Кейт вздыхает.
— Мне просто очень не нравится видеть тебя такой расстроенной, вот и все. Ты принимаешь разговор с Сигги слишком близко к сердцу.
— Как же иначе? Разговор же про меня!
— Про тебя и не про тебя, понимаешь?
Теперь вздыхаю я. Почему эти британцы заканчивают каждую фразу вопросом?
Гай, стилист, помогает Кейт надеть «зебровые» полусапожки и застегивает молнии.
— Ой, какие высоченные!
Кейт семенит по кругу и рассматривает сапожки в зеркало. Сюжет съемок — «животные» узоры, и она знает, что сапожки будут в центре внимания, как и пояс, который Гай выбирает из пары дюжин. Все это прислали в журнал дизайнеры в надежде увидеть их на страницах «Харперс & Куин». А после работы их носят редакторы.
— Так, «конский хвост» мне нравится. Возьмем тоже зебру, чтобы не получилась лихорадка в джунглях. Или этот… Или этот, — говорит Гай, вытаскивая из стопки два пояса.
Кейт не колеблется.
— У этого пряжка красивее.
— Согласен, зато этот от Харви Николса, — говорит Гай, проверив этикетки. — Редактор настаивает, чтобы я взял именно этот. Так тому и быть.
— Ах, власть рекламодателей… — бормочет Кейт и смотрит на полусапожки. — А знаешь, я начинаю к ним привыкать. Может, есть шанс купить их выгодно?
— Сомневаюсь, — качает головой Гай. — Они слишком новые. Слишком актуальные. Хотя, возможно, мне удастся их убедить, если ты готова заплатить розничную цену.
— Которая составляет?..
— Двести семьдесят пять фунтов.
— Двести семьдесят пять фунтов? — ахает Кейт. — Козлы! Кто их вообще делает?
— Мано…
— Ну, хватит про сапоги! — сердито обрываю я. Мы отвлеклись от темы — от вашей покорной слуги. И вообще, какая женщина согласится платить столько за дополнительное мучение? — Кейт, что ты имела в виду? «Про меня и не про меня»?
Кейт вздыхает.
— Я хочу сказать, эта работа связана только с твоим лицом и телом, Эмили, а не с душой.
Я закатываю глаза.
— Кейт, если ты собираешься говорить о Будде, я пошла!
Вообще-то, уходит Кейт. Ассистент фотографа ведет ее вниз по лестнице к музейной площади — фон, на котором есть только солнечный свет и каменное здание музея (а значит, идеальный выбор для осеннего сюжета, который снимают в разгаре лета). Зачем женщине рыскать вокруг культурного заведения в узком комбинезоне и полусапожках на стилетах — этот вопрос никого не волнует. А меньше всего — толпу туристов, которые во всех подробностях снимают, как Гай располагает выбранный пояс на несуществующих бедрах Кейт. Вайолет наносит последние и самые последние штрихи, фотограф осматривает композицию.
Не верю — ни единому слову! Работа связана с лицом и телом, а не душой? Что за бред! Кому вообще какое дело до моей души? Ее никому не видно. Нет, главное — это Сигги. Дурацкая, дурацкая Сигги и этот дурацкий город, отставший от моды! А в Нью-Йорке неумолимо завоевывает популярность свежепостриженная Линда Евангелиста. Клаудиа Шиффер стала новой девушкой «Гесс», Наоми Кэмпбелл — британка, между прочим, — красуется на страницах американского «Вог», который только что уволил Грейс Мирабеллу и взял нового редактора: Анну Уинвондерфул, которая, между прочим, тоже из Британии и вовремя сообразила смыться. И они не единственные! Британский дизайнер Кэтрин Хэмнетт в последнем номере британского «Вог» так объяснила решение перенести свои показы в Париж: «Лондон — убогое захолустье. Деньги вкладываются не туда. А в Париже есть шик».
Лондон не просто отстал от моды — да это, блин, Сибирь! Что я тут делаю?!
Конечно, я звонила Байрону и пыталась задать ему тот же самый вопрос — я хочу задать ему немало вопросов с тех самых пор, как сюда приехала, начиная с вопроса о грушах. А он вечно кричит: «Держись там, Эм!» и убегает «ловить» звонок «с побережья».
А сейчас я сижу в каком-то фургоне посреди захолустья. Я выхожу на площадь и мрачно меряю ее шагами — жду, когда Кейт отработает, переоденется и можно будет сесть в ее красный «М-Джи».
