— Что?

— Я не могу так сниматься, — ною я. — Мне обещали крупный план!

Все, буквально все, воспринимают это как классную шутку, причем не только присутствующие здесь. Из уоки-токи с опозданием доходит взрыв смеха, отчего по холлу разносится новая лавина хохота. Мои щеки заливаются краской. Что я наделала?

— Ну, а я хочу восемь бутылок пива. — Том подчеркивает свои слова, приподнимая рубашку и напрягая упругий живот, отчего вокруг свистят и смеются. — Не всегда получаешь, что хочешь, правда?

Взгляды. Хохот. Мои щеки горят. Я ложусь рядом с Голландским Мальчиком.

— У меня есть парень, — вру я.

— У меня тоже, — говорит он.

Сорок пять минут поцелуев взасос, и пора переходить к сцене номер два. Все происходит в бальном зале. Это помещение особняка больше всего пострадало от времени: от паркета отслаиваются полоски, желтые зубастые люстры покривились, обивка на мебели изношена до дыр; шторы драные, в разбитых окнах свистит ветер… Этот дом как будто потрясли, а потом бросили на произвол судьбы.

В сцене номер два только девушки. Том придумал, что все модели-девушки (кроме Фоньи, которую я не видела с тех пор, как мы приехали) медленно встают под музыку, а потом пускаются в пляс, пока не доведут себя до вакхического безумия. Он тыкает в меня большим пальцем:

— Кроме тебя! Я хочу, чтобы ты эту сцену пересидела.

Прекрасно. Я попросила крупный план, и теперь он меня ненавидит. Я опускаюсь на проваленный диван, стараясь сохранять спокойствие, и смотрю, как девушки танцуют. Музыка — конечно, песня для клипа «Даун андер». Она звучит с самого приезда. Пять часов назад она мне нравилась. Сейчас — слышать не могу.

— Ну, поехали, девочки! — Том носит камеру на плече, словно снимает разбомбленные улицы Бейрута или частную жизнь знаменитостей. Девушки начинают прыгать, он снует между ними. — Ну, давайте! Быстрее, быстрее!

Модели скачут, как стая фламинго.

— Девушки! Раскрепоститесь!

— Раскрепоститесь! РАСКРЕПОСТИТЕСЬ!

Раскрепоститься? Если бы. Быть хорошей моделью значит, что в каждом кадре ты предельно собрана. Даже в «спонтанных» кадрах ты знаешь, как выглядит часть твоего тела, что акцентировано и что спрятано. Но камера Тома записывает десятки кадров в секунду — разве можно за ней уследить? Никак. Обязательно будут кадры, где тебя покажут под плохим углом или будет заметен шрам. Это ужасно и — сказать честно? — именно поэтому из моделей обычно выходят отвратные актрисы. Эмоции — грязное дело, эмоции — уродство, нам такого не надо.

Я, видимо, засыпаю, потому что вскоре мне снится, что Том срочно вызывает меня на крупный план… только это не сон и это не Том. Это Генри, который трясет меня за плечо.

— Эмили, вставай! Вставай! Том зовет тебя наверх!

— Что?..

Генри помогает мне встать. Мы проходим через анфиладу пустых комнат и оказываемся на кухне, где кучка людей тусуется между сценами. Одни пьют кофе, другие передают Друг другу фляжку. У холодильника Голландский Мальчик обжимается — вряд ли со своим парнем. С кухонного стола из жаропрочного пластика парень в кожаной моряцкой шинели втягивает дорожку кокаина. Генри напрягается. Я готовлюсь к неизбежному скандалу. Вместо этого он подскакивает к стойке и быстренько прикладывается сам.

А потом мы уходим. Быстро бежим вверх по лестнице, вниз по коридору и попадаем в комнату на третьем этаже, где Том с дюжиной помощников смотрят, как Фонья принимает пенную ванну.

— Вуаля! — говорит Генри.

Том поднимает глаза.

— А-а-а, мисс Десмонд…^[91]

Команда сгибается от хохота.

— …готова к своему крупному плану?

Отвечает Генри:

— Нет. Ей нужна серьезная подкраска и украшения, как у Фоньи.

В ушах Фоньи цветы из фальшивых бриллиантов, волосы выпрямлены и высоко заколоты, в тонких пальцах сигаретный мундштук. Она голая Холли Голайтли из «Завтрака у Тиффани». Стилист прикрепляет к моим мочкам похожие сережки, с другой стороны выходит визажист с помадой на кисточке. Я отворачиваюсь.

