– Эй?

Аста присела рядом на корточки и сдернула колпачок со шприца. Майор вывернул голову из захвата, разинул рот для крика, и она вонзила иглу ему в небо. Куркович скрипнул зубами. Сейчас они узнают все. «Прикончат ведь, – пронеслось в мутнеющем сознании. – Хоть бы соседи всполошились и наряд вызвали».

– Тащи его на стул.

Он знал, что соседей в новом с иголочки доме по ночам не было…

Куркович ронял слезы на клавиатуру, уткнувшись носом в стол. Аста встала у него за спиной, прижав ствол пистолета к его затылку.

– Тихо, котик, тихо. Все закончилось. Включи какой-нибудь фильм. Мне про любовь нравится.

Она поскребла ногтями свободной руки его шею. Майор всхлипнул, поежился и покорно потянулся к «мышке». Тогда она разжала пальцы и изо всех сил приложила рукоятью пистолета его в висок. Поймала падающее тело за волосы и ударила еще раз – просто так, от брезгливости к этому слюнтяю, кичившемуся накачанным телом.

– Объяснишь? – Шрамов почесал затылок и достал из кармана пластиковую бутылку.

– Работу он проделал большую, но назвать ее настоящей разработкой в полном смысле этого слова я не могу при всем желании. Использовал базовые знания, которые даст любой профильный учебник, набросал схему…

Он вливал в рот майору водку.

– Ты простыми словами.

– Утечки нет, Шрам, – она усмехнулась.

– Может, нам не надо было приходить?

– Может и так.

Старлей укоризненно посмотрел на Асту и скорбно вздохнул.

– Неприятности мне не нужны, – буркнул он. – Сама их утрясать будешь. Я пас.

Она спрятала пистолет, продела пуговицы в петли, тщательно расправила английский воротник пальто и тихо пропела:

– Оставь сомнения и споры, на дыбу вешать – нет греха…

– Что?

– Такова суровая проза жизни.

Он поскреб затылок и скорчил точно такую же гримасу, как полковник Хижук сутки назад.

– Сдвинулась – и к бабке не ходи…

– Надо подтащить его ближе к окну. Боюсь, что сам он не сможет идти.

– Зачем ты его заставила раздеться? Догола! Вообще-то, трусы у него веселенькие.

– Хочешь, себе забери.

– Иди ты. А серьезно?

– Хотела проверить одну догадку.

– Какую?

– Не по этой ли причине от него уходили жены.

Она показала подбородком между ног Курковича. Шрамов вытаращился на нее и вновь почесал затылок.

– И какой вывод?

– Двоякий. Или я права, или страх внес свои коррективы в чистоту эксперимента.

– Капец… – протянул он и просунул ладони подмышки майора. – Я тебя предупредил. Сама с полковником разбирайся. Мне то что? Ты старшая.

Хлопнула створка окна.

– Смотри, головой вниз, а то я наследила немного.

– Там карниз.

– Ну так брось посильнее.

Она глянула в монитор, как в зеркало, и поправила шарф.

Аста молчала, разглядывая паркет под ногами. Полковник Хижук выстукивал костяшками по подоконнику какой-то мотив и смотрел в окно. Потом встал, принялся шагать по кабинету, размахивая руками и бормоча что-то под нос. Наконец он резко остановился перед ней, одернул китель и злобно спросил:

– Смысл в этом был? Хоть какой-то?

– Был, – твердо ответила она. – Он все знал. Капитан поделился.

– Хорошо… – процедил Хижук. – Не прокололась?

– Чисто русский вариант. Водка, белая горячка… – Аста покрутила пуговицу пальто. – Трусы пузырями, а по улице ходил – бабы засматривались… Дорого одевался…

– А что это ты сама на него засмотрелась?

– Так…

– И ты не бомжом выглядишь. Хоть одна отечественная вещь на тебе есть? Китайского хлама тоже нет!

– Работа позволяет.

– Работа… Твою самодеятельность на этом поприще за пятилетку не разгрести.

Хижук подхватил со стола блокнот Козлова и подбросил его на ладони.

– Кем ты себя возомнила?

– Я умею. Училась.

– А я ведь приказывал! – он смотрел на нее зверем. – Если бы я знал, какой мощный пласт своей инициативы ты скрываешь от меня, то…

– Что? – Аста продолжала хмуро смотреть в пол.

