А, кто-нибудь когда-нибудь испытывал эту турбину, когда она вместе с главным конденсатором будет не в горизонтальном положении, как мы обычно её видим, а вертикально? Не может конденсат из главного конденсатора попасть на лопатки турбины? Что произойдёт? Эти лопатки придётся собирать по всему отсеку. А конденсатные насосы не сорвёт, оставив парогенераторы без охлаждения? Почему это, дифферент не больше 8 градусов? АЗ реактора сработает, когда парогенераторы окажутся без охлаждения. А вот смогут ли стержни АЗ реактора заглушить реакцию деления топлива, бабушка надвое сказала. Кто-нибудь испытывал сброс АЗ, когда реактор лежит, а не стоит? Долетят эти стержни АЗ до дна реактора? Не заклинит компенсирующую решётку на полпути к нижним концевикам? Не заклинят графитовые колбаски стержней автоматического регулирования мощности в лежачем положении реактора? Может, эти 8 градусов это допустимый угол для реактора?
А эти многотонные линии валов, протыкающие 3 кормовые отсека, вращающиеся на масляном клине между ними и баббитовой поверхностью опорных подшипников? При вертикальном положении корпуса ПЛ масляного клина уже не будет. Весь вес линии вала примет на себя упорный подшипник. Думал ли обо всём этом командир ПЛ Калашников, конечно нет, он, если и думал о чём-то в тот момент, то об оружии в контейнерах, торпедных аппаратах и на стеллажах, не сорвались бы штатные крепления ракет и торпед. А скорее всего он искал, за что уцепиться руками и на что встать ногами. Командир БЧ-5 Гершонюк трудно представить, о чем думал в тот момент, наверное, о том, почему он не проверил положение клапанов вентиляции и аварийных захлопок ЦГБ, и как вернуть дифферент в исходное положение. Открой клапана вентиляции кормовой группы ЦГБ, и ПЛ воткнулась бы носом в дно. Было ли в голове всё это у комдива раз Колабского Виктора Павловича, стремительно перемещающегося наперегонки с папками документации по центральному проходу 7 отсека к носовой переборке, сыплющихся из открытых дверей на деаэраторной площадке. Можно было думать обо всем этом, пролетая мимо уцепившегося за трубопроводы старшины вахты Олега Вишнякова и лежащих на колёсах управления маневровыми турбин вахтенных турбинистов? Он сам не знал, что произошло, и был бессилен что-либо изменить. Мы все, стоящие на вахте и отдыхающие в койках оказались в руках судьбы. Только ей, мы всем обязаны. Никто спящим не упал с койки и не сломал себе шею, да и само «железо», видимо, не хотело погибать. На АПЛ «К-1» произошло испытание всей ГЭУ. Доказали, что предельный дифферент на нос может быть не 8 градусов, как полагали некоторые штатские, а вообще предела нет. Но проверять это никому не следует.
Наверное, такие же мгновения из своих жизней испытали американские моряки АПЛ «Трешер», камнем летящей ко дну. Но она была на испытаниях без оружия. То же самое, наверное, испытал каждый из аварийных партий, оставленных на борту АПЛ «К-8», терпящей бедствие в Бискайском заливе в 1970 году»0, уходящей на дно кормой. У неё было оружие, и с ЯБП тоже. «К-8» прошла средний ремонт, освободив плавдок и помещение для экипажа АПЛ «К-1». Слухи о её гибели долетели и до Северодвинска, мы были ещё в заводе. Казарма, плавдок. Пока мы идём по следу АПЛ «К-8». Моряки, и особенно подводники, суеверны. Но нам в этот раз повезло.
Что произошло с нами? «Каштан» ЦП молчит, как партизан, по отсекам прошла команда «Отдраен верхний рубочный люк». Я выкрутил предохранитель, защищающий цепь, предупреждающей ЦП, что пульт на связи, включили тумблер ЦП, и пульт наполнился речами изысканной брани комдива Макарова, размазывающего Гершонюка по носовой переборке. Командир БЧ-5 прибыл в ЦП, чтобы проверить бортовые клапаны продувания ЦГБ. Сёдла этих невозвратных клапанов за 45 суток могли прикипеть, и после продувания ЦГБ некоторые клапаны могли не сработать, и ПЛ всплыла бы раком, или сикось-накось. Открыли на колонке продувания в ЦП клапан подачи воздуха высокого давления в ЦГБ кормовой группы, не проверив положение клапанов вентиляции ЦГБ и аварийных захлопок. Хотели дать пузырь в кормовую группу ЦГБ, т.е. открыть клапан продувания и сразу закрыть, а клапан на центральной колонке продувания закусило, и закрыть сразу не смогли, а клапана вентиляции ЦГБ и аварийные захлопки остались закрытыми. Кормовая группа ЦГБ продулась полностью, вытащив вращающиеся гребные винты на поверхность, сотрясающих корпус ПЛ.
