Когда Михаил с Олегом, деликатно оставив их наедине, отправились вдвоем за новой бутылкой, Юля, первым делом спросила у Палаткина:

— Слушай, а Олег, он кто по профессии?

— По профессии — инженер. А по роду занятий — бизнесмен, причем довольно крупный. У него своя фирма и большая куча денег.

— А Мишка где работает?

— В ФСБ, — ответил Сергей, все так же улыбаясь.

Ночь опустилась быстро. Скорее не опустилась, а упала. Совсем недавно синие сумерки мягко обволакивали заснеженные крыши дач и облетевшие деревья, и вдруг небо стало совсем черным. Правда, на нем горели холодные белые звезды. Но они жили своей, таинственной жизнью и не хотели иметь ничего общего с красными, тлеющими угольками костра.

— Ну что, пожалуй, пора и домой собираться, — Олег поднялся со скамеечки и стряхнул с коленей налетевший пепел.

— Ага, — подхватил Мишка. — Пойдем, что ли, на кухне порядок наведем?

Они удалились по натоптанной дорожке, а Юля осталась сидеть неподвижно, глядя на вьющийся над углями дымок. Дымок таял в холодном, почти зимнем воздухе, и вместе с ним таял этот день. Возможно, самый счастливый день в ее жизни. Что останется? Этот дурацкий вечер по случаю пятилетия банка, ну, может быть, еще пара случайных встреч с Сергеем. В конце концов, их договор подходит к концу, и на большее она рассчитывать не вправе. Да и обстоятельства против них. Одно она знала точно: ее собачья привязанность к Коротецкому уже не вернется. Она вылечилась и, похоже, приобрела иммунитет…

Сергей забросал снегом тлеющие угольки и отнес к сараю рогатины.

— Юля, — окликнул он совсем негромко. Она встала и сделала несколько шагов ему навстречу. И тут он подхватил ее на руки, легко и естественно, так, будто делал это по сто раз на дню. И закружил так, что волосы ее веером взметнулись на ветру. Юлька смотрела в вертящееся небо, утыканное звездами, как клумба фиалками, и с радостным изумлением понимала, что конец их истории еще не написан…

Вечер выдался на редкость удачным… То ли из-за раннего снега, то ли еще из-за чего, но осень была не похожа на саму себя, и казалось, что на улице уже декабрь. Мягкие сумерки затянули небо темно-синим бархатом, ровным и безупречным, как купол планетария. В свете фонарей тополиные стволы начали поблескивать матовым старинным серебром, а их черные ветки-пальцы так и остались нервно воздетыми к небу. Но теперь уже казалось, что «пальцы» молят о чем-то лишь по инерции, а на самом деле давно смирились и готовы безропотно пропускать сквозь себя холодную кисею снежного ветра. Кое-где на газонах, у бордюров и, как ни странно, на козырьках подъездов еще сохранились не разметанные ветром лоскутки снега, тонкие и ажурные, как обрывки свадебной фаты.

«Н-да, очень романтичные, а главное, полные оптимизма сравнения приходят сегодня мне в голову! — подумала Таня, смахивая перчаткой с капота Юркиного «БМВ» неизвестно откуда взявшийся скрюченный листик. — Все-таки, наверное, у каждой женщины в подсознании живут эти страхи по поводу разорванной фаты, оброненного кольца, платья, увиденного женихом до свадьбы… Кстати, интересно, залез Коротецкий в шифоньер или нет?»

Она обернулась. Юрий по-прежнему стоял у подъезда и улыбался улыбкой мученика. Он изнемогал от длительного общения со словоохотливым соседом-автолюбителем, но, видимо, хорошее воспитание не позволяло ему прервать затянувшийся разговор. Крутящийся рядом соседский сынишка страдал не меньше Юрия, но ему томительные минуты ожидания скрашивала сверкающая мишура, которой он размахивал в воздухе, как гимнастической лентой. Таня подняла глаза к небу. Огромная и круглая луна наблюдала за Коротецким, говорливым соседом и его отпрыском с невозмутимым терпением. Наверное, правда, что у всех рыжеволосых есть предрасположенность к колдовству. Во всяком случае, каждый раз в полнолуние Татьяна становилась беспокойной, ей делалось тесно в собственной квартире и неуютно от нарастающего ощущения какой-то опасности. Конечно, если очень сильно постараться, можно было заснуть, с головой забравшись под одеяло, но гораздо лучше помогало хотя бы получасовое, бесцельное шатание по улицам среди прохожих. Во всяком случае, второй вариант гарантированно позволял избавиться от ночных кошмаров. А тем более сегодня был такой вечер!..

