1.

- Я очень признателен вам за то, что приехали.

- Это крайне интересный случай. Я не простил бы себе, если бы упустил возможность.

Стивен Роджерс завращал стакан с напитком. Карусель тающих льдинок, похожих на хрустальные эллипсоиды. Их тонкое позвякивание о стенки поглотила ритмичная музыка бара.

Роджерс поднял на меня заискивающий взгляд:

- Так вы говорите, следует провести серию тестов и с матерью девочки?

Он сделал маленький глоток своего спиртного. Поморщился.

Начинающий специалист. Часто полагается на свое обаяние, реже – на знания и опыт. Впрочем, их величина не впечатляющая. Не болтун, и это ему в плюс. Не умеет пить, но, желая больше расположить меня к себе, пригласил именно в бар – всегда ждет чужой помощи и одобрения. Это все, что я извлек из своего собеседника за пять с половиной часов вынужденного общения. Сначала в его рабочем кабинете, теперь здесь. Более чем достаточно.

- Да, следует. Вы увидите сами, что корень проблемы заключен в ней.

Свою задачу я выполнил: дал консультацию по поводу синдрома дефицита внимания и проявлений агрессии у подопечной Стивена. Если он желает «доить» меня и дальше, следует его разочаровать. Сочащиеся из него любезности и подобострастие раздражают.

Я приехал к нему в школу ради интересного случая. Получить опыт. И только опыт. Сфера детской психологии для меня не арена для удовлетворения амбиций. Для Роджерса – да.

- Мистер Марселл, еще один вопрос…

Он вдруг смолк. Полез во внутренний карман пиджака. Через секунду я увидел и даже смог услышать вибрирующий светящийся сотовый.

- Да, солнышко?

Я отодвинулся от Роджерса – крошечная видимость приватности. Безучастно огляделся вокруг: дефиле стаканов и бокалов по барной стойке - практически все цвета радуги, заключенные в выпуклые стеклянные грани. Скупые, четкие, роботообразные движения бармена. Подсветка превратила его белую рубаху в светящуюся голубую, космического оттенка.

- Я пока занят… Где?.. Да, сладкая, в баре… Нет, Джесс, ну что ты!.. Скоро буду, хорошо… Люблю, целую…

Роджерс виновато поглядел на меня, убирая телефон в карман.

- Прошу меня простить. Понимаете, жена на девятом месяце… В общем, не хочу заставлять ее нервничать.

- Я понимаю.

Кивнул ему, отвернулся, взялся за свой стакан.

- Мне пора ехать. Знаете, я был бы чрезвычайно вам обязан, если бы вы помогли мне с моей книгой… - Роджерс смущенно затеребил пуговицу пиджака. – У вас такой опыт работы с подобными детьми…

Виски обожгло язык. Изогнув губы в подобие улыбки, я повернулся к собеседнику:

- Вы знаете мой номер. Давайте договоримся, что вы позвоните мне в мае. Если график будет позволять, посмотрю, что могу сделать.

Стивен обрадованно закивал, возбужденно стиснул протянутую мной для пожатия руку.

- Спасибо, мистер Марселл. Огромное спасибо за все. Счастлив был с вами познакомиться.

Навязчивый, несдержанный – извлек в придачу к нелестному тому, что было.

- Взаимно, мистер Роджерс.

Прихватив куртку, Стивен Роджерс, обаятельный, улыбчивый штатный психолог одной из ведущих частных школ Сиэтла, освободил стул. Дал мне возможность ощутить облегчение, присыпанное свинцовыми опилками усталости.

Жена на девятом месяце. Сколько ему? Свежий субпродукт магистратуры. Не больше двадцати семи, значит. Он привык к обручальному кольцу, не проворачивает его, не косится – женат давно. Очень предупредителен и ласков с женой. Ценит, любит, следовательно. Нет, вернее всего, просто ведомый. В этом браке супруги не равноценные партнеры. Мало примеров союзов, где они равноценные. Мне встречался только один подобный - брак моих родителей. Даже семья сестры – пример объединения интересов и удобства.

