
Николас идет за ней к окну, прижимается со спины и, улучив момент, берет за грудь. Она выгибается и , повернув голову, подставляет губы под поцелуй. Он длится, длится... Вдруг она резко высвобождается из объятий.
- Надеюсь, ты запомнишь этот урок навсегда.
Николас (глупо улыбаясь). - Какой урок?
Жюли. - Такой: главное - это "как", а не "зачем".
Стремительно идет к выходу.
Николас. - Да куда ты?
Жюли (обернувшись, коротко). - На суд, Николас.
Выходит. В комнату врываются три молодца в черной униформе, валят Николаса на кровать и вкалывают шприц под лопатку. Он обмякает. Его уносят прочь.
Сцена четвертая
Большой высокий подвальный зал с кирпичными стенами. В одном его конце, на помосте установлен трон, напротив - входная дверь. Вдоль длинной стены лицом к зрителям тянется стол, покрытый черной скатертью, за столом - двенадцать черных кресел. Зал освещен электрическими светильниками, стилизованными под факелы.
Дверь открывается, и два служителя вводят Николаса: в своей одежде, но в наручниках, а также с черной повязкой на глазах и пластырем поперек рта. Его усаживают на трон и пристегивают к подлокотникам наручники. Снимают повязку с глаз, становятся по бокам и чуть сзади трона. Николас хлопает и вращает глазами, разминая их.
Дверь снова открывается, и в зал медленно входит ряженый: в черной мантии, с головой оленя. Прошел важно к столу и сел в первое кресло, ближе к трону. А вот и второй: с головой быка, сел во второе кресло. Затем появилась, видимо, ведьма: в широкополой шляпе с остроконечной тульей, черном плаще, красном фартуке, с седыми лохмами и накладным крючковатым носом. Согнувшись в три погибели, доковыляла до третьего кресла. И пошли: ацтек в пончо и маске покойника, вампирша с белыми клыками, традиционный скелет, колдун-вуду, низенький суккуб с босховской харей, песьеголовый Анубис, астролог-алхимик, козлоногий сатир и беременная русалка.
Тишина. Все сидят чинно. Николас спонтанно поднимает колени и громко бьет ступнями о помост. Сработало! Ряженые дружно снимают маски, хламиды и мантии и оказываются в деловых современных костюмах. Появился ряд знакомых лиц: Кончис, Мария, Джо, Джун и в последнем кресле Жюли. Прочие незнакомы, почтенны и это пугает.
В центре стола поднимается седобородый старичок, глядя на Николаса с легкой улыбкой.
Старичок. - Мистер Эрфе, Вы, верно, полагаете, что угодили в лапы клинических безумцев и садистов? Позвольте Вам их представить. Начну с себя: доктор Фридрих Кречмер, директор Института экспериментальной психологии университета Айдахо.
Справа от меня - хорошо Вам знакомый доктор Кончис из Сорбонны и его жена, доктор Аннета Казарян, блестящий специалист по психическим травмам детей (Мария и ухом не ведет). Далее - профессор Марио Чиарди, социолог из Миланского университета. Потом - мисс Маргарет Максвелл, наш художник по костюмам (Джун кисло улыбнулась), доктор психологии Хайнрих Майер из Вены и ближний к Вам - Арне Холмквист, режиссер Сокгольмского королевского театра, которому мы обязаны художественными достоинствами настоящей ... постановки
Кончис и другие за ним хлопают в ладоши.
Слева от меня: доктор Мэри Маркус, профессор Эдинбургского университета, приват-доцент Ольборгского университета Торвалд Йоргенсен, профессор астрологии из Праги Иржи Хавел, сотрудник моей кафедры магистр Джозеф Харрисон (Джо лениво машет рукой) и, наконец, магистр Ванесса Максвелл из Эдинбурга - наиболее одаренная ученица доктора Маркус. Думаю, коллеги, что научная эффективность нынешней постановки во многом обязана именно участием магистра Максвелл (Аплодисменты).
Итак, мистер Эрфе, перед Вами интернациональный коллектив психологов, который я имею честь возглавлять исключительно по причине преклонного возраста. (Протестующие возгласы). Область наших исследований такова, что использование добровольцев исключено: испытуемый не должен догадываться, что на нем проводят эксперимент. Должен Вас поздравить: Ваше несанкционированное участие в эксперименте принесло обильные научные плоды.
Все встают и аплодируют Николасу. Он же выворачивает обе прикованные ладони к себе и растопыривает указательные и средние пальцы буквой V. Аплодисменты стихают, а Кречмер, видимо, спрашивает у Кончиса, что это означает.
Кончис. - Этот жест эквивалентен выражениям типа "Пидорас" или "Очко порву".
Кречмер. - Ах, вот что... Мистер Эрфе, Ваш жест возвращает меня к тому, ради чего мы здесь собрались. Ваше чувство искреннего гнева нам понятно. Впрочем, пока Вы были в трансе, мы исследовали Ваше подсознание и заверяем, что в его сфере Вы не столь однозначно расцениваете произошедшее. В связи с этим мы хотим дать Вам возможность рассудить нас по совести. Вот почему Вы сидите на судейском месте. Рот же Вам заклеили потому, что правосудию полагается молчать до момента оглашения приговора. А он еще не наступил, так как мы хотим дать дополнительные показания против себя. Пожалуйста, доктор Маркус.
Мэри Маркус (встает и читает какое-то заключение) - Объект эксперимента-2005 относится к хорошо изученной категории интровертов-недоинтеллектуалов. Определяющий принцип социального поведения негативный; навыки общежития практически не выражены. В этом повинны эдипов комплекс и, вероятно, травма отнятия от материнской груди, осложненные синдромом единственного отпрыска. Это предопределило эмоциональную и социальную агрессивность объекта и его паразитирование на материнских инстинктах девушек, не раз становившихся его жертвами.
Доминантную травму отлучения от груди он сублимирует, притворяясь бунтарем и аутсайдером, инспирирует одиночество, не вписываясь в итоге ни в рамки семьи, ни в рамки сословия, ни в рамки нации. Подобная личность обречена на участь пассивного потребителя впечатлений, а в зрелом возрасте - одинокого циника. У меня все, но, как я знаю, магистр Максвелл хочет что-то добавить (Садится).
