- Если ты больше ничего не хочешь, поговорим о делах? - продолжил вождь. - За наши главные трофеи ты должен нам три десятка топоров. Ты пообещал.
- Я это пообещал, и я выполню свое обещание, - кивнул гость, поправляя круглые очки. - Три десятка топоров за три... трофея. И еще один топор за деревянные фигурки.
- Ты очень щедрый человек, - чуть заметно улыбнулся туземец. - Благодаря твоим дарам, мои сыновья смогут найти себе жен.
- Но ведь они в любом случае смогут теперь жениться, - уточнил его белый собеседник. - После того, как участвовали в сражении и убили ваших врагов.
- Да, конечно, - согласился вождь племени, - но молодой воин, убивший своего противника, и предлагающий семье своей будущей жены топор, лучше, чем молодой воин, убивший своего противника, у которого нет топора. Ты меня понимаешь?
- Очень хорошо понимаю! - рассмеялся Майкл. - Там, откуда я пришел, женщины рассуждают точно так же.
- Значит, наши с тобой жизни, хоть и очень разные, кое в чем похожи, - заключил туземец.
- А я с самого начала тебе это говорил!
Все сидящие вокруг костра заулыбались - папуасы сдержанно, едва заметно, зато их гость сверкнул всеми своими идеально ровными белоснежным зубами. Но внезапно всеобщую идиллию испортили донесшиеся из задней части хижины всхлипывания - тихие, но хорошо различимые в полуденной тишине тропического леса. Рыжеволосый молодой человек удивленно повернулся в ту сторону, и вождь племени тоже проследил за его взглядом.
- Мои дочери не смогут стать женами, - сказал старый туземец, и хотя голос его звучал равнодушно, а лицо оставалось невозмутимым, где-то в глубине его глаз промелькнуло что-то похожее на печаль.
- Почему? - удивился Майкл. Еще в первый день визита в это племя, до стычки с соседним папуасским поселением, вождь, знакомясь с белыми путешественниками, упомянул, что две его старшие дочери должны скоро создать собственные семьи и что их избранники, как и многие другие молодые воины, с радостью согласятся напасть на соседей, чтобы вернуться домой с трофеями и получить возможность жениться.
Первым делом молодой Рокфеллер подумал, что женихам дочек вождя не удалось никого убить в бою, и он собрался добавить к уже обещанным папуасам подаркам еще два топора, которыми эти женихи могли бы "оплатить" разрешение взять в жены своих избранниц. Однако в последний момент Майкл сообразил, что дело может быть совсем в другом.
- Женихи твоих дочерей погибли? - спросил он вождя. - Мне очень жаль...
- Они станут женами других воинов, - равнодушно ответил вождь. - Тех, кто остался жив, тех, кто убил хотя бы одного врага, и тех, кто сможет дать мне в качестве платы за невесту топор.
* * *
- ...сейчас среди современных девушек модно говорить о том, что вся мировая литература написана мужчинами, а следовательно, женщины в них показаны неправильно, не такими, какие они на самом деле, а такими, какими мы, мужчины их видим, - голос лектора, стоящего далеко внизу, с легкостью разносился по огромной аудитории, добираясь до самых верхних рядов амфитеатра, где скучал не выспавшийся Майк. - И хотя спорить с женщинами недопустимо, я все же рискну это сделать, даже если навлеку на себя этим гнев наших замечательных студенток... - по аудитории пробежала волна тихого хихиканья. - Я рискну сказать, что европейская средневековая литература не просто не оболгала женщин - нет, она, наоборот, абсолютно точно, самым совершенным образом описала именно женскую натуру, женскую психологию. Мужская в ней тоже хорошо показана, но женская - особенно ярко и особенно точно. Не верите?
Майк, до этого момента боровшийся с непреодолимым желанием положить руки на парту, а голову на руки и подремать до перерыва, оживился и встряхнул головой, отгоняя усталость. Надо же, на лекции по литературе тоже, оказывается, бывает кое-что интересное! Сам-то он зашел сюда, чтобы где-то пересидеть свободные полтора часа между географией и антропологией - и, как видно, зашел не зря! Женская натура - это нечто еще более загадочное, чем все дикие экзотические страны вместе взятые...