Ритмичные басы сменила меланхолично-плавная мелодия популярной баллады. Кое-какие пары, покинув места у стойки, рискнули прилипнуть друг к другу и качаться под музыку, доверившись нетвердым ногам. Минуту-другую я наблюдал за ними: нелепые темные силуэты в туманно-серой дымке небольшого танцпола. Затем повернулся к яркому антуражу бара: треугольники зеркал, цилиндры бутылок, режущие голубым светом точки светильников.

Если я заключу брак, то он будет таким же, как у родителей. Счастливый союз с одинаковой отдачей от нас обоих. Только в этом случае семья будет выполнять роль антистрессового механизма. Как определила бы мама, будет домом, где ждут и любят не за успехи, а за то, что ты – это ты. Семья – это не статус. Это аура, зона комфорта.

У меня это будет.

Конечно, нелегко найти женщину на роль такой спутницы жизни. Проще – способную скрасить одиночество.

Сопоставление: Стивен Роджерс, возраст – около двадцати семи, статус – женат, будущий отец, и я, Дэниэль Марселл, возраст – почти тридцать три, статус – холост, бездетен. Потому что разумен. Чрезмерно разборчив. Требователен.

С момента смерти мамы, четыре года назад, я стремился заполнить пустующую нишу, приобрести хотя бы подобие того, что имел, пока она была рядом. Регулярно, примерно раз в год, заводил отношения с намерением создать в дальнейшем семью. У всех женщин была приблизительно одинаковая линия поведения. Первые четыре недели – энтузиазм, временами переходящий в экзальтацию. Период гладкости и спокойствия. Последующие две-три недели – выставление собственных требований, демонстрация «я», манипулирование. Период обид и ссор. Еще в течение следующих трех-четырех недель угасание и разрыв отношений.

Все они умели ценить себя, свою карьеру, свое время. Все хотели совместить приятное и полезное. И для всех забота о другом складывалась из сваренного утром кофе и милого вопроса вечером «Как у тебя дела, дорогой?», ответ на который выслушивался либо рассеянно, либо перебивался репликой о том, как она сегодня утомилась, делая то или это.

Все они, по сути, чужие и чуждые. И я знал, почему у меня с ними не получилось. Но менять позицию не собирался. Моя цель: такое же домашнее тепло и любовь, которые создавала моя мать лишь одним своим присутствием где-то в доме. Эту цель я достигну только в том случае, если найду подходящую женщину. Идеальную для меня. Отбор, длящийся четыре года – это не предел.

Я допил виски, скользнул пальцами по холодящим граням стакана, вгляделся в руины льдинок на дне.

Пора. Утром у меня новый ребенок, двенадцатилетний мальчик, подозрение на атипичную депрессию. Еще раз пролистаю выписки из его медицинской карты.

- Добрый вечер. Вижу, здесь не занято. Могу я?

Женский, прекрасно смодулированный голос. Я повернул голову.

Она усаживалась на бывшее место Стивена Роджерса. Молодая девушка, блондинка. Длинные распущенные волосы. Одета формально, в деловом стиле, но на грани вызывающего шика: у блузки поднят высокий воротник, короткие объемные рукава, брюки узкие и обтягивающие.

Хорошо изученный тип. Слишком занята собой. Или слишком доминирующая. Или эгоцентричная.

Наши взгляды на секунду пересеклись. Что-то не так. Не сходится архетип и реальность.

- Скучаете?

Вот. Снова: загадочная полуулыбка, заинтересованно игривый тон, но взгляд цепкий, пронзительный, испытующий.

Почему?

- Нет. А вы?

- Немного есть.

Невзначай задела меня локтем. По-детски тонкие кости запястья и кисти руки, пальцы с нейтральным маникюром. Отсутствуют браслеты, кольца.

Практична.

Я перевел взгляд на ее лицо: открытый лоб, искусный, без излишеств, макияж, темные тени выделяют глаза.

Ей не стоит их подчеркивать, они и без того перетягивают на себя все внимание.

Кто она? Эта рука принадлежит девушке, не привыкшей привлекать к себе внимание, сосредоточенной на иных целях, а не на себе. Этот макияж – маска взрывной чувственности и готовность к флирту. Одежда сочетает в себе и то, и другое. И только взгляд - акцент. Это взгляд циничной мудрости.

- Вы уходите? – она многозначительно посмотрела на мой пустой стакан.

- Собирался.

- Что желаете? – скользнувший к нам бармен в ожидании наклонил голову.