В отсеках нет глубиномеров, кроме ЦП, 1 и 10. Мы не могли знать, что корма у нас на глубине 0 метров, а нос на 100. Хорошо, что в этом месте глубина оказалась больше 100 метров. После всплытия и разборок в ЦП последовала команда из ЦП, киповца на мостик. Всё, мы погружаться уже не будем. Я поднялся на мостик во всеоружии, занялся розеткой. Поднялся на мостик Гершонюк, закурил сигарету. Предупредили мостик, что поднимается комдив Макаров. Тот поднялся, получил доклад от вахтенного офицера, повернулся к Гершонюку и с издёвкой, ну что, Майкл. Михаил Демидович промолчал, склонил чуть голову, изобразив на лице виноватую дурковатую улыбку. Я закончил эту розетку, опробовали выносной пульт, и спустился туда, где курят, и где ещё никого нет. Ох, и гадость эти папиросы. Только после третьей они уже не такие гадкие.
Вот и она, боевая тревога при проходе узкости, вот команда, швартовым командам наверх. Через прочный корпус слышно, как играет оркестр. Всем, не стоящим на вахте, наверх, построение на пирсе. 20 мая мы в родной базе. Перед глазами ещё это непредвиденное никем испытание ПЛ и ГЭУ, напоминающее, между жизнью и смертью может быть миг. Зам трясёт за плечи секретчика, с которым обитал все 45 суток в одной каюте, Слава, вставай, Юрасов на пирсе, где материалы по КВН. Поднимаюсь со всеми наверх, вот те раз, мы ошвартованы к левому борту плавбазы. Как будто вчера, а не 45 суток назад, мы отошли с этого места. Спускаемся с плавбазы на пирс под звуки оркестра, строимся около сходни, напротив уже выстроенных экипажей Дивизии. Только сейчас замечаю, что у нас у всех лица выкрашены землисто-серой краской, даже у Вовки Куракина, а он лицо кавказской национальности и у Цоя то же самое. На пирсе командующий Флотилией. Появляется на сходне командир в порыжевшей мятой шапке с позеленевшим крабом, хотя лето в разгаре. Этот краб на шапке длительно и терпеливо набирали руки командира, когда он ещё был лейтенантом. Эта рыжая шапка с позеленевшим крабом, похожая на лепёшку, будет спутником его во всех морских походах. Ей уготовано после службы самое почётное место в доме.
Старпом подает команду «Смирно». Командир, за ним зам под звуки марша спускаются на пирс, командир докладывает командующему о выполнении задания, о состоянии материальной части, здоровье экипажа и готовности, хоть сейчас, выполнить боевое задание. Следует поздравление экипажа, вручение жареного поросёнка. На этом ритуал встречи заканчивается, командующего увозят, экипажи разводят по прочным корпусам, мы, накурившись на пирсе, возвращаемся в свой корпус. Там, внизу, началась раздача презентов. Офицеры договорились, на боевой службе не надо подавать на стол в каюткомпании зернистую икру, положенную ежедневно на обед, и тарань, которую должны выдавать по рыбке через несколько дней. Этой икры на столе в блюдце наложено, наверное, чайная ложка на пятерых. Зато за время боевой службы накапливается по 2 баночки, 150 г. каждая. К тому времени эта икра в магазинах уже была редкостью и стала деликатесом. Раньше черную и красную икру продавали в любом городе и в каждом магазине на развес, кому какая нравилась, по цене, чуть дороже самой кеты. Я с детства был к ней равнодушен, и без всякого сожаления поменял эти 2 баночки на тарань, на 2 банки. Шоколадные плитки, выдаваемые к вечернему чаю, каждый хранил персонально, это был символ прожитого дня, как зачёркнутая дата в календарике. Это подарок детям, приводящих их в неописуемый восторг. Оставалось скомплектовать картинки на упаковках этих плиток и поменяться с теми, у кого скопилось много картинок, которых у тебя нет.
