- Какая красота! - голос Бранвен дрогнул от восхищения.
- И письмо, - леди Дерборгиль протянула дочери письмо со сломанной печатью. - Лорд Освальд извиняется, что ему пришлось задержаться в столице, и просит помнить, когда будешь играть на этой арфе. Он хотел преподнести ее свадебным подарком, но счел правильным сделать подарок сейчас.
Сама графиня даже не подумала извиниться за вскрытое письмо. В Роренброке считалось обыкновенным, что леди Дерборгиль читает переписку дочерей. Никогда раньше Бранвен это не волновало, но сегодня она испытала что-то похожее на недовольство. Матушка могла бы проявить больше такта - ведь это послание жениха невесте. Она пробежала глазами ровные строчки и вздохнула, успокоенная и разочарованная одновременно. Лорд Освальд остался верен своей манере и написал очень короткое письмо без любовных излияний. Бранвен положила его на стол и занялась инструментом. Едва касаясь кончиками пальцев лакированного дерева и струн, она обошла арфу несколько раз, любуясь ее лебединым изгибом и изяществом.
- Мы оставим тебя, наслаждайся подарком, - миледи графиня ласково ущипнув Бранвен за подбородок. - А вечером обязательно придем с девочками послушать твою игру.
- Она чудесна, верно? - воскликнула Бранвен, когда леди Дерборгиль изволила оставить дочь одну. Или думала, что оставляет одну.
Эфриэл проверил струны и кивнул:
- Хорошее звучание.
Он подошел к столу и взял письмо. Письмо интересовало его больше, чем сам подарок.
- Это написано не тебе! - вскинулась Бранвен. - Немедленно отдай!
Но выхватить письмо у сида не получилось. Он отдернул руку и подняв письмо над головой прочел от начала до конца, легонько придерживая Бранвен за плечо, чтобы не мешала.
- Дурацкое письмо, - сказал он с усмешкой. - Забирай.
- Низкий поступок! - возмутилась Бранвен, получив назад женихово послание и пряча его в ящик стола.
- Что же ты не попеняла об этом мамочке? Уверен, твое письмо уже прочитали все в замке. Все, кто умеет читать.
- Неправда! Матушка никому не отдала бы его.
- Угу, - сид смотрел на нее почти с жалостью.
Чтобы не видеть этого взгляда, Бранвен подтащила скамеечку и уселась за арфу. Ей не терпелось опробовать инструмент. Любая благородная девица должна уметь играть на лютне и на арфе. Бранвен умела и то, и другое, но больше любила арфу. Она положила пальцы на струны, мысленно задала счет и начала старинную песню «Сны Мойры Вентур». Деревенская девушка уснула под боярышником и попала в царство волшебников, пляшущих под луной диковинные танцы. Проснувшись, она так тосковала по тому миру, что зачахла и умерла. Печальная, красивая баллада. Закончив играть, Бранвен посмотрела на Эфриэла, ожидая похвалы. Но сид ее игрой не впечатлился.
- Так у нас играет последняя кухарка, - сказал он, не щадя самолюбия Бранвен.
- А ты играешь лучше? - спросила Бранвен, хмуря брови.
- Да уж всяко лучше тебя, маленькая гусыня.
Она указала на арфу, поднимаясь со скамьи. Что бы сейчас не исполнил этот противный призрак, она не похвалит его ни полсловом. Вряд ли он сможет отличиться чем-то, кроме хвастовства.
Сид лениво подошел к арфе, с противным хрустом размял пальцы (Бранвен только поморщилась от такой невоспитанности), потом долго крутил колки, настраивая инструмент, и наконец устроился на скамейку, поставив арфу между колен. Подумал, взял с подлокотника кресла головной платок, отороченный кружевами, и положил пониже живота.
- Чтобы не холодило, - пояснил он Бранвен, которая онемела от такой наглости. - Это у вас, женщин, там всегда горячо.
- Потом выкини платок. Я его никогда не надену.
Эфриэл только пожал плечами, а Бранвен увидела, что арфа и он встретились, как давние друзья. Плечи их соединились, и струны, казалось, сами задрожали от нетерпения, едва музыкант поднес к ним пальцы. Бранвен ощутила что-то сродни уколу ревности - пожалуй, и ее Эфриэл никогда не обнимал с такой страстью, как сейчас арфу. А потом он начал играть, и окружающий мир перестал существовать. Вернее, его существования стало неважным. Каскад серебристых звуков заполнил комнату и вышел за ее пределы, достигнув дальних Мерсий, о которых Бранвен читала в книгах. Дыхание ее занялось, и в груди стало тесно от нахлынувшего томления и светлой печали, которая охватывает всякого, кто соприкасается с прекрасным.
