- Ты клади себе картошки с мясом, - указал Колян на большую кастрюлю, стоящую посреди стола. - Не стесняйся.
Некоторое время Колян молча смотрел на то, как я ем.
- Ты, дядька, их не обижай.
- Кого?
- Ну, галлюцинации инакомыслящие. Они к нам в квартиру из психушки бегут. Их там лекарствами и электрошоком из людей изгоняют, так они у нас в квартире спасаются и ходят здесь, бродят ночами. Кто на постоянное жительство устраивается, кто так, вроде тебя, перекантоваться. Ты не стесняйся, ешь, - махнул он мозолистой рукой. - Мне поварихи приносят все объедки, что от психов остаются, чтобы не выкидывать. Ты, дядька, еще накладывай.
Я поперхнулся, но чтобы не обижать хозяина, съел еще пару ложек и поставил тарелку на стол.
Бесшумно отворилась дверь, и в комнату вошел смуглый черноволосый человек. Остановившись на пороге, он растерянно оглядывался по сторонам.
- Узбек?! - увидев его, спросил Колян.
- Узбек, - охотно признался тот.
- Тебе не сюда, басурман, - Колян взял бутылку, чтобы налить по новой стопке, - тебе в другую комнату.
Человек молча, покорно вышел.
Комнату узбекским рабочим сдавала старуха-соседка. Комната была десять квадратных метров, зато потолок почти трехметровый. Проживали в ней семьдесят-восемьдесят узбеков с семьями. В слабо освещенном коридоре они часто путали двери и, попав в комнату Коляна, ошалело останавливались на пороге, не зная, куда деваться от простора, - после своего жилища они чувствовали себя как на Дворцовой площади.
- Колян, а ты меня когда выведешь? - спросил я, после того как дверь за узбеком закрылась.
- Куда? - удивился Колян.
- Так домой. Вахромей сказал, что ты меня можешь вывести в город.
- Завтра, - кивнул инвалид. - Завтра, дядька, завтра в город пойдем на заработки.
- А сегодня нельзя?
- Нет, никак, - помотал он головой. - Сегодня у меня отдых уже. Рабочий день кончился. Трудовой человек имеет право на отдых, у нас в Конституции так написано.
Он отхлебнул пива из бутылки. Я не сразу обратил внимание на то, что Колян уже в сильном подпитии, движения его были неточными, он слегка покачивался корпусом и смотрел на меня недружелюбно.
- А чего ты, дядька, в халате в белом? Санитар?! Значит, это ты галлюцинации в квартиру нашу сгоняешь?.. - он сжал свои крупные натруженные руки в два огромных кулака.
- Да не санитар я никакой, - попытался защититься я. - Да и халат мне дали, чтобы самому от санитаров убегать.
Я поднялся, снял халат, бросил в пыльный угол, с удовольствием пнул его ногой и сел на прежнее место. Кажется, это убедило Коляна, он, молча, налил мне и себе водки.
- Ну, давай, дядька, за здоровье галлюцинаций.
Что он имел в виду, произнося такой тост, я не понял, но выпил. Водку я пивом не запивал, зато Колян делал это за двоих. Приговорив из горлышка вторую бутылку, он вдруг с криком "Вот проклятая кошка!" швырнул опустевшей тарой в угол, туда, где лежал халат, но бутылка не разбилась, а откатилась к моим ногам. Я огляделся, но никакой кошки не увидел. Нужно сказать, что сидеть на низеньком стуле все равно, что на полу - было ужасно неудобно: мешали единственные во всей комнате ноги, и я ерзал, не находя удобного положения.
