— Мети, мети, Прайс, — удовлетворенно кивнул сержант, — и до обеда! И не сметь являться в столовую в непотребном виде, а то завтра тоже будешь мести.
— Если завтра буры не заявятся в самом непотребном виде, — пробурчал себе под нос Колвин, не переставая орудовать метлой, — тогда поглядим, кому мести, а кому в окопы.
Глухая канонада, едва слышимый гул, почти не звук, колеблющийся и вибрирующий воздух, давящий на уши, доносилась со стороны Ледисмита, словно подтверждая прогнозы Колвина. И, если начистоту, то донимала его не столько пыль, сколько стыд перед товарищами, усиленно готовящимися к обороне Эсткорта, в то время как он, капрал Прайс, гоняет метлой мусор по опустевшему плацу. И за что? Ну, небрежно отдал честь этому сопляку. Мальчишка только вчера прибыл в часть, сменив занемогшего дизентерией лейтенанта Келли, и службы еще не видал, не говоря уж о том, что пороху не нюхал.
Колвин, прослуживший в Дублинских Королевских фузилерах уже пять лет, три из которых помотался по разным гарнизонам в Индии, уже успел узнать почем фунт лиха. Боевое крещение батальон получил в первую же неделю войны, под Талана-Хилл, взобравшись на злополучный холм под прицельным огнем бурских винтовок и скинув с него противника дорогой ценой. Победа принесла британцам мало пользы, буры разбежались, но вскоре вернулись снова, и большая часть армии оказалась заперта в Ледисмите. Никто не сомневался, что подкрепления из метрополии уже на пути в Наталь, но до того времени нужно было любой ценой удержать Дурбан, который буры непременно постараются захватить, чтобы не допустить высадки.
Колор-сержант Мелони тоже прислушался к дальнему гулу и подошел к Колвину.
— Отставить мести плац, капрал. Метлу на место и ко мне, бегом марш!
— Слушаюсь, сэр! — Колвин помчался выполнять приказ, всем видом демонстрируя служебное рвение. Сержанта он уважал за суровый, но не придирчивый характер и за справедливое разделение тягот службы между подчиненными. Избавившись от ненавистной метлы, капрал поспешил на плац и замер по стойке смирно, в ожидании дальнейших приказов.
— Вольно, капрал, — Мелони почти вздохнул, — вольно. Идем в тенек, Прайс, поговорим.
Теньком кружевное плетение чахлой мимозы назвать было сложно, но все лучше, чем палящее полуденное солнце Наталя. Колвин отряхнул пыль с мундира, утер взопревший лоб и, взглядом спросив у сержанта разрешения, закурил.
— Ты ж капрал, Прайс, — с отеческой укоризной произнес Мелони, — ты ж пример подавать должен. А ты? Эх…
Он покачал головой и, вытащив из кармана трубку и кисет, принялся ее набивать.
Колвин молча стоял рядом, пуская сизые колечки дыма, расплывавшиеся в дрожащем от зноя воздухе. Кулак Мелони рванулся ему в челюсть неожиданно, но Колвин успел отпрянуть, оторопело уставившись на сержанта.
— Смирно! — рявкнул Мелони, и Колвин замер, сдвинув пятки, вытянув руки по швам и распрямив плечи.
На этот раз кулак остановился в полудюйме от его носа, но Колвин даже не моргнул, продолжая глядеть в пространство перед собой.
— Теперь поглядим, как усвоил, капрал, — Мелони чиркнул спичкой о ствол акации и закурил, — отвечай, дурья твоя башка, зачем в армии дисциплина?
— Чтоб порядок был, зачем же еще? — недоуменно уставился Прайс. — Дай нам волю, сэр, мы таких делов наворотим, что не разгребешь. Ну, это в мирное время. На войне-то мы свое дело знаем.
— Знаем… — проворчал колор-сержант, — знаем, как же. Ты на холм когда под пули лез, боялся, капрал?
— Некогда бояться было, — усмехнулся Колвин, — приказ был — холм этот взять, я и полез. Мы свое дело знаем, сэр, не сомневайтесь.
— А вот если бы тебе Сэмми О’Брайен сказал туда полезть, ты бы полез? Вдвоем с Сэмми? — почти ласково спросил Мелони, и Колвин подобрался, чувствуя подвох.
— Никак нет, сэр! — молодцевато ответил он. — Приказа такого не было, чтобы лезть!
