- Был, есть и будет.
- Разумеется! Ты позаботишься …
- Простите, - невыразительно, сквозь спазм в горле проговорила я и, нарушив всяческие приличия, решительно отошла от братьев.
- Арина! Подождите!
Вадим.
Не сбавляя шага, я шла к выходу на лестницу, намереваясь спуститься в вестибюль и одеться. Не глядела на людей, но так ясно чувствовала на себе их ощупывающие, жгущие любопытством взгляды, так ясно слышала вопросы, звучавшие в их мыслях: что же там случилось между ними? при чем здесь она?
- Арина, - совсем близко, практически рядом с ухом.
Действуя рефлекторно, я отреагировала, резко развернувшись на каблуках, и нос к носу столкнулась с Савельевым-старшим.
Его глаза плавили сожалением и тревогой, поэтому я перевела взгляд на фуршетные столы, стоявшие в отдалении за его спиной. Синтетический глянец белоснежных скатертей, а на нем хаос из посуды, остатков фуршетных закусок и гордые башни ведерок с охлаждаемыми в них бутылками шампанского.
- Пожалуйста, простите, что так вышло. Дима наговорил…
Довольно. Я задыхалась.
- Ничего страшного. Мне пора ехать. Хорошего вам вечера.
Повернулась, чтобы уйти, но он неожиданно остановил меня, мягко ухватив за руку чуть выше локтя, вновь проникновенно заглянул в глаза:
- Арина, пожалуйста.
Сглотнув, я разжала стиснутые челюсти. Сдалась. Из-за взгляда серых, таких живых и понимающих глаз.
То, что проделывал со мной Дима. А теперь проделывает Вадим. Это проклятие, что глаза братьев так схожи.
- Вам нужно вернуться, - вкрадчиво попросила я. – Поговорите с братом, узнайте, чем он недоволен, расскажите, почему сердиты вы. И желательно, наедине друг с другом. А мне действительно нужно уехать.
Еще мгновение он удерживал меня, смотрел с каким-то сумрачным недоверием, настоятельной просьбой и после отпустил.
Я смогла сделать вдох.
Трясясь в ознобе – запоздалое последствие нервного перенапряжения – я спустилась вниз. В вестибюле было тихо и прохладно, кожа мгновенно покрылась жесткими мурашками. Старалась глубоко дышать, очищая свои мысли, хороня любые эмоции.
Все: феерия музыки, опьянения и развлечений, жар общения и ссор, пристальное внимание, оставляющее болезненное клеймо, - осталось позади, наверху. Я оставила это там.
Запахнув пальто, накинув капюшон, я ощутила, как постепенно отступает дрожь.
Все миновало. Я еду домой.
Вадим Савельев прислал смс, когда я уже давно была в такси, через окно глядела на мистическую ночную городскую жизнь, волшебной палочкой высекающую снопы огней и рисующую шлейфы освещенными окнами и витринами, проливающими на заснеженные обочины дорог свое теплое ровное сияние.
«Я в курсе, чем он недоволен, но не собираюсь ничего менять. Как думаете, имею я право побыть эгоистом, чего до этого себе не позволял, и сохранить для себя то, что безмерно хочу?»
Мне следовало задуматься над смыслом сообщения, туманным и странным, решить, что ответить ему… или же вообще не отвечать… никогда. Собранная, напряженная, будто взведенная пружина, я вернула телефон в клатч и заставила себя снова раствориться в созерцании, в движении автомобиля. И желании поскорее оказаться дома.
Еще через минуту пришло второе смс от него: «Я еще раз прошу у вас прощения».
Задержав палец на кнопке, я выключила сотовый. Потерла запульсировавшие виски.
Не расплескать, не допустить никаких размышлений ни о чем. Иначе эмоции, связанные с событиями этого вечера, просто обрушатся на меня, как прогнившая крыша дома, похоронив в своем хаосе и негативе.
Дома я разделась, неловко снимая одежду подрагивающими руками. Переодевшись в домашнее, собрав волосы в хвост, прошлась по квартире, оглядывая, отмечая, все ли в должном порядке, но утром я достаточно тщательно подошла к уборке. К сожалению. Ведь именно сейчас мне необходимо было что-то сделать, чем-то занять свои мысли.
