Бранвен насупилась, собираясь обидеться, но передумала и снова начала приставать к сиду.
- Расскажи о ней, Эфриэл? Она тоже вызвала тебя заклинанием?
- Только так я и появляюсь в вашем мире, - заметил он.
- Она была колдуньей, эта женщина Бранвен?
- Нет, она была королевской дочерью и замужем за королем. Это был брак в залог мира, и муж не любил ее. Она вызывала меня каждую ночь, а ее муж пытался поймать любовника, чтобы обвинить жену в неверности. Иногда он врывался в ее спальню, никого не находил и бранился. Ты же знаешь, что меня видит только та, которая читает заклинание. Он бранился, а Бранвен смеялась. А потом она перестала меня вызывать. Мне хотелось бы думать, что брат приехал за ней и забрал ее домой. Она мечтала об этом. Или, может, она завела настоящего любовника, который оказался лучше меня. Или просто я ей надоел. Когда я попал в ваш мир в следующий раз, то пытался узнать, что произошло с королевой Бранвен, но никто и не слышал о такой. Она была, она исчезла, и не осталось ничего, кроме моей памяти. Это издержки вечной жизни - проходит не одна сотня лет, пока понимаешь, что ни к чему нельзя привязываться, потому что все приходит и уходит, а ты остаешься, как скалы Северного моря.
Бранвен смотрела на него с состраданием. Эфриэл заметил ее взгляд и фыркнул:
- Эй, только не смей жалеть меня, маленькая гусыня! Моя жизнь в сто, в тысячу раз лучше и интересней твоей!
- Да, конечно, - согласилась Бранвен. - Но это так печально - хранить память о призраках.
- У каждого из нас свои призраки. Просто у некоторых их больше.
Вечер они провели вместе и поужинали при свечах в комнате Бранвен, неспешно разговаривая о том и сем, не тревожа себя воспоминаниями о прошлом и мечтами о будущем. Приходили дамы Роренброк, и Бранвен сыграла им на новой арфе две или три песенки, после чего отговорилась усталостью, пожелав остаться одна.
После того, как Бранвен заснула, Эфриэл долго сидел у окна, сняв ставень - благо, ночь была не по-осеннему теплая. Он смотрел в звездное небо, вдыхал полной грудью терпкий воздух - холодный, словно глоток ледяного грюйта.[1] Здесь все было иначе, не так как в Тир-нан-Бео. Раньше Эфриэла не слишком занимали красоты потерянного мира. Попав сюда, он спешил вернуться, и женщины, призывающие его для определенных целей, с готовностью предоставляли такую возможность. Но благодаря барышне Роренброк он застрял в человеческом мире надолго. Ему приходилось встречать смертных, которых даже краткое пребывание в Тир-нан-Бео меняло до неузнаваемости. Не внешне - внутри. Но он никогда не слышал, чтобы сиды, посетив срединную землю, менялись, подобно непостоянным смертным. А ведь именно это сейчас с ним и происходило.
Эфриэл пытался и не мог разобраться в своих чувствах. Он и ненавидел барышню Роренброк, и восхищался ею. Ненавидел за непонятное упрямство и верность принципам, из-за которых она так яростно оберегала свое тело. А восхищался... да, восхищался тоже из-за этого. В его мире не слишком помнили о чести. Дети древних богов, племя сидов наслаждалось плотскими утехами наравне со вкусной едой, горячительным питьем и бешеными скачками на колесницах. Сиды женились и выходили замуж бессчетное количество раз, руководствуясь лишь собственным желанием, и не считали это зазорным.
Как отличалась от них Бранвен. Она была совсем другая.
От нее веяло чистотой и свежестью, как вот от этого ночного воздуха, как от родника, спрятанного в чаще леса, как от первого снега, который иногда снился Эфриэлу. И еще он не мог забыть, как она рассуждала о поцелуях. Он был уверен, что говорила она о его поцелуях, и никакой лорд Освальд тут ни при чем. В его мире, славящемся искусными бардами, никто и никогда не говорил о поцелуях так поэтично.
Для самого Эфриэла поцелуи никогда не являлись чем-то важным. Обыкновенная закуска перед основным блюдом, путь к телу женщины. Он срывал с их губ эти смешные, бесполезные поцелуи (потому, что так было заведено - целовать женщину в знак того, что она нравится и желанна), и спешил перейти к прочему. Ничего возвышенного.
