— Отходите к паровозу, сержант, — приказал Фланаган, в четвертый раз перезаряжая револьвер.

Даффи, казалось, не слышал его, пытаясь управиться с винтовкой непострадавшей правой рукой.

— Это приказ, сержант, — тихо произнес лейтенант, и Даффи, стиснув зубы, помчался назад, прижимая раненую руку.

На холме показался отряд бурских всадников, стремительно приближавшихся к израненному поезду.

— На две сотни ярдов. Залпом. Готовься. Огонь!  —  перекрывая визг пуль и свист снарядов, закричал Фланаган.  —  Огонь!

Взять патрон из высыпанной на землю кучки, вложить в патронник, закрыть затвор, нажать на спуск, выбросить гильзу. Патрон, затвор, выстрел, перезарядить. Колвин словно слился с винтовкой. Он больше не слышал ни рвущейся над головой шрапнели, ни визжащих и звенящих о сталь вагона пуль, только четкие слова команды.

— Заряжай! Целься! Огонь!

Уже с десяток лошадей потеряли всадников, но отряд все приближался. Выстрелы конников присоединились к пулеметным очередям и ружейному огню залегших в траве буров. Кучка патронов у правой руки Колвина стремительно таяла. Резким свистом ворвался в шум битвы паровозный гудок, и лейтенант Фланаган вскочил на ноги.

— Отходим под прикрытие паровоза! Отступаем до ближайшего полустанка!

Фланаган пошатнулся, и только тут Колвин заметил, что правое плечо лейтенантского мундира разодрано в клочья и пропиталось кровью. Быстро подскочив к командиру, он закинул его левую руку к себе на плечо и потащил к медленно удаляющемуся локомотиву.

— Оставьте, капрал, — хрипло прошептал лейтенант, — рана пустяковая, сам доберусь.

— Ну, уж дудки, — пробормотал себе под нос Колвин, — сам, как же.

Лейтенант то ли не услышал, то ли сделал вид, но возражать больше не стал. Колвин слышал, как скрипят его стиснутые зубы.  С другой стороны к ним подлетел еще один стрелок, и втроем они едва успели добежать до паровоза, уже начинающего обгонять идущих рядом солдат. Только они успели поднять Фланагана на тендер, где его приняли лежавшие на угле раненые, как локомотив оторвался от бегущих рядом солдат и рванулся вперед. До домика обходчика, где капитан Холдейн намеревался держать оборону, пока не подойдут подкрепления из Эсткорта, оставалось ярдов триста, но растянувшихся вдоль железнодорожных путей людей продолжали косить пулеметные очереди и шрапнель. Весь путь был усеян ранеными и убитыми. Колвин мчался со всех ног, закинув винтовку за спину, легкие жгло, в боку начинало колоть.

Бедро словно проткнули раскаленным шомполом, и Колвин рухнул на землю, провожая помутившимся взглядом удаляющийся локомотив. Неожиданно паровоз остановился, и Колвин, закусив губу, поднялся на ноги и захромал вперед, подволакивая раненую ногу. Сквозь туман он увидел, как навстречу ему бежит журналист, имени которого Колвин так и не запомнил.

Паровоз снова тронулся, но Колвин успел уцепиться за подножку кабины, и чьи-то руки втащили его внутрь. Люди набились в паровоз, как сельди в бочку, и Колвина притиснули к самой топке. Пытаясь хоть как-то разгрузить раненную ногу, Колвин повернулся, пошатнулся, ухватился рукой за какой-то выступ, и его пальцы неожиданно нащупали деревянную рукоять маузера.

— Надо будет вернуть, — решил Колвин, засовывая маузер за пояс, — если, конечно, вспомню, как этого парня зовут.

—