Оказавшись на кухне, я достала из шкафа глубокую миску, миксер, заглянула в холодильник…
Кекс в одиннадцатом часу вечера. Оригинальный подход ко времени выпечки, но хорошее решение в моей ситуации. И самое главное спасение – цедра лимона, которую я всегда готовила сама. На этот раз стадию ее высушивания придется пропустить.
… Бросая взгляды на нагревающуюся духовку, в которую уже перекочевала форма с тестом, я помешивала чай в чашке, чувствуя, что пугающее, болезненное натяжение эмоций внутри немного ослабло.
Понятно, что многое «нарывало» между братьями. И уже давно. Ни один из них не был прав: ни Вадим со своей чрезмерной опекой, к которой толкала его бессознательно взятая на себя роль отца, ни Дима, решивший, что ему позволяется больше, чем остальным. Я всегда знала, что импульсивность и склонность действовать немедленно, свойственные и старшему, и младшему, когда-нибудь «выстрелят» очень некрасивой ситуацией. Вадим, обиженный и злой за бегство, равнодушие и бесчестный поступок брата, успевавшего и за мной ухаживать, и удерживать при себе невесту, и Дима, заведенный до крайней степени тем, что старший Савельев определяет большинство направлений его жизни и часто решает за него. Тут все предопределено и объяснимо. Кроме одного: каким образом получилось, что между ними «нарывала» еще и я? И я тоже стала объектом агрессивного внимания Димы, равно как и вызывающего покровительства Вадима, не постеснявшегося показать это брату. Почему?
И так много глаз наблюдало за нами, множество ушей пыталось поймать хоть слово и уловить суть ссоры братьев. Меня передернуло при мысли, какую интерпретацию найдет у сплетников это происшествие.
Они поссорились из-за меня. Не поделили даму сердца. Чуть не подрались на глазах у всех, а я безмятежно и снисходительно стояла рядом и взирала на разворачивающееся действо, решая, какой из братьев будет более выгодной партией.
Меня замутило, чай показался слишком сладким. Поднявшись, выплеснула его в раковину, замерла, открыв кран с водой и уперевшись ладонями в края мойки.
Ни тому, ни другому в голову не пришло, что они творят, как опускают себя… и меня, затевая весь этот… разговор при стольких свидетелях.
Струя воды с шипением и шумом била прямо в середину раковины, заворачивалась пузырившейся воронкой и исчезала в сливе. А я кусала губу и пыталась справиться с разогнавшими сердце до лихорадочного темпа чувствами стыда, вины, отчаяния и гнева. Затем, наклонившись, я принялась ополаскивать лицо ледяной водой до тех пор, пока от холода не начало сводить пальцы и колоть щеки и лоб.
Уже ничего не изменишь. А сейчас мне лучше сосредоточиться на том, чтобы сделать себе еще чаю и уследить за выпечкой. Неплохо было бы включить ноутбук и проверить почту – Люся обещала прислать интересные фото с ледового городка…
… Поставив пышущий жаром и ароматом ванили кекс на стол, я потянулась за пакетиком сахарной пудры. Внезапно раздавшийся звонок домофона остановил меня. Я застыла на месте, растерявшись. Взглянула на часы: 22.34. Кто мог бы прийти? Да еще так поздно. Тягостное, отдающее горечью предчувствие свернулось под сердцем, я потерла лоб, прислушиваясь к настойчивому трезвону домофона. Надо открыть.
Оказавшись в прихожей, я нерешительно сняла трубку:
- Кто там?
- Это Вадим Савельев.
При звуках чуть искаженного баритона того человека, о котором только недавно давила неприятные мысли, которого меньше всего хотела бы сейчас видеть, я отпрянула.
- Арина, пожалуйста, впустите меня, нам нужно поговорить.
Стиснув челюсти, я невидящим взглядом глядела на рычажок для сброса вызова, молчала.
- Арина…
- Я не вижу необходимости в этом разговоре, Вадим Евгеньевич. Езжайте домой, - безучастным голосом наконец ответила ему.
- Такси уже уехало. Я вызову другое, но за эти десять-двадцать минут ожидания я мог бы объяснить вам…
- Не нужно ничего, - прервала я Вадима, потянула руку к домофону, собираясь сбросить звонок.
- Нет, нужно! - ответил он громко, со злостью.
