Не стоит окрашивать мир в розовый цвет, с той и другой стороны можно ждать чего угодно. Подумав об осторожности, я, однако, не собирался выжидать здесь до ночи, идти надо, с каждым часом фронт катится на Восток, не догонишь. Почему-то я это понимал. Поэтому, вылезши из кустов, я подошёл к обочине и внимательно посмотрел сначала налево, потом направо. Ни шума мотора, ни треска мотоцикла слышно не было. Я махнул рукой, и мы побежали через дорогу…

Вот откуда нам было знать, что здесь есть ещё лесная дорога? И что именно сейчас по ней едут полицаи?

Увидев нас, бегущих через дорогу, они начали кричать, свистеть, кто-то даже выстрелил вслед.

- Стой! – вопили вслед нам, но мы ничего не слышали, пробиваясь сквозь редкий подлесок. Да, очень редкий. Это был не лес, а какой - то парк. Через некоторое время навстречу нам выскочил мотоцикл с коляской, и мы бросились в разные стороны.

Мы не договаривались, так получилось. Когда я обнаружил, что остался один, остановился, и стал прислушиваться. Шум раздавался справа от меня. Погоня продолжалась недолго, скоро я услышал удар и болезненный вскрик. Кричал явно Мишка. Чертыхнувшись, я пошёл в том направлении. Выйдя к кустам, я пошёл вдоль них, надеясь хоть немного укрыться от посторонних взглядов.

Через некоторое время я вышел к полуразрушенному дому, обнесённому забором, который в некоторых местах обвалился.

Возле одной из дыр я остановился и залёг. Мне открывался хороший вид на заросший двор, на котором были вкопаны несколько столбов, была устроена коновязь в виде бревна, горизонтально лежащего на вкопанных чурбанах с метр высотой, дальше станок для подковывания лошадей.

Сюда привели Мишку. Из развалин вышли два немца, в расстёгнутых мундирах, что-то спросили полицаев. Я услышал: «юде».

- Еврейчик! – радостно захохотал один из полицаев.

Другой стал раздевать Мишку. Тот отбивался, но, получив увесистую плюху, обмяк.

Раздев Мишку, они привязали его к бревну, причём руки растянули вдоль бревна.

- Может, не еврей? – засомневался кто-то, - смотри, не обрезанный!

- Долго ли! – захохотал кто-то, - смотри, как это делается! – он взмахнул рукой, и я услышал полный боли вопль своего друга.

Я сжал кулаки так, что ногти больно впились в ладони.

К Мишке подошёл немец, с автоматом на плече, пьяно пошатываясь.

- Юде? – спросил он.

- Эспаньёл! – прохрипел Мишка.

- Найн! – засмеялся немец, показывая рукой на живот Мишке, - Юде!

Он отошёл на два шага назад, снял автомат с плеча и наставил на Мишку:

- Та-та-та! – сказал он, и засмеялся. Потом что-то сказал полицаям. Те склонились и побежали на кузню, как я определил. Выбежав оттуда, один из полицаев подошёл к Мишке, поигрывая молотком.

«Что он собирается делать?» - мелькнула у меня мысль. В животе всё сжалось, во рту появился медный привкус.

Полицай что-то поставил на ладонь Мишке и стукнул молотком. Мишка страшно взвыл, с визгом. Я не сразу понял, что происходит, но, когда полицай перешёл к другой руке, понял…

Глаза застлала красная пелена, я чуть не бросился на выручку, рвать глотки врагу. Чудом удержался на месте.

- Вилька! – вопил от боли Мишка, - Вилька! Убей! Убей всех! Убей! Отомсти!

Полицай, нисколько не дрогнув, методично вколачивал гвозди в ладошки моего друга…

Я, не теряя рассудка, отполз подальше от забора, и кинулся прочь, думая, где можно раздобыть автомат, или пулемёт, чтобы выкосить всю эту нечисть.

Я бежал в сторону дороги, помня, что где-то должна быть телега с полицаями. Может, на телеге есть хотя бы винтовка.

Однако далеко я не убежал, обо что-то споткнулся, и кубарем полетел в овраг.

Не успев вскрикнуть, оказался в чьих-то сильных руках. Рот мне зажимала широкая ладонь, пахнущая махоркой.

- Тихо! – прошептали мне на ухо.

Я огляделся. Вокруг меня сидели четверо мужчин в маскировочных комбинезонах.

«Полковая разведка!» - почему-то мелькнуло у меня в голове. Меня отпустили.

