Коротецкий появился через минуту. Откуда-то из-под его плеча вынырнула Юля. Таня еще успела подумать, что сделала она это слишком уж по-домашнему. Этому мальчику, изображающему Селезнева, должно не понравиться. Он ведь, похоже, и в самом деле ее любит… Потом Юрий сел рядом на диван. Обе женщины наперебой начали говорить ему о том, что Танечку надо везти домой. И только когда она встретила недовольный и холодный взгляд его зеленых глаз, то окончательно поняла, что все пропало… Коротецкому не хватило времени для того, чтобы доиграть сцену, и ему совсем не улыбалась перспектива уходить сейчас из квартиры Селезнева.
— Танюша, ты на самом деле неважно себя чувствуешь? Или это просто остаточные явления простуды?.. Так, может, лучше попросим хозяйку сделать тебе горячего чайку.
— Это все та же простуда. Но чувствую я себя достаточно плохо. Боюсь, что чай мне не поможет. Лучше, наверное, уехать.
— А, ну тогда, конечно, — он согласно закивал головой. Юля зачем-то опять метнулась в коридор. Коротецкий поднялся с дивана и начал по очереди прощаться с гостями и хозяином. С лица его не сходило виноватое и растерянное выражение. Потом они одевались в прихожей так поспешно, словно торопились скрыться от преследования. Юрий вдергивал ее в пальто, как в мешок, и даже на лестничную площадку вышел первым.
Лифта не было достаточно долго. Таня старалась отключиться от любых, пусть даже самых невинных мыслей и сосредоточиться только на том, что дышать надо глубоко и ровно. Тогда, может быть, рассосется этот болезненный ком в животе, тяжелый, как чугунное ядро. Но Коротецкий все же нарушил молчание.
— Танечка, — он даже едва слышно вздохнул, как педагог, не в первый раз беседующий с трудным ребенком, — может быть, теперь ты скажешь мне, зачем ты это сделала?.. Я знаю тебя достаточно неплохо и уже прекрасно понял, что свои недомогания ты не любишь выставлять напоказ. Ты не похожа на дам девятнадцатого века, носивших с собой нюхательные соли, и я просто не могу поверить во внезапно вспыхнувшую болезнь. Что случилось?
Она пожала плечами. Наверное, в темноте ее жест не был виден, потому что Юрий повторил свой вопрос уже более раздраженным тоном:
— Что случилось?.. Впрочем, можешь не отвечать. Я и сам все понял. Тебе не понравилось, что другая женщина привлекла к себе внимание окружающих. А тебе, актрисе и незаурядной личности, не были возданы должные почести, так?
— Пусть так, — вяло согласилась Татьяна. На спор могло уйти слишком много сил, а фраза «пусть так» была короткой и легко произносимой.
— Но ты же не маленькая, ты должна понимать, что каждая женщина хороша по-своему, и у каждой есть свой звездный час!
Двери лифта бесшумно разъехались, и они почти одновременно шагнули в освещенную кабину. Юрий нечаянно толкнул ее плечом и не успел придержать. Татьяна больно ударилась боком о железные створки.
— Извини, пожалуйста… Так вот, о чем я говорил? У каждой женщины есть свой звездный час, сейчас его переживает Юля. И не удивительно, что взгляды всех мужчин направлены именно на нее… Честно говоря, я и сам на какое-то время увлекся ею… Но, впрочем, ты, наверное, это заметила?.. Да, конечно, заметила. Ты же у меня умная девочка…
— Знаешь, Юр, — Татьяна хотела было привычно коснуться его рукава, но остановила свою руку на полдороге и снова спрятала ее в карман, — сегодня мне хотелось бы побыть умной девочкой у себя. Я хочу поехать домой…
— Но мы же и так едем домой?
— Я хочу в свой дом. И не нужно делать вид, что ты меня не понял.
Коротецкий покачал головой, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями:
— Значит, ты наказываешь меня, да? Я правильно понял? Это такое предупреждение перед свадьбой: не смей даже и смотреть на других женщин, а то меня потеряешь?
Тане не хотелось отвечать. Она с тоской наблюдала за тем, как поразительно медленно загораются лампочки с номерами этажей: пятый, четвертый, третий… Наверное, быстрее было дойти пешком. Вот только если бы не эта пугающая тяжесть… Юрий попытался еще что-то спросить, она не ответила. В молчании они дошли до машины, в молчании выехали на проспект.
— Ну, так что? Тебя доставить домой? — с некоторой долей иронии в голосе спросил Коротецкий.
— Да, если тебя это не затруднит. Но сначала бы я хотела заехать к тебе, все равно это по пути…
— А! Забрать вещи, наверное? — коротко хохотнул он. — Танечка, тебе не кажется, что ты пережимаешь? Я ценю твою независимость, но не нужно устраивать показательные выступления перед самой свадьбой… Я в самом деле чувствую себя виноватым, но об этом давай поговорим дома, спокойно и без ультиматумов.