— Что за сцена?

Том пожимает плечами: разве не очевидно?

— Ты в ванне с Фоньей.

— За Фоньей, — уточняет Генри.

— И что делаю?

Снова пожимает плечами.

— Все, что хочешь. На что будет настроение.

Я осматриваю Фонью. Они издеваются! Это невозможно. Она не готова к съемкам. Она голая и у нее видна грудь.

— За твоими руками не будет видна, — отвечает Том.

Стоп, вашу мать!

Генри снимает с меня пояс и начинает расстегивать тренч. Я смотрю на Фонью, чтобы понять, не возражает ли она, но она толкает по краю ванны кусок мыла, словно это ее резиновая уточка — стало быть, не возражает. Я кое-что прикидываю в уме. Уже четыре утра. Через четыре часа я должна быть на заказе — заказе, за который мне что-то заплатят, а, учитывая злобные взгляды, которые бросает на меня Том, он больше никогда меня не закажет.

Я отталкиваю руки Генри.

— Нет. Я не буду так сниматься. Извините.

Мыло с плеском падает в воду. Пока никто не заговорил, я бегу на кухню, где еще раньше заметила таксофон, из которого можно будет вызвать такси.

— Эмили! — Генри догоняет меня. — Эмили!

Без предупреждения меня сильно прижимают к стене, держат за руки. Я ахаю от неожиданности и боли.

Генри приближает свое лицо к моему. По его лбу катится пот. Воротник уже мокрый. Глаза дикие. Он трясет меня.

— Ты, сучонка! — шипит он со злостью, подпитываемой кокаином. — От Тома Бреннера так не уходят, поняла? Ты что себе вообразила?

Мне на лицо попадают брызги слюны. Я моргаю и выкручиваюсь.

— …Ты будешь сниматься!

Я, наконец, нахожу в себе силы что-то сказать.

— Нет, не буду.

— Нет, будешь! Прямо сейчас!

— Внизу куча других девушек, возьмите одну из них!

Генри выпаливает:

— Нам нужны близнецы или почти близнецы! Это значит, ты! Ты брюнетка. Ты похожа на Фонью. Здесь ты одна такая. Здесь, но не на кастинге. На кастинге было шесть девушек, похожих на Фонью. Шесть девушек, которые хотели получить эту работу. Но мы выбрали тебя. А знаешь, почему?

О боже…

— За самое шлюшное портфолио. Ты уже снималась топлесс, Эмили, так что можешь раздеться снова. Особенно для Тома Бреннера. Особенно для главной сцены. — Генри делает паузу и сглатывает. — Я не позволю тебе сорвать съемки, понятно? Понятно?! Или мне позвонить Байрону и сказать ему, что «Том Бреннер продакшнз» не будут в ближайшее время работать с моделями «Шик» потому, что они слишком проблемные?

Проблемные. Проблемная девушка… Байрон точно меня уволит.

Я оглядываюсь на ванную. Том стоит в дверях, зацепившись пальцами за лепнину над косяком, и ждет.

Я уже так снималась. Снимусь еще раз, невелика беда!

— Ладно, — говорю я.

В ванной я снимаю с себя все.

— Скажите, — обращаюсь я к Тому. — Скажите мне точно, что я должна делать.

Глава 26

ГОРИ, ГОРИ

Я кручу на пальце свои лиловые трусики.

— И вообще, почему их называют джи-стринги? Что обозначает буква «G»?

— Джентльмены предпочитают девушек в зубной нити вместо трусов.

— Ну, спасибо, Джорд!

— Сама начала.

Джордан отхлебывает светлого пива. Мы сидим за кухонным столом в нашем крошечном съемном жилище и обильно потеем, потому что вентилятор не успевает остудить влажный июльский воздух.

— Кстати, — Джордан допивает пиво и протирает лоб влажным полотенцем, — ты еще не рассказала мне о съемках клипа. Как это было?

Я начинаю с красочного описания поцелуев с Голландским Мальчиком.

— Очуметь! Фу-у! Было мерзко?

— Ужасно.

— Вы и рты открывали?

— Чуть-чуть.

— И это было…

— Похоже на засовывание языка в кучу сырого ливера.

— Боже! — кричит она. — Боже!!!

— Скорее всего, потому, что Голландский Мальчик постоянно строил глазки другим мальчикам.