Оглушительным ревом ответили собравшиеся. Треневу. Несколько человек выскочило вперед. Один из них обратился к толпе:
— Долой Тренева! Арестовать его!
— Арестовать! — подхватила толпа, но Тренева уже не было на крыльце. Он моментально исчез.
— Ловить его! — предложил кто-то, но тут выступил вперед Баляев. Он поднялся на крыльцо и, став рядом с Биричем, поднял руку. Все стихли. Шахтер кашлянул, точно проверял свой голос, потом заговорил:
— Ловить Тренева не резон. Далеко не уйдет. А понадобится к ответу — предстанет. Я вот как думаю. Власть Совете нонешнего нам не по сердцу.
— Верно, Гаврилович! — поддержали его из толпы. — Не наш Совет, не народный.
— Самоуправства тоже не должно быть! — предупредил толпу Баляев.
Кто-то спросил:
— Так что же, целоваться с ними?
Баляев понимал, что сейчас упразднить Совет не удастся. Коммерсанты и американцы власть добровольно не уступят. Напрасно прольется кровь. Надо дождаться прихода марковцев.
— Надо комиссию сделать, — предложил Баляев. — Пусть она проверит, что Совет решает и с какой для нас пользой! Ходит слушок, что Совет много пушнины да денег собрал, а куда все подевалось? Да и с пароходом, что вон кормой к нам обернулся, надо понять!
— Верно, верно! — подхватили Копыткин и братья Нурмилет. Они верили своему старшему товарищу. — Давай комиссию! Баляева в комиссию!
— Совет согласен на комиссию. Это правильно! Вы должны проверить деятельность Совета. Трех человек будет достаточно. Вот его, — Бирич указал на Баляева. — Затем…
— Агибалова! — подсказали из толпы.
— И братьев Нурмилет, — предложил кто-то. — Они грамотные.
— Хорошо, пусть будет четверо человек, — кивнул Бирич. — Я прошу комиссию приступить к проверке через дней десять. Мы должны подготовить все документы! Согласны?
Толпа ответила согласием и стала расходиться. Рыбин выкрикнул:
— Граждане, граждане! Я не хочу быть председателем Совета! Я ухожу из Совета!
— В штаны напустил! — засмеялись в толпе. — Грешки вспомнил!
Не обращая внимания на Рыбина, новомариинцы разошлись. Бирич вместе с Рыбиным вернулся в дом. Тренева. Рули подошел к Рыбину и хлестнул его по лицу.
Рыбин, закрыв лицо руками, выбежал. Когда за ним захлопнулась дверь, Рули сказал:
— Вы сильный человек, Бирич. Я уважаю вас.
— Я ожидал, что нам придется туговато, — с хрипотцой в голосе произнес Струков.
Все, кто оставался в доме Тренева, пережили, много тяжелых минут. Они, как и Бирич, ожидали, что толпа ворвется в дом…
— Как же быть дальше? — спросил Пчелинцев.
— Будем ждать прибытия полковника Фондерата, — Рули спрятал в карман револьвер, который лежал около него на столе. — «Нанук» прибудет дней через десять, и комиссии не придется утруждать себя.
В Совет вошел Свенсон. Он довольно улыбнулся. Окинув всех быстрым взглядом, Олаф сказал:
— Вы устали, мистеры. Надо отдохнуть. Прошу ко мне на ужин!
— С превеликим удовольствием, — первым откликнулся Струков, и все заторопились уйти из дома, в котором только что чувствовали себя как в осажденной и ненадежной крепости. Только Бирич отказался от приглашения.
…Утром Рули проснулся с ощущением, праздника, с чувством приятного ожидания. Вот и наступил момент, о котором он мечтал.
Рули тщательно побрился, надел свежее белье и, не обращая внимания на многозначительные улыбки Стайна, направился к дому Свенсона. Олафа, как и ожидал Рули, не было: он уехал на рассвете в стойбище. Кроме Елены Дмитриевны в доме была лишь прислуга.
— Вы пришли? — испуганно сказала женщина.
Она была одета в глухое зеленое платье, которое обтягивало ее полнеющую фигуру. Прижав руки к шее, Елена Дмитриевна широко раскрытыми глазами смотрела на Рули. Он неторопливо снял шубу.
— Вы, Элен, почему-то боитесь меня.
— Мне кажется, что вы… не желаете мне добра.
— Я по-прежнему люблю вас, — сказал Рули.
