– Товарищ генерал, будет правильно, если полечу и я, – вдруг сделал шаг вперед Сердцев. – И на месте буду ориентироваться на состояние раненого.
Возможно, именно это и хотел услышать от подчиненных генерал. Чтобы без приказа. Потому что в горах для них все будет не то что непредсказуемо, а обреченно.
– Действуйте! Остальные вопросы по авиации буду решать с вашим начштаба, его срочно ко мне. Полковник Играев, останьтесь.
К аэродрому Громак и Сердцев бежали, прекрасно зная, что бегущий офицер в мирное время вызывает улыбку, а в военное – панику. Указания отдавали и получали ответы по рациям на ходу.
– Товарищ командир, в районе видимость 100 на 1.
– Черт…
– Товарищ подполковник, хирургическая сумка доставлена.
– В кабину! Со мной хирургическую сестру.
– Сестру отставить, лишнее место. Батальонный врач будет на подхвате.
Аэродром. Как же тревожно кровав сегодня закат, удлиняющий вдвое самую малую травинку.
– Товарищ полковник, экипаж к полету готов!
– Экипажа не будет. Лечу один.
Возглас удивления второго пилота утонул в грохоте – из салона «Ми-8» выкатился на бетонку желтый, дополнительный топливный бак, занимавший едва ли не одну треть «вертушки». Значит, демонтировать успели и минимум еще человек семь втиснутся. Вместо второго пилота и борттехника – еще двое. Хотя нет, один. Сердцев же летит! Сидячих мест 17, как в московской маршрутке. Если набить народ вповалку, как дрова, авось все 35 и втиснутся. Но раненого ведь придется укладывать на пол да освободить простор для врача. А это сразу минус семь-восемь человек…
Словно Копперфильд, беспрепятственно прошел сквозь тень вертолета. Взбежал по пружинистым ступенькам в салон. Едва не поскользнулся на коврике, заботливо постеленном перед кабиной: борттехник так и не закрепил его. Не хватало еще спотыкаться перед полетом. Значит, получит по полной. И зря, ох зря подумал об этом под руку, а точнее, под ногу: споткнулся вновь, на этот раз о бронеплиту, укрепленную под сиденьем. Чур, не нас, и третьего раза не будет. Забыли о приметах! Сердцев захлопнул дверцу и остался стоять за спиной, упершись руками в проем. Опытный: в вертолете абсолютно не страшно лететь, если смотришь вместе с летчиком через стекло вперед.
Громак утвердился в кресле. Пристегнул ремни, надел ЗШ – защитный шлем. Летчики, по сути, правосторонние участники движения и ПДД, поскольку место командира, как у водителя авто, слева. Так что не японцы с праворульными машинами и не англичане с угандийцами с левосторонним ходом – русский боевой летчик занимает свой эшелон. С Богом! Буквально вчера борттехник, выцыганивший у калининградцев янтарную иконку с Николаем Чудотворцем, по сговору со вторым пилотом прикрепил ее к панельной доске. Что ж, помощь свыше, скорее всего, сегодня не помешает. Благо, и ставший напротив кабины батюшка осенил искалеченной рукой машину белым крестом.
– Я – Мотоцикл-333. Запрашиваю погоду.
Не взлет, не поддержка и взаимодействие – царицей войны для вертолетчиков является именно погода в районе боевых действий.
– Видимость 50 на 0,5.
Предел. Ниже нижнего. При 100 на 1 в небо поднимаются только летчики 1-го класса, а когда видимость до земли всего 50 метров и 500 по горизонту – это что кораблю в сплошной туман плыть средь рифов без каких бы то ни было ориентиров. Ну, товарищ Сердцев, держись. Будем надеяться, что твоя новая фамилия все же пересилила предыдущую.
Руки в привычной последовательности, практически вслепую защелкали тумблерами. Пропустил только висящий над головой вентилятор: не жужжи, не мельтеши, не отвлекай. Вертолет задышал, в нетерпении пружиня на резиновых круглых лапах. Словно самурайскими мечами, начал вертеть и кромсать винтами небо над собой. На приборной доске вместе с десятком стрелок задрожала и прямо на глазах отстала от панели иконка Николая Чудотворца, укатилась прямо к красноватому от заката стеклу. Что за приметы сегодня! Хотя кто тут выдержит постоянную вибрацию, кроме самих летчиков? В боковой блистер, наполовину укрытый бронещитком, увидел, как в стремлении не отстать от командирской машины разгоняла винты «восьмерка» ведомого. Кто там запрыгнул на сопровождение?