Но когда она заикнулась о том, что до ресторана, в котором будет проходить банкет по случаю пятилетия банка, вполне можно добраться пешком и на метро, Юрий только улыбнулся мягко и виновато. Так обычно улыбаются, когда ситуация не позволяет покрутить пальцем у виска.

— Танечка, — он произнес ее имя подчеркнуто ласково, — ты же понимаешь, что моя должность обязывает меня придерживаться определенных правил… Ну, представь себе, например: твой дядя, Михаил Михайлович, и вдруг выходит из метро!

— Ну и что в этом такого? — продолжала она упрямиться, уже понимая, что не права.

— В общем-то ничего. Но мне кажется, что это будет воспринято исключительно как попытка шокировать общество. Нет, не продемонстрировать свой демократизм, благо этот «трюк» уже растиражирован во множестве анекдотов, а именно шокировать! Смотрите, дескать, какие мы нестандартные и оригинальные!.. Да и потом, к чему лишать себя элементарных удобств?

— Я просто хотела прогуляться по улице…

— Я понимаю, — Коротецкий кивнул. — Но тем не менее не стоит… И потом, эта твоя простуда…

Простуда на самом деле еще не прошла и изредка вспыхивала, как лампочки на электрической схеме метро, то надсадным кашлем, то стремительно взвивающейся температурой, то нудной болью в суставах. Сегодня с утра градусник опять показал 37,4, поэтому на вечер Таня решила одеться потеплее, пусть даже немного в ущерб элегантности. Она выбрала облегающее платье из белого трикотажа, длинное, до полу, без лишних прибамбасов и трикотажный же жилет с коричневым орнаментом. На шею повесила короткое ожерелье из яшмы, перемежающейся с крохотными позолоченными шариками. Пара белых туфель с пряжками, на невысоком толстом каблуке сейчас лежала в пакете, которым Коротецкий нервно постукивал по колену. Время шло… Татьяна развернула правую руку так, чтобы свет от фонаря падал на циферблат часов, и поняла, что дальнейшая задержка может стать неприятной. Юрий точно рассчитал, во сколько им надо выйти, чтобы в «Сирене» оказаться ровно в 20.00. Она сама не любила необязательных и непунктуальных людей, поэтому, коротко вздохнув, произнесла:

— Юра, мы опаздываем…

Словоохотливый сосед тут же энергично замахал обеими руками: дескать, езжайте, езжайте, — и, подхватив за руку сынишку, скрылся в подъезде. Подошедший Коротецкий погладил ее по щеке скорее дежурно, чем ласково, и сразу же сел за руль. «БМВ» мягко тронулся с места, из колонок полилась спокойная мелодия. Татьяне не хотелось слушать магнитофон, но, с другой стороны, музыка, заполняющая салон, избавляла от необходимости поддерживать светскую беседу. Ей не хотелось говорить, ей хотелось думать. Сегодня она вдруг ясно поняла, что нежелание Юрия самому принимать неприятные решения — вещь отнюдь не эпизодическая. Даже в этом разговоре с соседом он дождался того момента, когда «плохой» окажется она. Татьяну не очень беспокоила реакция автомобилиста, и она была почему-то уверена, что мужик понял ее совершенно нормально, но вот Юрка… Эта вечная боязнь конфликта, стремление к тому, чтобы кто-то другой сделал все за него или, по крайней мере, принудил его к действию!..

Так было и в случае с Юлей. Татьяна прекрасно помнила то время… Казалось, что Коротецкий может мяться бесконечно долго, клянясь ей в любви и в то же время вспоминая о преданности и уязвимости той, живущей с ним в однокомнатной квартирке на Водном стадионе. Он рассказывал о том, какие у «этой женщины» распахнутые глаза, как она заглядывает ему в рот, как она растворяется в нем, а значит, пропадет, погибнет без него. И Таня поначалу принимала это за обычную человеческую порядочность и, уважая его чувства, ждала. А в один прекрасный день ее осенило: он же просто хочет, чтобы она хлопнула ладонью по столу и поставила ультиматум — или она, или я. И когда она осознала это, то тут же преисполнилась уверенностью, что никогда и ни за что этого не сделает. Лучше молча исчезнуть с его горизонта. Видимо, это понял и Юра, понял и испугался. И тогда скрепя сердце он все же ушел от Юли, так ничего толком ей и не объяснив.