Коляну на первый взгляд было лет пятьдесят-шестьдесят, но выглядел он паршиво от нездорового образа жизни, вредных привычек и постоянных сквозняков в половые щели. От низкой жизни у него выработалась ненависть ко всему, что выше и до чего ему не дотянуться, а поскольку такого в окружающем мире было подавляющее преимущество, Колян был всегда зол и раздражителен. Он единственный в квартире водил дружбу с галлюцинациями, остальные соседи делали вид, что их не замечают, или гнали их вениками из своих комнат. Обиженные жизнью галлюцинации со всей больницы собирались у Коляна в комнате, появляясь вдруг неизвестно откуда и исчезая вдруг неизвестно куда. Были и регулярные галлюцинации - их Колян принимал с радостью, за исключением мальчика с вытекшим глазом, характера зловредного и пакостного - тот все время норовил что-нибудь стащить или испортить; да еще восьмилапой и двухголовой кошки, которая мяукала, шипела, и если не доглядел, тащила все со стола. Захаживали галлюцинации агрессивные - пугалки - жуть наводить, но Коляну они "до лампочки": не таких видывал. Поняв, что не на того напали, глюки-пугалки уходили искать кого-нибудь побоязливей. С алкогольного отделения, где лечили от "белой горячки", стайками прибегала всякая горячечная мелочь: говорящие таракашки, крохотные зеленые чертики в цилиндрах, мышата с рюкзачками на спине... Ну, это в основном после праздников: первого мая, дня конституции, дня библиотекаря, пожилого человека и других дней. И особенно, конечно, в новогодние каникулы. Тогда они шныряли везде, и никаким карбофосом их было не вытравить, а только переждать.
Несколько раз в неделю, когда у Коляна заводились денежки, заходила галлюцинация Зинка. Но вела она себя не как галлюцинация, а как вполне нормальная баба - ела, пила, бардачила, а когда выпивка и деньги заканчивались, исчезала. Правда, соседи говорили, что никакая Зинка не галлюцинация, а что живет она в соседнем доме с сожителем-алкоголиком, а Коляну только голову морочит. Но Колян привык к галлюцинации Зинке и переводить ее в разряд человекоподобных не спешил.
В свободное от пьянства и попрошайничества время Колян писал книгу. Книга называлась "Жизнь глюк". Уже многие годы, как только начал пить, а начал Колян задолго до того, как его ноги в желтых замшевых ботинках отделил от туловища трамвай тридцать первого маршрута, он изучал жизнь галлюцинаций.
Колян знал о глюках все, начиная от простейших слуховых с ругательствами, насмешками, угрозами, оскорблениями и незамысловатых осязательных - щекотки, ползанья по телу, уколов и укусов - до сложных, с дурашливыми инопланетянами и склизкими монстрами из других миров, приползающими с отделения от наркоманов-героинщиков и писателей-фантастов.
Находясь с галлюцинациями, как он считал, в дружественных отношениях и на короткой ноге, Колян выведывал у них тайны, которые они не рассказывали больше никому. Он ставил на проигрыватель заезженную пластинку Кристофа Виллибальда Глюка, которого из-за фамилии причислял к старинным галлюцинациям, и садился писать свою правдивую и реалистическую книгу.
Сейчас, выпив достаточное количество, Колян подобрался к тому рубежу, между патологическим опьянением и трезвостью, за которым начинал видеть галлюцинации и общаться с ними. Я заметил, что алкоголь возымел желаемое действие на хозяина комнаты, и он периодически вскидывал на меня глаза и вопрошал:
- А ты кто, дядька? Узбек? - взгляд его вдруг падал в угол. - Ах, ты, сволочь!! - кричал он, зверски исказив лицо, и запускал туда тем, что попадалось под руку. - Кошка восьмилапая, рыжая сволочь, тырит все подряд. Носки мои сожрала, тварь!
Но сколько я не следил за полетом предметов, рыжей сволочи ни разу не заметил. Толи реакция моя была замедленной, и кошка успевала на своих восьми лапах спрятаться с глаз долой, толи не успевала появиться, потому что я мало выпил.
Прикончив бутылку водки, Колян сползал в тумбочку за другой. Передвигался он быстро и ловко, опираясь на руки, мощным рывком переносил свое пьяное тело сразу метра на два, так что даже мог посоревноваться на чемпионате по прыжкам в длину среди калек.
Дойдя до середины второй бутылки, хозяин уже недобро смотрел на меня, спрашивал все время не узбек ли я, позволяет ли мне узбекский Коран пить с ним водку, и откуда я вообще взялся, вероятно, подозревая во мне незнакомую галлюцинацию. Я и сам был хорош. Колян плыл у меня перед глазами, как галлюцинация то в одну, то в другую сторону... Меня непреодолимо тянуло в сон.
"Как там, в морге, Анжела?.. Там холодно, наверное, а я сижу тут в комфорте водку жру..." - была последняя моя мысль.