– А то, – Хижук изобразил жест висельника. – Стоит тут, благоухает и скалится. Забыла, где твое место? Напомнить?

– Прежде, чем вы снова начнете на меня орать, напомню я – у меня всегда при себе оружие. И не надо нравоучений перед поездкой. Критические дни, знаете ли, и все такое. Понимаете, товарищ полковник? – она постаралась, чтобы голос прозвучал бесстрастно, хотя все внутри сжалось и сердце бешено запрыгало в груди.

Хижук быстро отступил на несколько шагов – от неожиданного накатившегося страха забыл, что с оружием сюда охрана бы никого не пропустила. Крякнул и даже не рискнул по привычке ее обозвать. Подумал, что следует пока попридержать эпитеты, а то еще ненароком накроит из него эта мразь заготовок по собственным лекалам. Женские дни у нее, видите ли. С некоторых пор это вынужденное партнерство стало его напрягать, и он будет счастлив, когда все закончится и Асту спустят в унитаз. Давно надо было прислушаться к прозрачному намеку председателя госбезопасности.

– Язык прикуси, – буркнул он.

– Слушаюсь, – она вытянулась.

Полковник подозрительно посмотрел на нее. «Интересно, – прикинул он, – а что у нее в голове делается на самом деле?».

– Ладно, – Хижук повернулся к ней спиной. – Смотри мне, а то совсем берега в субординации потеряла. Пароль не забудь. И аналитика я тебе предоставлю. Пообщаетесь. Все равно тебе в поезде делать нечего. О деле думай. Наградами от него для всех нас пахнет, как от подвига.

Она поморщилась – ей совсем не хотелось совершить подвиг. Героизм никогда не тревожил ее своим зудом, и где-то в дальнем уголке мозга, в той зоне, которая называется «совесть», внезапно возникло острое, всепоглощающее желание бросить все и исчезнуть из этой страны. Она отмахнулась от этой мысли, как от мокрого снега за стеклом. Затем хлопнула дверью, так и не сказав ни слова.

Полковник потянулся к телефону.

– Сука! – он со всей силы врезал кулаком по столу и принялся набирать номер. – Я тебе припомню…. Критические дни…

«Курьеры, курьеры, курьеры…» выстукивали колеса вагона. Аста нарисовала на листе блокнота вереницу кругов. Вписала в каждый имя. Проставила стрелки там, где связь явно прослеживалась. Задумалась, просто черкая карандашом вопросительные знаки вокруг кружочка, обозначенного «Хромой». Потом схема на бумаге сыграла роль снотворного. Но она еще долго ворочалась, держа этот листок в памяти; сопоставляла, как работают сотрудники других спецслужб; вспоминала старичка-психолога на курсах, который пытался раскрепостить ее сознание, и который раскрывал перед ней философию ее профессии. Она даже видела титульный лист его диссертации, но из двух десятков слов не понимала и половины, поэтому твердо верила в его компетентность. Этот сухонький доктор наук учил ее думать, как сапер, чувствовать, как тонкая жилка растяжки, и жить, будто в голове тикает таймер. Второй таймер для нее был лишним – избавиться бы от своих часов в голове. Но в одном Аста была категорически с ним не согласна – она до смерти боялась привыкнуть испытывать оргазм от убийства.

В кармане пальто над головой требовательно загудел виброзвонок. Она протянула руку к телефону и взглянула на высветившийся номер – от нее требовали отчет. Сбросила звонок, положила телефон на столик и вновь улеглась. Спала она мало – хорошо, если часа по четыре, иногда теряя представление о дне и ночи. Могла она иногда позволить себе подремать хоть несколько часов, или не могла? Решила, что могла…

Мобильный завибрировал неожиданно звонко и вырвал ее из полудремы. Она вздрогнула и лихорадочно принялась вспоминать, в каком кармане телефон. Потом увидела его на столике. Протянула руку. Затем бросила взгляд за стекло между занавесками – снег сменился дождем, а поезд замедлял ход, втягиваясь на станцию. Она угрюмо всмотрелась в мутную кисею водяной взвеси между станционными фонарями. Спать хотелось до одури, и она битый час искала удобное положение между подушек, пока не задремала, а тут этот звонок.