— Не надо! — воскликнула Елена Дмитриевна. — Я не хочу слышать…
— Отошлите прислугу, — ровно произнес Рули. — Мне надо откровенно поговорить с вами, и это вам принесет облегчение. Я же вижу, что с некоторых пор вы страдаете, вас терзает страх. Но я помогу вам. Отошлите прислугу.
— Хорошо, — покорно сказала женщина и вышла.
Через несколько минут хлопнула дверь. Рули подошел к окну и увидел кухарку Свенсона. Она с большой корзиной направилась к складу за продуктами. Рули обернулся на шум шагов Едены Дмитриевны. Она входила в комнату, бессильно уронив вдоль тела руки. Лицо ее побледнело, а в глазах был страх.
Рули достал из нагрудного кармана гильзы от маленького браунинга и протянул их Елене Дмитриевне:
— Вы, Элен, конечно догадываетесь, где я мог подобрать эти гильзы.
Остановившимися глазами Елена Дмитриевна смотрела на маленькие блестящие цилиндрики.
— Я догадывалась, что вы что-то знаете о смерти Трифона, — сказала она дрогнувшим голосом.
— Я знаю все, — Рули не убирал гильзы.
— Что же вы хотите от меня?
— Вашей любви!
— Только в обмен на это! — она с кривой улыбкой указала на гильзы.
— Вы их получите. — Рули аккуратно поставил гильзы на стол. — И никогда больше у нас об этом не будет разговора.
— Хорошо, — покорно сказала она.
Свенсон торжествовал. Итак, сбываются его самые смелые мечты. Он прохаживался по палубе «Нанук», которая в полдень подошла к Ново-Мариинску. Всех, кто желал выпить чарку водки на шхуне, уже свезли на берег, и можно начинать разгрузку.
Свенсон ушел в каюту капитана. Здесь были Елена Дмитриевна, Бирич, Струков, Чумаков, Рули и Стайн. Они встречали полковника Фондерата. Он, в офицерском кителе, но без погон и каких-либо знаков отличия, поблескивая пенсне, сидел на диванчике с рюмкой коньяку в руке, и говорил:
— Только самые жестокие меры приемлемы в отношении большевиков. Я убеждаюсь, Дмитрий Дмитриевич, что вы были здесь недостаточно решительны. Завтра мы возьмемся за дело и — никому пощады! — Он поднял рюмку. — За наши общие успехи!
Все выпили. Рули из-под прищуренных, век наблюдал за Фондератом. Энергичность, решительная речь полковника произвели на него, как и на других, благоприятное впечатление. Никто, кроме Струкова, не догадывался, что эта воинственность и уверенность Фондерата вызваны приличной дозой кокаина. Свенсон присоединился к тосту:
— За ваши успехи на этом суровом берегу, мистер Фондерат!
Все выпили. Олаф пригласил полковника:
— Мой дом к вашим услугам!
Елена Дмитриевна добавила:
— Нас ждет ужин, господа.
По дороге к Свенсону Фондерат продолжал говорить больше всех. Его прибытие придало всем уверенности. Рули был рад, что он вернется в Ном. Теперь с него снята вся ответственность за дальнейшие события здесь. То же самое испытывал и Стайн. Олаф был полон самых радужных надежд. Бирич надеялся на то, что он сейчас сможет отомстить за сына. Чумаков Осторожно приглядывался к полковнику, а Струков уныло думал, что вот и опять он под началом Фондерата. «Бежать, бежать надо, — решил он. — Попытаюсь удрать на шхуне «Нанук».
Ужин у Свенсона был в самом разгаре, когда кто-то осторожно постучал в дверь дома. Кухарка открыла, и в кухню вошел Малинкин. Он тяжело дышал.
— Бирич здесь? Позови его.
Павел Георгиевич впервые был у Свенсона. И хотя ему и неприятно и тяжело было видеть Елену, он не потел на этот раз отказаться от приглашения из-за Фондерата. Бирич вышел на кухню и, увидев Малинкина, недовольно спросил:
— Чего тебе?
Малинкин близко подошел к Биричу и что-то быстро зашептал. Лицо Бирича при первых же его словах изменилось, стадо тревожным, Павел Георгиевич проговорил:
— Не может быть!
— Вот те крест! — перекрестился Малинкин.
— Та-а-а-к! — медленно проговорил Бирич и, резко повернувшись, шагнул в столовую, где шумно пировали гости Свенсона.
Бирич громко сказал:
— Господа! Господа! — в его голосе зазвучали такие тревожные нотки, что все сразу же смолкли и уставились на него. — Большой отряд Красной гвардии из Марково занял копи и утром готовится напасть на Ново-Мариинск.