Но каким светом сияло лицо Бранвен, когда она рассказывала о солнечном луче и глотке души. У сидов нет души. Им не понять этого чувства.
И вдруг сердце его захолодило так же, как воздух остужал горевшее лицо. А вдруг он заблуждался, думая, что целует барышню Роренброк, чтобы разжечь в ней страсть, но на самом деле хотел напиться ее чистоты и свежести? Или ему хотелось утолить жажду ее человеческой душой?
Он взъерошил волосы и помотал головой, усмехаясь. Сид, мечтающий о человеческой душе? Разве бывает что-то глупее? Кому нужна никчемная человеческая душа вкупе с их никчемным, немощным телом?
Эфриэл решительно закрыл окно и улегся на лавке, по привычке разглядывая изголовье кровати Бранвен. Ему была видна белая щека и пряди разметавшихся волос. Служанок отослали, и никто не заплел барышне косы на ночь. Опасное, опасное соседство. Надо избавляться от него как можно скорее. Сейчас он начал тосковать по звездочкам и поцелуям смертных дев, а завтра пойдет в церковь, молить яркий огонь даровать ему человеческую сущность. Но закрыть глаза оказалось труднее, чем прыгнуть со скалы. Подчиняясь неожиданному порыву, Эфриэл поднялся и подошел к кровати, встав у изголовья на колени.
Сначала он считал Бранвен слишком глупой, слишком покорной, слишком безвольной и податливой - хлебный мякиш, который легко мнется в пальцах и принимает любую форму. Но в этой девице мягкость соединялась с невиданным упорством и выдержкой. Она оберегала свое девство, как драгоценное сокровище. Не поддалась, когда он хотел довести ее до бешенства дерзкими выходками. Смогла сохранить достоинство и даже расположила его к себе разговорами и шатранджем. Она вовсе не глупа, барышня Роренброк. И очень красива, хотя и не считает себя такой.
Стараясь не потревожить сон девушки, Эфриэл осторожно коснулся ее руки с трогательно подогнутым под висок мизинным пальчиком, и вдруг задумался, как он будет жить, когда ее не станет. С кем будет играть в шатрандж, над кем посмеиваться, вгоняя в краску? Кто согреет его сердце? Он совсем запутался. Получается, что Бранвен одновременно и согревала его, и одаривала свежестью и прохладой. Разве такое возможно?
Он припомнил, что нечто подобное испытывал очень давно, в далекой-далекой юности. Тогда каждая новая женщина казалась заманчивой. Влекла таинственной неизведанностью, как новая земля. Но стоило провести с ней ночь, и очарование пропадало. Нет, дело было не в женщинах - красивых, умных, смелых. Просто встреча с ними означала не больше, чем столкновение двух льдин во время ледохода. Льдины сталкивались и расходились в разные стороны, и никогда не бывало, чтобы они срослись в одну.
Укорив себя за минутную слабость, Эфриэл отошел от постели, улегся и отвернулся к стене. Все это закончится, когда девица Бранвен станет женщиной. Не будет больше ни чистоты, ни прохлады, ни свежести первого снега. И не будет больше глупых размышлений о человеческой душе. А значит, надо распалить эту упрямицу, разбудить страсти, которые дремлют в ней так же, как и в любой женщине, совратить, соблазнить и взять. И сделать это как можно скорее.
Он решил претворить свои планы в действие на следующий же день, но не брать приступом, а сыграть на жалости. Бранвен - мягкосердечная до неприличия, это он уже уяснил. Вот пусть ее мягкосердечие и сослужит ему хорошую службу.
[1] Грюйт - пьянящий напиток из меда, вереска, багульника и полыни.
Глава VI
Бранвен блаженствовала. Во-первых, дерзкий сид смирился. За весь день она не услышала от него ни одной пошлости, ни одного оскорбления. Наоборот, он был вежлив и предупредителен. Во-вторых, когда вечером принесли ванну, он даже соизволил выйти в коридор, предоставив девушке время для купания. Правда, выторговал для себя поблажку - убедил Бранвен отпустить служанок, чтобы после того, как примет ванну она, вымыться самому.