— Только Мартинсону в руки! Вот тебе за то, чтобы письмо не потерялось, — Свенсон поверх крепко запечатанного конверта положил несколько зеленых бумажек. Губанов аккуратно свернул доллары под завистливыми взглядами своих спутников и спрятал под кухлянкой вместе с письмом. Свенсон добавил:

— Мартинсон вас угостит хорошо. Я ему пишу об этом. Вернетесь — еще добавлю.

— За бумагу можете быть спокойны, — Губанов натягивал рукавицу. — В целости доставлю.

— Пора, пора ехать! — поторопил Бирич.

— Покедова, — за всех попрощался Губанов и первый тронул свою упряжку. За ним двинулись остальные. Провожающие смотрели им вслед до тех пор, пока они не спустились на замерзшую реку Казачку, вынеслись на другой берег и скрылись за постройками.

— Не ждут в Марково гостей! — засмеялся Тренев. Но его никто не поддержал. Люди стали расходиться. Бирич недовольно заметил:

— Рыбин что-то не пришел.

— Проспал, — Пчелинцев растирал побелевшую щеку. — Кусается еще зима. А ведь весна скоро.

Струков догнал Бирича, который с Чумаковым и Треневым подходил к двери дома последнего.

— Павел Георгиевич! — окликнул он старого коммерсанта. — Я вас задержу на минутку.

— Зайдемте в тепло, — Бирич поежился. — Сегодня действительно морозец крепкий.

Они вошли в дом Тренева.

— Что вы хотели, Дмитрий Дмитриевич?

— Как ваш сын? — спросил Струков.

Напоминание о Трифоне, который после почти трехмесячной болезни едва стал подниматься с постели, не было приятно Биричу. Павел Георгиевич недовольно шевельнул щетками бровей, взглянул из-под них на Струкова почти враждебно. С чего это начальник милиции вдруг вспомнил о Трифоне? Старый коммерсант не мог забыть, как Струков помешал ему разделаться с шахтерами, которые так зверски избили Трифона. И за все время ни разу не навестил Трифона. А сколько вместе пили водки! Так что же надо теперь Струкову?

— Слава богу. Поднялся на ноги, — ответил он угрюмо.

— Я думаю, что сейчас настал момент, когда мы можем и должны привлечь к ответственности тех, кто посягал на жизнь вашего сына. Справедливость прежде всего. А преступление не должно остаться безнаказанным.

Бирич не мог скрыть своего удивления. Он уже давно свыкся с мыслью, что случившееся с Трифоном в кабаку Толстой Катьки забыто, как обычная пьяная драка. Сам же Струков тогда, кажется, так говорил. С чего же он решил ворошить старое, обидное? В то же время ему было приятно, что о его боли, его оскорблении и позоре не Забыто и за них хотят отомстить. Он нерешительно проговорил:

— Я не знаю, захочет ли сам Трифон…

— Разрешите мне его навестить? — Струков был настойчив. Он уже окончательно решил припугнуть шахтеров. Он покажет всем, что у него твердая рука. Струкову хотелось доказать тем, кому здесь принадлежит власть, что он стоит больше, чем они думают. К тому же в последние дни Струков все чаще и чаще вспоминало Колдуэлле и Фондерате. Недавно Рули как бы мимоходом обронил, что он ждет из Америки русского полковника. Кто это может быть? Конечно, сразу же на память Струкову пришел Фондерат. Все возможно в этом мире, и после краха Колчака Фондерат вполне может оказаться здесь.

— Трифон будет рад видеть вас, — сказал Бирич, заметив, что Струков о чем-то сосредоточенно думает.

— Благодарю, — Струков направился к двери.

Бирич вслед сказал:

— Свидетелем этого ужасного события был шахтер, — Павел Георгиевич запамятовал фамилию, но ее подсказал Тренев:

— Малинкин, Малинкин!

— Да, да, он самый, — подтвердил Бирич и усмехнулся. — Такой услужливый, с запоминающимся лицом.

— Знаю, — кивнул Струков. — И еще одна просьба, Павел Георгиевич. Дайте мне список всех должников по налогам и тех, кого ревком от налогов освободил.

— С превеликим удовольствием, Дмитрий Дмитриевич! — воскликнул Бирич. Он уже с симпатией смотрел на Струкова. Ему понравилось, что Струков сам взялся за дело, о котором Бирич хотел ему напомнить. Казна должна пополняться, и если Струкову удастся выколотить со всех налогоплательщиков их долги, то соберется порядочная сумма.

