— Мы — американцы, мистер Мейсон, — тактично напомнил побагровевший Курт, — и европейская политика — не наше дело. Давайте будем соблюдать нейтралитет.
Нейтралитет был восстановлен, и разговор принял самое мирное направление, но Сидни, чуть было не потерявший компаньона, еще раз убедился, что война и бизнес плохо совместимы. После ухода Курта он немного задержался, и, уже прощаясь, решился задать отцу вопрос, свербевший у него в затылке.
— Ты это всерьез, старик? — тихо спросил он. — Ну, про кайзера и все такое?
— Не, знаю, парень, — вздохнул отец, — не знаю. Война — это плохо для бизнеса. Но Германия так долго бряцала оружием, что немцы, похоже, решили, что война — это и есть лучший способ делать бизнес. И чем скорее кто-то вобьет в их чугунные головы, что это плохой бизнес, тем лучше будет для всех. И для них — в первую очередь.
В субботу, восьмого мая, Сидни вошел в мастерскую с «Бостонским Журналом» под мышкой и с траурным крепом на рукаве. Курт уже переоделся в рабочий комбинезон и сидел за рабочим столиком, внося поправки в спецификацию.
— Можешь не торопиться, — Сид почти швырнул газету на столик, — Якоб Виссер был одним из пассажиров Лузитании. Тысяча жизней двумя торпедами. Хороший бизнес. Вот только наш контракт, похоже, тоже пошел ко дну. Да здравствует кайзер!
— Ты же не думаешь, что кайзер лично отдал такой приказ? — слабо возразил Курт, разглядывая фотографию парохода, всего неделю назад вышедшего в пассажирский рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль. — На войне случаются ошибки.
— Кажется, в Германии это ошибкой не считают, — сквозь зубы процедил Сидни, — не удивлюсь, если капитана субмарины наградят медалью. За исключительную храбрость в неограниченной подводной войне с женщинами и детьми.
— Все может быть, — Курт отодвинул газету и поднялся с табурета, — но мы-то что можем сделать, Сидни? Голландский контракт мы потеряли, а значит, надо думать, как удержаться на плаву. Мистер Генри Хайкс просил поглядеть, что с мотором его Форда. Я обещал, что мы возьмемся за эту работу.
— Ну, раз обещал…
Сидни повесил пиджак на вбитый в стену гвоздь и потянулся за висевшим рядом комбинезоном. В мастерской повисло тяжелое молчание. Курт, не выдержав, взял с полки кейс с инструментами и вышел во двор, где их дожидался автомобиль Генри Хайкса.
— Что мы можем сделать? — пробормотал про себя Сид, замерев на месте с надетой на одну ногу штаниной. — Действительно, а что мы можем сделать? И что должны?
К лету 1915 года дела пошли совсем плохо. Пока что они держались на плаву, ремонтируя автомобили и газонокосилки, а иногда и разную чепуху, вроде швейных машинок или вошедших в моду электромассажеров. Сидни внес в косилку еще пару усовершенствований, но обнаружил, что идеи носятся в воздухе, и на этот раз конструкторское бюро компании МакКормик их опередило, запатентовав в точности такие же изобретения. Компаньоны трудились, не покладая рук, а Сид временами даже подрабатывал за стойкой в ближайшем кафе, сменив там Родни Бакстера, бросившего учебу на последнем курсе и отправившегося к себе в Торонто, записываться добровольцем в Канадский экспедиционный корпус.
На Западном фронте, после неудачной попытки наступления союзников при Артуа и Нев-Шапеле, наступило относительное затишье. Зато война в воздухе разгорелась с новой силой, Германия оснастила свои новые аэропланы каким-то секретным оружием, и Королевский Летный корпус, судя по газетным публикациям, не только утратил превосходство в воздухе, но терпел тяжелые потери.
Авиационные инновации уплывали из рук, и Сидни уже видел себя за конторкой отцовской фирмы или, что уж совсем невыносимо было для его свободолюбивой и деловой натуры, за чертежным столом у МакКормика. И тут новость, которой огорошил его Курт, придала мыслям Сида совершенно неожиданное направление.
— Мне очень жаль, Сид, — Курт окинул мастерскую долгим взглядом и вздохнул, — но я хотел бы выкупить свой пай в мастерской. Я понимаю, что подвел тебя, но иначе поступить не могу. Это мой долг. Я уезжаю домой.