— Вот то-то же, — сержант удовлетворенно кивнул, — дисциплина, она, Прайс, чтобы ты под пули, не задумываясь, лез, коли прикажут. И чтобы в боевом порядке отходил, а не бежал сломя голову. Тем стоим. А ты, каналья, офицеру растопыркой козыряешь. В другой раз так легко не отделаешься. Все понял, капрал?
— Так точно, сэр, понял.
Видимо, уверенности в голосе Колвина не доставало, и Мелони, глубоко затянувшись, вздохнул.
— Ну... что там тебе еще неясно, капрал?
— А зачем они вообще нужны, лейтенанты? — виновато потупился Колвин. — Вот, как на духу, не понимаю я этого, сэр. Приказ о наступлении майор отдавал, сержант Даффи его передал, мы и пошли. Службу он получше любого лейтенанта знает. Я понимаю, сэр, в школах всему не научишь, им опыта набираться нужно. Ну, так и набирались бы, рядышком. А не лезли в командиры, пока сами толком ничего не знают. Я не жалуюсь, сэр. Но, хоть к пушке пристегните, понять не могу.
Колор-сержант совершенно не по-строевому почесал в затылке, выпустил струю дыма, задумался.
— Погоди, капрал, — Мелони сжал плечо Колвина, — вот поведет тебя лейтенант Фланаган в атаку, и поймешь. Поверь на слово — поймешь. А пока — бегом марш мундир в порядок приводить, обед скоро.
То, что Эсткорт в случае наступления буров не удержать, очевидно было даже Колвину. Кроме батальона Дублинских фузилеров, в городке разместился пограничный полк с Мальты, эскадрон Имперской легкой кавалерии, три сотни Дурбанской легкой пехоты и добровольческая батарея девятифунтовых пушек. Две тысячи человек вряд ли могли успешно защищать длинную цепь холмов, прикрывавшую Эсткорт, но полковник Вольф Мюррей, командовавший наспех собранным гарнизоном, был полон решимости продержаться хотя бы несколько дней, чтобы дать возможность войскам, спешно укрепляющим Питермарицбург, лежащий на пути к Дурбану, время закончить работы.
В четверг, шестнадцатого ноября, полковник Мюррей, получивший от конных патрулей донесения о бурских отрядах, замеченных в направлении Винена и Коленсо, решил отправить на рекогносцировку бронепоезд. Шестнадцатимильный отрезок путей от Эсткорта до Чивели все еще оставался неповрежденным, и плоская местность в окрестностях станции неплохо просматривалась со стороны железной дороги. В состав погрузили роту Дублинцев под командой капитана Холдейна, возглавившего операцию, шестифутовую пушку с корвета «Тартар», сопровождавшуюся расчетом морских артиллеристов, роту дурбанских добровольцев и ремонтную бригаду. Несмотря на довольно грозный вид, бронепоезд у Колвина особого доверия не вызвал. У бронированных вагонов не было ни крыши, ни заслонок на бойницах, пулеметов не имелось, а единственная пушка стояла на обычной открытой платформе.
Взвод Колвина оказался в середине поезда, между тендером и бронированной платформой с дурбанцами. Лейтенант Фланаган, убедившись, что солдаты заняли свои места, передал командование сержанту Даффи и направился в первый вагон, к капитану. Еще в Эсткорте Колвин приметил рядом с командиром роты молодого человека в полувоенной форме и со здоровенным маузером в кобуре. Парень Колвину сразу не понравился, вид у него был самоуверенный до заносчивости, и он всюду совал свой коротенький нос. А после того, как сержант Даффи проговорился, что этот тип является корреспондентом «Морниг пост», Колвин решил в случае чего за ним приглядывать. Больно уж ему не по душе был маузер, который гражданскому лицу и вовсе ни к чему.
Через час бронепоезд притормозил у станции Фрир. Заклевавший было носом Колвин проснулся и через бойницу глядел, как капитан Холдейн переговаривается с конным патрулем наталийской полиции. Слов он не разобрал, но голоса звучали спокойно, и Колвин решил, что это отличный денек. Под стук колес и мерное покачивание вагона хорошо дремалось, а на станции Чивели их, скорее всего, ждал вполне приличный обед.
Холмистая равнина, раскинувшаяся на многие мили, зеленела под утренним солнцем. Безоблачное небо застыло над головой тягучей синевой, однообразный пейзаж, мелькавший в прорезях бойниц, навевал дремоту. Колвин уселся на пол вагона, поставив винтовку между коленей, и прикрыл глаза.