Тане вдруг показалось, что надежда шевельнулась в ней как-то слишком уж ощутимо. А может быть, это и не надежда, а… Кстати, почему бы и нет? Надежда — прекрасное имя. Ей ужасно хотелось приложить руку к животу, чтобы послушать, как там ее малышка. Но это могло бы привлечь внимание Юрия… Господи, да в конце-то концов, он же отец этой девочки! И он на самом деле очень неплохой человек. Просто он слишком тщательно разложил свою жизнь на несколько алгоритмов: не подходит один — включается другой. Ему захотелось поиграть в страстную любовь с красавицей, но параллельно включилась программа с кодовым названием «Глубоко порядочный человек», вот и получилась ужасная мешанина, обладающая разрушительной силой. И что Юрка будет делать теперь, когда начавший свое черное дело компьютерный вирус разобьет и превратит в бесполезный хлам все его накопленное годами «программное обеспечение»? А ничего… Он останется, одинокий, опустошенный, но настоящий, очищенный от всех этих шаблонных алгоритмов для любой жизненной ситуации, и перед ним, как на экране, будут мелькать разноцветные окошки. Окошки, в которых его никто не ждет…
— Юра, — Татьяна произнесла это негромко и как можно более мягко, — давай поговорим прямо сейчас.
— Давай, — откликнулся он неожиданно серьезно. — Наверное, я был не прав, взяв этот холодный ироничный тон. Я ведь и в самом деле чувствую за собой вину… Эта Юля… Впрочем, я сразу понял, что ты обо всем догадалась. Еще в тот вечер, когда я начал рассказывать тебе о ее романе с Селезневым. Черт, что я за человек такой? Все мои эмоции всегда крупными буквами написаны на лбу… Но, Танечка, ты же актриса, ты должна понимать. Ведь вполне естественно, что когда ты играешь, например, начальницу ЖЭУ, то не будишь в зрителях романтических чувств, а вот когда тебе достается роль королевы!..
— Я все это понимаю, и разговоры о Юле мне уже несколько поднадоели. В чем ты конкретно видишь свою вину?
— Я на какую-то долю секунды поверил, что может существовать женщина лучше тебя, моя лапочка! — Коротецкий улыбнулся виновато и ласково и быстро привлек Таню к себе. На светофоре как раз зажегся красный свет. Юрий подмигнул ей наигранно шаловливо, махнул рукой: дескать, гори все синим пламенем, — и поцеловал… Почему-то первым, что она ощутила, был застрявший между его зубов кусок ветчины. Татьяна содрогнулась при мысли, что этот скользкий комочек сейчас перекочует к ней в рот. Она скосила глаза: красный свет уже начал коротко пульсировать, и как только загорелось желтое «окошечко», Коротецкий ослабил свои объятия и вернулся к рулю. Значит, он тоже наблюдал?.. В общем-то, в этом не было ничего странного или непорядочного: человек же все-таки находится за рулем, причем на шумной, оживленной улице! Но Таня все-таки почувствовала неприятный, едва заметный холодок внутри.
— Юра, — спросила она, стараясь не прислушиваться к этому ощущению, — а ты когда разобрался в том, что любишь все-таки меня?
— А я ни на минуту и не забывал об этом. Я всегда любил только тебя, Танечка… Понимаешь, увлечение Юлей — это все равно, что увлечение Ким Бессинджер, например. Ну нельзя же ее любить всерьез! Я просто любовался ей, как картинкой из модного журнала. Ты же совсем другая, ты — мое счастье!
До самого дома они больше не произнесли ни слова. Коротецкий, видимо, мысленно прокручивал только что отыгранную сцену, пытаясь понять, был ли он достаточно убедителен. А Таня размышляла о том, как отнесутся к известию о ее беременности папа и мама. Девочка все равно должна родиться, это обсуждению не подлежит, а вот как жить дальше?.. Она знала, что проходит любая боль, значит, нужно только подождать, и Юрка забудется. Останется только дочка с его глазами. Хотя, почему она должна быть похожа на отца? Вполне возможно, что у Нади будут светлые реснички и рыженькие волосики, и надо будет непременно успеть рассказать ей про Офелию. Успеть до того, как она в первый раз с тоской посмотрит на себя в зеркало… А еще надо будет купить ей набор для песочницы из множества ведерок разной величины. Почему-то все взрослые забывают, что в песочницах, на самом деле, не лепят дурацкие пирожки и куличи, а строят подземные катакомбы с башенками на поверхности. И в торжественный момент, когда грузовик привозит свежий, влажный песок, так хорошо сохраняющий форму, очень важно иметь разные ведерки, чтобы башни тоже получались разными: побольше — для короля и королевы, поменьше — для принцессы, еще поменьше — для служанки…