— В Германию?! — Сидни вскочил на ноги, и кулаки его непроизвольно сжались. — Кайзер без тебя не справится?
— Ты что, с ума сошел? — оторопело уставился на него Курт. — Какая Германия? Я американец, Сидни, такой же, как и ты. Я еду домой, в Пенсильванию. Мать пишет, что дядюшка Ганс совсем плох и требует, чтобы я заменил его в конторе. Инженер из меня никакой, ты сам это знаешь, зато бухгалтер выйдет отличный, с моей-то памятью. Деньги мне не к спеху, отдашь, когда сможешь.
— Когда смогу… — рассеяно протянул Сид, пытаясь собраться с мыслями, — ну да, конечно. В среду тебя устроит?
— Я не тороплюсь, — замотал головой Курт, — я знаю, тебе нелегко будет подыскать мне замену.
— Я и не буду, — усмехнулся Сидни, — продам инструмент, закрою договор об аренде этой развалюхи. Отдам твою долю и попробую, наконец, заняться делами по-настоящему. Удачи, Курт. Из тебя выйдет превосходный бухгалтер.
Разделавшись с мастерской и проводив Курта на вокзал, Сидни отправился к отцу. В кабинете, под «Мэйфлауэром», висела карта Западного фронта, утыканная черными, синими и красными флажками, на столе лежала книга, «Зарисовки европейской войны» и папка с газетными вырезками. Мистер Мейсон налил виски в два стакана, разбавил содовой из сифона, протянул один сыну.
— Ты что-то задумал, парень, — отец отхлебнул виски и опустился в глубокое кресло напротив Сида, — решил последовать примеру Курта и вернуться в семейный бизнес?
— Не совсем, — Сидни вздохнул и бросился головой в омут, — но я тоже уезжаю, па. Я твердо решил после войны всерьез заняться авиацией. Подумай только, сколько самолетов останутся без дела. Почтовые и пассажирские перевозки, спортивные соревнования, а потом… Потом, может и трансатлантические перелеты, и даже кругосветные путешествия. Но, если я сейчас отстану от новых веяний, мне никогда не догнать. Поэтому я решил, что для дела будет лучше, если я смогу летать на самых современных аэропланах. А где это делать, как не на фронте?
Он замер и с тревогой поглядел на отца.
— Чего-то такого я и ожидал, — кивнул мистер Мейсон, — чтобы добиться успеха, парень, денег и труда недостаточно. Нужно крепко верить в себя и в свою цель. И идти к ней, невзирая на все препятствия. Я поговорю с матерью. Когда ты собираешься в Париж?
— Ну, какой Париж, па? — виновато улыбнулся Сидни. — Ты же знаешь мой французский. Да я там с голоду помру, прежде чем в кафе объяснюсь. Я думал податься в Канаду, там сейчас нужны пилоты, но мне сказали… В общем, старик, они возьмут меня только если я пройду натурализацию. Приму британское подданство. Так что лучше уж сразу в Лондон. Раз уж я решился, чего тянуть?
— Ну что же, — мистер Мейсон залпом допил свой виски и с резким стуком поставил стакан на покрытый темным стеклом письменный стол, — рискованный бизнес, парень. Но честный. А это главное.
Алтония шла из Бостона в Ливерпуль почти две недели. Быстроходные океанские лайнеры «Кунард Лайн» перешли на военную службу Великобритании, и Сидни пришлось довольствоваться путешествием во втором классе. Но он не променял бы свою каюту на самые роскошные апартаменты на круизном пароходе, так не терпелось ему поскорее добраться до места назначения. На палубе Сид проводил даже больше времени, чем в каюте, неустанно вглядываясь в даль, устремляя взор на восток, пока вечером шестнадцатого августа на горизонте не показалась чуть темнеющая полоса земли.
— Ну, здравствуй, старушка, — Сид улыбнулся и помахал рукой далекому еще берегу. — Это сколько же веков мы не виделись? Здравствуй. Мэйфлауэр вернулся домой.
Колвин Прайс
Пыль клубилась в сухом горячем воздухе, налипала на вычищенные с утра ботинки и пуговицы, забивалась в нос, слепила глаза и снова оседала на утрамбованную землю. Колвин то и дело чихал, но метла все так же равномерно выписывала дуги по запыленному плацу. Пристальный взгляд колор-сержанта Мелони не оставлял ей иного выбора.