Эфриэл же словно забыл о ней. Бранвен глядела на его смуглое лицо, полузакрытые глаза и понимала, что он захвачен игрой еще больше, чем она. Она любовалась им так же, как наслаждалась мелодией. Руки его летали по струнам, подобно птицам. Бранвен уже знала, какими ласковыми они могут быть. И требовательными. И сильными. Но такими - воздушными и волшебными - она их еще не видела и не чувствовала.
Странное дело - она смотрела на играющего сида, но одновременно видела реку, бегущую через зеленые заросли ивовых деревьев и ракит Солнечные блики играют на воде, и лососи жадно бросаются на них, принимая за добычу. Время растворилось, Роренброк и его обитатели исчезли.
Музыка закончилась, и Бранвен будто пробудилась ото сна. Эфриэл еще не убрал рук со струн, и щека его была прижата к раме арфы. Глаза сида блестели от набежавших слез, и он поспешил это скрыть. Поднялся и стал бродить по комнате, весело насвистывая какую-то песню.
- Это волшебно... - сказала Бранвен и замолчала, потому что не могла подобрать слов для неземной музыки.
- Арфа - душа моего народа, - сказал Эфриэл.
На пороге бесшумно возникла Киарана.
- Как удивительно прекрасно ты сейчас играла, сестра, - сказала она. - Ты одна? Почему ты плачешь?
- Слишком разволновалась и обрадовалась, только и всего, - успокоила ее Бранвен, стараясь выглядеть непринужденно, хотя внутри все оборвалось от страха. А если бы Киарана вошла в комнату чуть раньше? Никто не поверит, что лорд Освальд подарил невесте самоиграющую арфу.
Киарана немного поболтала с сестрой, постояла у окна и видя, что Бранвен тяготится ее компанией, удалилась.
Эфриэл во время разговора сестер лежал на лавке с отсутствующим видом, и это было странно и не похоже на него. Бранвен решила, что музыка напомнила ему о доме, и он затосковал по родным и близким. Совесть тут же запустила коготки в ее нежное сердце.
- Партию в шатрандж? - решила развлечь она сида любимой игрой.
Но он отказался, и Бранвен поняла, что дело совсем плохо. По себе она знала, что тоска менее мучительна, если отвлечься разговором. Вот и теперь девушка пристроилась на скамеечке у лавки, взяла пяльцы и начала разговор о прошлом, свидетелем которому был Эфриэл, если верить его рассказам. Тем более что эта тема интересовала ее необычайно.
- Ты, наверное, знаешь очень много, - спросила она. - Ты говоришь, что был в нашем мире еще до того, как появилась Эстландия...
Взгляд сида обратился к западу, где солнце уже касалось краем макушек деревьев.
- Да, - задумчиво, словно припоминая, отозвался Эфриэл. - Я бывал здесь задолго до Эстландии, и задолго до племени Кожаных Мешков, и даже задолго до того, как твои предки прибыли из Аллемады. Правда, тогда она носила другое название.
- Роренброки пришли из Аллемады! Невероятно! Ты говорил, что мое имя означает... ты помнишь, наверное? На каком это языке?
- Ты не знаешь этого языка.
- Но ты-то знаешь? Какой народ говорил на нем?
- Они называли себя деметы, - Эфриэл, всегда вспоминавший дела минувшие с удовольствием, вдруг заговорил, словно мучился зубной болью.
Бранвен поняла его нежелание, но остановиться уже не могла:
- Они не нравились тебе, поэтому ты не хочешь о них рассказывать? Наверное, это было дикое племя. Дикое, необразованное и развратное. Иначе как бы они могли выдумать подобное имя? Представляю, что за женщины могли называться... Благостным... - она смущенно замолчала.
- Верно, деметы были не слишком-то образованы, - сказал Эфриэл, - но в остальном ты ошибаешься. А та, которую много столетий назад звали Бранвен - она была самой красивой женщиной на земле. Ты - точно не чета ей, тощая гусыня.