- Возьмем "Тристана и Изольду", - продолжал, тем временем, лектор. - Это не только первая в Европе история о любви, это еще и потрясающе точный рассказ о том, чем женщины отличаются от мужчин, - по залу снова прокатилась волна смешков, теперь уже более громких. - Нет-нет, не спешите смеяться и не надо краснеть! Я говорю о различиях в психологи и в системе ценностей. Для мужчины важно действовать по установленным правилам, соблюдать кодекс чести, как бы это ни было сложно, что бы ни происходило. Даже если речь идет о его жизни, или о жизни его любимой женщины, или возможности быть с ней вместе - мужчина не отступит от правил, не нарушит данное слово, не схитрит и не обманет. А что делает женщина, если ей, или ее любимому, или ее ребенку угрожает опасность? Или если любимый мужчина может уйти от нее к другой? Она будет хитрить, будет интриговать, будет врать в лицо всем и каждому, лишь бы только спасти своих близких или свою любовь. И не будет испытывать по этому поводу никаких угрызений совести, потому что цель, которой она добивается, для нее важнее всех кодексов и договоренностей.
Среди студентов поднялся легкий шум. Кто-то из немногочисленных девушек, кажется, был недоволен таким определением женщины, а кто-то как будто бы почувствовал досаду из-за того, что преподаватель раскрыл их главный секрет. Парни же и вовсе пришли в растерянность - им тоже не нравилось то, что сказал лектор, но многие в глубине души вроде как догадывались о чем-то подобном. Майк с сомнением смотрел то на профессора, то на двух сидящих на несколько рядов ниже девушек, одновременно вспоминая своих сестер и их подруг. Ни одну из них нельзя было назвать хитрой и коварной интриганкой, способной пойти против правил. Старшая сестра Энн слепо выполняла все требования родителей и докладывала им о каждой шалости остальных детей. Мэри, с которой Майк, как это часто бывает у близнецов, был очень близок в детстве, поначалу отказывалась стучать на него, но после того, как ее несколько раз оставили без карманных денег, тоже приняла правила, установленные в семье. Братья, к слову, в этом плане ничем от них не отличались. Что же касается девушек, с которыми Майк дружил или пытался крутить романы, то они и правда пытались хитрить, изображая влюбленность и уверяя его в своих горячих чувствах, но делали это так неловко, так топорно, что он едва сдерживался, чтобы не рассмеяться в ответ на их излияния. У каждой из них чуть ли не в прямом смысле было написано на лбу, что их интересует вовсе не он, Майкл Рокфеллер, а миллионы его семьи и власть его отца, и чем больше они уверяли его в обратном, тем яснее становилась видна эта надпись.
- Вопросы? - донесся до задумавшегося Майка голос лектора. Молодой человек посмотрел на часы - ну вот, уже и конец, пора бежать на антропологию! А про женщин он здесь так ничего и не узнал. То, что преподаватель рассказал об их хитрости и коварстве - ерунда. Сын миллионера снова подумал о своих сестрах, а заодно и о братьях и кузенах с кузинами - если говорить о хитрости, да и, называя вещи своими именами, об уме, то ни один из них не годился ему и в подметки. Все они делали только то, что требовали от них дед, отец и дядя Дэвид: хорошо учились, копили карманные деньги, записывая все расходы в специальные тетрадки, и следили друг за другом, по любому поводу ябедничая взрослым и получая за это вознаграждение. Все они готовились в будущем заниматься семейным бизнесом и даже помыслить не могли о том, чтобы выбрать себе дело по душе. А ведь у каждого из его родных сестер и братьев было такое дело, была своя мечта, от которой все они безропотно отказались, даже не попытавшись поделиться ею с отцом. Хотя им было известно, что в юности у отца тоже была мечта - он хотел стать архитектором, но дед не стал его даже слушать. А вот Майк отца услышал, еще когда был совсем маленьким: услышал, как он рассказывал о своем увлечении, и запомнил. А потом напомнил ему об этом перед тем, как сказать, что его не интересует ни бизнес, ни политика, а интересует жизнь людей, обитающих на другой стороне земного шара. Настолько интересует, что именно ее изучением он и собирается заниматься всю свою жизнь. Смог бы отец после такого вступления оказать ему? Вопрос риторический.