— Слушай, Эмили… — Кейт резко выезжает на левую полосу и с визгом шин обгоняет полуприцеп. — На следующие выходные я еду в Манчестер. «Транквилл» играют в своем любимом пабе. Будет классное шоу. Хочешь поехать? Денег много не надо, можем жить у моей мамы.
Ноэль, бой-френд Кейт, — солист рок-группы «Транквилл», постепенно приобретающей известность. Вживую я их еще не слышала.
— Можем, — говорю я. — Если работу не предложат.
Кейт смеется.
— Эмили, выходные же! У нас летом на выходные заказов мало… БЛИН! ПОШЕЛ ТЫ НА… ПРИДУРОК!
Шокированный водитель белеет сильнее собственного «фиата».
— А мы поедем на машине? — спрашиваю я.
— Нет, скорее всего на поезде, а что?
— Ничего.
— Нет, правда, поехали! Будет здорово! И Айстам будет…
Ну да. Четыре пятых группы «Транквилл» свободны. Кейт уверена, что меня можно с кем-то из них свести. Вообще она делает ставки на Айса, ведущего гитариста. Статистика определенно в ее пользу. Модели и рокеры — арахисовое масло и желе романтических отношений: Мик и Джерри, Кит и Пэтти, Билли и Кристи, Ясмин и Саймон, Эксл и Стефани, Майкл и Брук — список можно продолжать до бесконечности. Даже Рут встречается, а точнее, спит со Стю Берджесом. Да-да, Стю, крошечной блондинистой рок-легендой, который недавно женился на одной супермодели, бросив другую.
Я издаю громкий стон.
— Кейт, я тебе уже говорила: романы с рокерами — это так пошло!
Кейт резко выдыхает.
— Ах, пошло! Ну, понятно…
— Извини, — бормочу я не очень убедительно.
Она барабанит пальцами по рулю.
— Знаешь, Эм, Сигги в чем-то права.
— То есть?
— Ты действительно нетерпелива. Ты хочешь, чтобы все было сразу и прямо сейчас, во время летних каникул, но в жизни не всегда все получается… по расписанию. Нужно дать своей карьере возможность развиться. А пока расслабься! Получай удовольствие! Ты молодая, красивая и проводишь лето в Лондоне — что в этом плохого?
— Лондон — убогое захолустье.
Моя подруга чуть не врезается в «ягуар».
— Что ты сказала, повтори?
— Это не я сказала. Кэтрин Хэмнетт. В «Вог».
Молчание. Даже два следующих маневра происходят без комментариев. А потом:
— Эмили, помнишь, что я сказала, когда мы познакомились? Беру свои слова обратно. Наверное, тебе все-таки лучше вернуться домой.
— Так и сделаю!
В «Кемдене» мы идем каждая в свою сторону — и это не вызывает у меня никаких возражений. Со своим странным гардеробом и идиотским оптимизмом это она должна быть дочкой хиппи, а мне дайте шесть страниц в «Харперс & Куин». Больше не вижу смысла с ней общаться! Я брожу по рынку одна.
«Кемден-маркет» — рай для любителя шоппинга. Здесь много лавочек и магазинов, где есть все по чуть-чуть: музыка, одежда и предметы коллекционирования почти всех времен и народов. Я ничего этого не вижу, глаза затмевает злость и зависть. Я уже не думаю о Кейт. Кейт — пройденный этап. Я думаю о прошлом лете. Тогда было все по-другому. Я заработала восемьдесят тысяч долларов. Я стремилась вверх — вверх, вверх, вверх, в Голливуд, прямо к звездам. А этим летом, если бы сама все не испортила, я жила бы в Нью-Йорке на Пятой авеню с одной из лучших подружек. Даже две недели назад, сделай я правильный выбор, сейчас я бы в крошечном бикини вертела перед объективом своими новыми грудями размером «C»/»D», вместо того чтобы таскаться по этому грязному, депрессивному, отвратительному…
— Здравствуйте, милочка! — Меня берет под локоть морщинистая старушка в синем траченном молью кардигане с рукавами, набитыми салфетками. — Ищете что-нибудь?
— Э-э… Нет, просто смотрю, спасибо, — отвечаю я автоматически и обнаруживаю, что я в книжной лавке, перед ящиком с романами восемнадцатого века.
— Ах, вы американка! — восклицает она. — Так, погодите… — Она поднимает кулак с зажатыми в нем салфетками: — Вон там у меня Купер, Хоторн, Джеймс, Твен, Уитмен…
Я заглядываю в ящик: Свифт, Голдсмит, Стерн, Шеридан, Шелли.
