- А мне что делать? Я уж не девочка покойников в морг таскать. Отнесет - тогда хоть на кол сажайте.
- Да я только на минутку. Отнесу труп и тут же назад, одна нога здесь - другая там, - встрял я и зачем-то добивал: - Честное слово.
- А ты заткнись! - прикрикнул на меня рыжий. - А-то дам дубиной по башке - тебя в морг понесут!
Обалдевший от такой длительной задержки Андрейка изнывал, улыбка давно сползла у него с лица, он поглядывал на всех, переминался с ноги на ногу, кренился на левый бок и однажды чуть не выронил носилки.
- Короче, берем, - сказал санитар и тряхнул рубашкой так, что от нее поднялось облачко пыли. Засвербело в носу.
- А старуху?!..
Попыталась возразить тетя Маша, но рыжий прервал ее:
- Старуху я так и быть сам отнесу.
Он взялся за ручки носилок. Я не отпускал. Он толкнул меня плечом, но я онемевшими руками держался за них, как за последнюю надежду. Мне казалось, что стоит отпустить носилки с любимой женщиной - и все пропало: я упущу свое счастье навсегда... Навсегда!
- Ну, ты, козел! Ну, ты! Цепкий такой!
Рыжий снова дернул носилки, вновь двинул меня плечом и опять дернул...
На время словно бы выпав из сознания, я тупо держал ручки носилок, не замечая того, что при каждом рывке тело Анжелы болтается и вот-вот грозит свалиться на пол. Положение спас санитар с рубашкой, он как-то ловко и точно ударил мне по обеим кистям, так что руки тут же разжались. Только сейчас я пришел в себя и смог оценить всю серьезность и всю безнадежность ситуации. На меня надевали смирительную рубашку, Анжелу уносили в морг... Сопротивляться было бессмысленно, я как-то в одно мгновение потерял силы, ослаб. Проводил носилки с любимой женщиной обезумевшим взглядом, только когда дверь за ними захлопнулась, рванулся изо всех сил!.. но на мене уже была рубашка, рукава затянуты на спине...
- Там же Анжела, - сказал я, ошалело глядя то на одного, то на другого санитара. - Анжела же там...
Тетя Маша, махнув рукой и смешно, как пингвин, покачиваясь, пошла по коридору прочь.
- Ты, Четырнадцать Пятнадцать, не сопротивляйся больше, - сказал санитар с дубинкой. - Сейчас мы тебя в карцер отведем, потом Совет Союзов писателей решит твою судьбу.
- Незавидную, - добавил второй.
Санитаров я уже не различал, сейчас они казались мне на одно лицо, хотя и были совершенно разные.
Поддерживая с двух сторон и распихивая по дороге больных, они вели меня по коридору. Я не ориентировался, в какую сторону мы идем: я находился в предобморочном состоянии.
- Теперь тебе, Четырнадцать Пятнадцать, из психушки точно не выбраться, - между тем говорил один из провожатых. - Как нормальным ни прикидывайся, за меньшие провинности здесь навсегда оставляют.
- А ты тут подхалтурить решил. Бизнес свой открыл, транспортную компанию.
- Скажи спасибо, что не на буйное отделение, - добавил второй.
- Да, на буйном из тебя электрошоком за месяц овощ сделают.
- На обычном за год. А у тебя квартира-то есть? - и, не дождавшись ответа, продолжал: - А квартиру больнице передадут. Ты и здесь в парнике дозреешь. Зачем овощу квартира?
- Ему овощехранилище.
И оба мерзко заржали. Я не отвечал: я не знал, что отвечать... Что теперь будет с Анжелой?! Что будет со мной?! Жизненный путь для меня уже закончился в этой психбольнице, этим коридором.
- Так что ты квартиру на меня перепиши, - сказал рыжий. - Слышь?!
- А почему на тебя, давай лучше на меня, - толкнул меня в бок лысый.
- Ладно, все равно на кого - поделим.
И снова оба заржали.
"Почему им так весело? - думал я. - Ведь Анжелу-то в морг унесли!..."
Мы миновали одно, затем другое отделение.
- Эй, подождите, коллеги.
Нас нагнали двое запыхавшихся санитаров. Один недоносок был в очечках, в низко надвинутой на лоб шапочке, другой - налысо обрит, с серьгой в ухе и патологическим взглядом садиста.