– Я – Мотоцикл-12, к работе готов.
Руслан Летников? Этот ланцепуп и фунтуклей, посмевший вчера поставить личные амбиции выше армейского товарищества? Почему за штурвалом? Утром перед строем ведь лично расписался под приказом об отстранении его от полетов, вплоть до выяснения всех обстоятельств по утере оружия и личному поведению! Вкупе с выкрутасами Мережко, конечно, но тот лежит с осколком в голове, рваные края которого царапают мозг. Война большая, а воюют одни и те же…
Что-то менять времени не было. Скорее всего, капитан просто первым прибежал на взлетное поле, когда он дал команду начштаба незамедлительно готовить «пару» на взлет. Любой разбор, начиная с коврика, по возвращении. А пока прокатимся. По ухабам, раз связисты обозначили эскадрилью на этот радиосезон мотоциклистами. Только вот 50 на 0,5 – это совсем плохо…
Набрав упругости, «Ми-восьмые» оторвались-таки от решетчатых железных настилов, на которых, как на насесте, готовились заночевать. Едва приподнявшись над землей, летчики увидели вдали, у подножия гор, белые полоски, подсвеченные красными отблесками. Туман ложился плотно, пеленая собой, как бинтами, израненные чеченские горы. Где-то в них вцепилась в одну из вершин группа Мережко. До утра не дотянет не только командир, но и весь десант: за ночь Хаттаб покроет расстояние до горы. Боеприпасов морпехам хватит не более чем на два часа боя. Зачем так бездумно бросали мужиков на заведомую гибель? Смотрим карту. Где-то мелькала дорожка по склону. Хотя и она в тумане.
– Роспуск! – дал команду ведомому.
На языке летчиков – «расходимся, пробиваемся в точку каждый самостоятельно». Сам перешел на шаг-газ, снижая рычагом «вертушку» и подныривая ею под белое одеяло. Скосил глаза влево на радиовысотомер, который только и мог помочь при полете на ПМВ – предельно малой высоте. Больше обычного задрожал Николай Чудотворец, вместе с усилием машины стараясь удержать ее на вытянутую руку от склона. На нем обозначилась более светлым фоном уходящая вверх тропинка, и, едва ли не став передним колесом на нее, Громак «запрыгал» по ней. Со склона сметалась каменная крошка, секла не успевавшие отбежать и спрятаться в пелене кусты. Главное, чтобы не выбежали навстречу полюбопытствовать на суматоху дубы, которые можно задеть лопастями, а тем паче «духи». Расстояние – из рогатки подбить можно. Что же так сердечко у Сердцева колотится! Дрожит один человек, а трясет всю машину! Надо будет подколоть по прилету. А вот Летникова не видно. Парень хороший, но в небе от авиации требуется только опыт и ничего, кроме мастерства. Шустрые – они не всегда помощники, к сожалению. Как же вывозить людей? Двумя ходками? Дай Бог назад спуститься этим же маршрутом-тропинкой, хотя люди Хаттаба наверняка уже бегут на звук…
Тропинка не только не давала потеряться в мутном пространстве, она ухитрялась и бежать впереди вертолета, огибая валуны и чудом удерживаясь на обрывах. Вместе с ней огибал опасные места и Громак, опасаясь споткнуться и сломать «восьмерке» переднюю ногу, а себе шею. В какой-то миг серой бурой громадой спящего медведя посреди тропы вырос валун, приглашая посидеть, отдохнуть, поразмышлять о бренности жизни. Потом, это тоже потом. Пока же первым делом хочется ослабить хватку шаг-газа, через рычаг которого идет дрожь до самой макушки. Не будь ЗШ, мозг бы вылетел от этой трясучки.
– Вон, вон, – не услышал, конечно, а увидел Громак палец врача, уткнувшийся в стекло. Господи, сколько на нем налипшей мошкары, только сейчас стало заметно. Борттехник после предыдущего полета не отдраил, оставил, надеясь на выходной. Все же получит свое «от» и «до». И за коврик тоже.
В белой пелене запрыгали несуразные тени. Почему-то люди всегда прыгают, когда видят спасение с неба. Сейчас, мужики, сейчас. Только левым колесом приткнуться к тропинке, все легче держать махину. Это в небе она кажется легкой птичкой, а попробуй, удержи одним рычагом семь с половиной тонн. Это все равно, что стоять на стуле с одной ножкой…