— Сегодня же список будет готов, — заверил он Струкова.

— Я зайду к вам после поездки на копи.

Струков вышел.

— Деятельный офицер, — похвалил его Бирич. — Если бы все мы так служили общему делу, все бы иначе в России сложилось.

— Судьба России еще будет решаться, — несколько высокопарно произнес Чумаков. — Большевики долго не продержатся! Дальний Восток уже отпал от России, возникла Дальневосточная республика.

Дошедшие до Ново-Мариинска сведения о возникновении новой республики были настолько противоречивы, что составить о ней определенное мнение было трудно. Охотск, ссылаясь на Иркутск, передавал, что Дальневосточная республика — буфер, который необходим Советской России для передышки, для предотвращения войны с Японией, держащей на Дальнем Востоке много своих войск; радиостанции Японии и Америки утверждали, что начался распад Советской России на множество республик и это — начало краха большевиков. Тренев не вмешивался в разговор Бирича со Струковым. Он с нетерпением ждал, когда останется один. Едва Струков заговорил о своем намерении собрать задолженность, как Тренев вспомнил о Туккае. Помешавшийся пастух Тейкылькута по-прежнему жил в Ново-Мариинске, но его видели редко. Туккай не любил покидать свою старую дряхлую ярангу. Чукчи из стойбища и береговые кормили его. Тренев вспомнил о тех мешках пушнины, которые ревком вернул Туккаю. «Как я мог о них забыть? — удивился Тренев. Он был недоволен собой. — Упустить такую прекрасную возможность. Три мешка отличной пушнины! Да это же приличная сумма. Надо немедленно, пока еще никто не успел опередить его, забрать меха у Туккая. Лучше всего дождаться вечера и тогда — в ярангу к Туккаю. А будет сопротивляться…» У Тренева крепко сжались кулаки. Он так был захвачен своей мыслью, что не сразу услышал Бирича, который окликнул его:

— Помогите нам, Иван Данилович, напомните имена тех, кто при ревкоме получал бесплатно или за гроши продукты и товары, кого освобождали от налога. Вы же были вхожи в ревком.

— Не утруждайте себя, господа, — отозвался наконец Тренев, — у меня есть списочек. Я для любопытства вел его. Хе-хе-хе! Уж очень мне странным было, что ревком так балует людей, да каких? Бездельников, оборванцев. Чуяла моя душа, что придет справедливое время. Вот оно и настало, а мой списочек из забавы в нужное дело превратился, — приглаживая сальные волосы, Тренев юркнул во вторую комнату, загремел сундуком, отодвинул его от стены и из-под половицы вытащил небольшой сверточек. В нем он разыскал нужную бумагу и убрал в тайник остальные. Поставив сундук на место, он вернулся к Биричу и Чумакову, которые на лежащих перед ними листках уже вывели по столбцу фамилий.

— Вот, — Тренев протянул Биричу список. — Я никого не забыл.

— О-о! — Бирич был поражен тем, что увидел. Оказывается, он почти о половине людей, занесенных В этот список, совершенно не знал. Павел Георгиевич только покрутил головой и, протянув список Чумакову, сказал: — Смотрите. Тут кого только нет. Даже Губанов. Ха-ха-ха! Знали бы ревкомовцы, кого подкармливали. Ну, его мы вычеркнем, а вот с Ульвургына все сполна получим.

Бирич поднял голову:

— Неоценимую услугу вы оказали нам, Иван Данилович. Благодарю вас от имени Совета.

Треневу почему-то стало жаль своего списка. «А не поторопился ли я? — подумал он. — Так задарма и отдал. Ничего за него не получу». Бирич словно угадал его мысли.

— Я попрошу Совет вознаградить вас.

— Благодарю, благодарю, — поклонился Тренев, приглаживая волосы. — Я для общества старался…

— Многих из этого списка, — Чумаков постучал по бумаге карандашом, — сейчас ни на посту, ни в стойбище нет. Они на охоте.

— А нам спешить некуда, — засмеялся Бирич. — Пусть охотятся, больше зверя бьют. Мы их встретим и поблагодарим за меха, за покрытие долгов.

— Да, через месяц все вернутся, — подтвердил Чумаков. — Весна нынче ранняя будет…