- Это у вас Четырнадцать Пятнадцать? - спросил бритый с серьгой, ткнув мне пальцем в грудь.
- Ну, - отозвался один из сопровождавших меня.
- Тогда мы его забираем.
- Это куда это? - возмутился рыжий. - Он нам и самим нужен для карцера.
- На буйное отделение.
- Мы из тебя там быстро человека сделаем, - сказал очкастый и, соорудив из пальцев "козу", ткнул мне в грудь.
- А с какого хрена?! Нам велели его на писательское отделение доставить. Не отдадим! - рыжий дернул меня в свою сторону, так что я чуть не упал.
Я понимал, что сейчас может произойти нечто еще более ужасное чем то, что уже произошло - меня заберут на буйное, где через месяц я превращусь в несъедобный овощ. Господи, какой ужас! Уж лучше к безнадежным писателям, в карцер!..
- Не отдадим число! - воскликнул другой санитар и дернул меня в свою сторону, я снова еле устоял.
- Ты у меня в такое дерьмо превратишься... - в то же время продолжал шептать мне очкастый. - Сначала тебя буйным на растерзание отдам, - с присвистом шипел он, не обращая внимания на перепалку коллег.
- Совет Союзов писателей уже принял решение. Председатель все подписал, - веско сказал бритый с буйного.
- Его заочно признали неизлечимым и невменяемым, - добавил очкастый, садист и сволочь.
- Почему неизлечим?! Я излечим!! - воскликнул я, прижимаясь к рыжему. - Не отдавайте меня, ребята!.. - почти плача, попросил я. - Не отдавайте, они из меня...
- Заткнись, псих-дрих недоделанный. Мы тебя за месяц вылечим, - опять стал пугать очкарик. - Ты у нас через месяц кроткий, как кролик будешь, сука!
- Ну, если Совет проголосовал... - с грустью сказал рыжий и отпустил конец моего рукава, - тогда забирайте. А вообще вам, зверям, живых людей на буйное отдавать нельзя.
- Вы его там уж не очень, - сказал другой. - А ты терпи, может, и вытерпишь, - ободрил он и отпустил другой рукав.
- Не отдавайте меня, - снова попросил я, но никто меня уже не слушал.
Бритый садист с серьгой в ухе и очкастый недоносок в низко надвинутой на глаза шапочке схватили за болтающиеся рукава и потащили по коридору в обратную сторону. От страха я еле перебирал ногами и вот-вот готов был потерять сознание.
Господи, на буйное! Это конец!.. Теперь точно конец...
Глава 5
КОЛЛЕКЦИОНЕР ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ
По пути санитары бесцеремонно отшвыривали в стороны ставших мне уже родными тихих дуриков, наверное, я в последний раз вижу такую уступчивость, кротость и интеллигентность - на буйном интеллигентных не будет...
Машинально перебирая ногами, я тупо смотрел в пол, боясь поднять глаза, в голове билась одна мысль: "Это конец! Пропал! Выхода нет... Нет!.. Нет!.. Нет!"
И я вдруг прозрел... Я вспомнил своего отца, всю жизнь работавшего инженером в научно-исследовательском институте, умершего от инфаркта, когда мне не было и десяти лет. С детства отличаясь от сверстников хилым здоровьем, я болел. Врачи думали, что я не выживу, но я жил в тяжелых условиях коммунальной петербургской квартиры без горячей воды и ванны, вопреки хилому здоровью и всем простудным и инфекционным болезням. Жил даже, когда заболел полиомиелитом, от которого в голове у меня лопались сосуды, и вопреки и наперекор всему не стал ни паралитиком, ни эпилептиком, ни просто дурачком... а даже стал писателем (но это уже не вопреки, а благодаря). Перед глазами пронеслась музыкальная школа. Отец мечтал стать скрипачом, решив воплотить эту мечту в своем сыне, пронеслась юность, в которой не было ничего хорошего. Институт, смерть матери, женитьба и скорый развод... В том прошлом не было света и радости, и только одна эта встреча с любимой женщиной в психбольнице все перевернула... В одно мгновение вся жизнь промчалась передо мной. Я знал, что такое случается перед смертью... и уже готовился к ней.