- Ребята! – радостно прошептал я, но тут же чуть не заплакал:

- Ребята, там моего друга убивают! Помогите!

- Кто убивает? Зачем?

- Мой друг, понимаете, он наполовину еврей, над ним издеваются! – не сдерживая слёз, забормотал я, - Его прибили гвоздями за руки к бревну!

Мужчины побледнели:

- Ты это сам видел, малыш? – я часто закивал головой, брызгая слезами.

- У нас задание… - начал один из них.

- Да ты что, командир? – прошипел один из них, - Ты пройдёшь мимо такого, и спокойно отправишься выполнять задание? Ради кого мы воюем?! Вот, ради них!

- Всё! Хватит рассуждать, веди, малыш!

Что там говорить, разведчики умели ходить! Но я тоже, откуда-то знал, как поставить ногу, чтобы не переломилась ветка, не зашуршал листок, не скрипнула галька, причём бежал бегом.

- Ну, ты, привидение, - удивился командир, когда остановились в ста метрах от забора.

Мишка уже не кричал, наверно, потерял сознание. А если…

- Стоять! – схватил меня за плечо своей железной лапой командир. Я даже охнул про себя и помассировал плечо, уважительно глянув на командира.

- Джиу-джитсу! – объяснил он мне. Я кивнул.

- Жди здесь! – шепнул он мне на ухо, - Как дадим знак, подходи.

Пришлось согласиться, хотя во мне всё бурлило, до того хотелось в драку.

Разведчики растворились в кустах. Вокруг стояла тишина. Сколько я ни вслушивался, звуков боя не услышал. Уже хотел пойти посмотреть, что происходит, когда возле меня появился один из разведчиков, и знаком пригласил пройти за собой.

Во двор мы зашли открыто, никого не таясь.

Возле коновязи лежали горкой несколько тел полицаев, возле них, на коленях, стояли два немца, заложив руки за голову.

Их о чём-то спрашивал командир, немцы отмалчивались.

На телеге лежал Мишка, прикрытый рогожей. Я кинулся к нему, откинул рогожу.

- Да не бойся, жив твой друг, - ласково сказал кто-то.

Руки у Мишки были умело перевязаны, пися, тоже.

- Надо бы промыть раны мочой, - всхлипнул я, - гвозди ржавые были

- У нас есть, чем промыть и смазать, - сказал разведчик, - в рейде всякое случается.

Я смотрел на Мишку, удивляясь, насколько к нему привязался. Я не помнил ни родителей, ни брата, ни сестру. У меня был только Мишка.

Я обернулся и увидел немцев, стойко игравших в молчанку. Не дожидаясь, когда командир перейдёт к экспресс - допросу, я взял из кучи оружия штык со свастикой и подошёл к немцам.

- Тебе чего, парень? – спросил командир.

Я, молча, подошёл к пленным, которые презрительно смотрели на меня. Старший сплюнул, сказав «русиш швайн».

Я не стал кричать, воткнул ему в глаз штык, и провернул в глазнице.

Тот вскрикнул и обмяк.

- Ты что делаешь?! – закричал командир, хватая меня за плечи.

- Будешь говорить? – спокойно спросил я второго. Тот закивал, оказавшись знатоком русского языка.

- Ну, ты даёшь! – покачал головой командир, - Отойди в сторону, ещё прирежешь последнего языка!

Я отошёл к телеге, присел на чурбачок и прикрыл глаза, из которых текли слёзы.

Допросив немца, командир прикончил его и подошёл к нам.

- Ну, мужики, что дальше? Надо бы ребят доставить в отряд. Не бросать же раненого. Да и контуженого этого тоже.

- Откуда вы знаете о моей контузии? – удивился я.

- Только контуженые так делают, не боясь командира, - ответили мне.

- А что у вас за задание? – вспомнил я, - Может, могу чем помочь? Мы оттуда пробираемся, кое-что видели. Мост взорвали, склад боеприпасов…

Разведчиков едва не разорвало от смеха, который они пытались подавить. Долго ещё я не мог привлечь своё внимание. Потом надулся и замолчал.

Когда мужики пришли в себя, они пытались разговорить меня, но я отворачивался.

- Ну прости… Как тебя, кстати, звать?

- Я Вилька, моего друга Мишкой кличут, - хмуро ответил я.

- Вилька, это Вильгельм, что ли? – я кивнул.

- Вот дела, - протянул командир, - Друзья не разлей вода: немец и еврей.