В целом Бжезинский отказался от модели тоталитаризма, не отказываясь от концепции партийного контроля. Он решил «проблему власти» аналитически, но сомневался, что советское руководство сможет решить её практически. Таким образом Бжезинский отреагировал на растущую потребность пересмотра понятия тоталитаризма и вернулся к основной теме социологии: власти.

Разнообразие ответов на статью Бжезинского о «трансформации или разложении» даёт представление о том, как американские советологи понимали советскую политику в конце 1960-х годов. Среди респондентов были ведущие академические исследователи и правительственные эксперты, в том числе Фредерик Баргхорн, Роберт Конквест, Мерл Фейнсод и Карл Фридрих. В своей ответной статье Бжезинский построил наглядную диаграмму ожиданий эволюционных и революционных перемен. Две трети респондентов находились на «эволюционном» конце шкалы. Четыре респондента даже называли наиболее вероятным исходом «реновационную трансформацию, и ещё четыре называли её возможной. Другими словами, довольно большое количество советологов считали вполне возможным, что советский режим потеряет власть без необходимости «выхватывать её из его рук», согласно памятному высказыванию Мерла Фейнсода[98].

В конце 1960-х Бжезинский отошёл от таких распространённых взглядов и настаивал на том, что любые социально-экономические перемены будут способствовать только разложению, то есть ухудшению эффективности и распаду советской политической системы, а не трансформации. В наши дни вывод, к какому Бжезинский пришёл о будущем в своей статье, опубликованной в «Проблемс оф коммьюнизм», кажется довольно подходящим описанием путинской России. Распад советской власти, по мнению Бжезинского, мог легко привести к «достаточно уверенной идеологически-националистической реакции, основанной на коалиции тайной полиции, военных и идеологически настроенного комплекса тяжёлой промышленности»[99].

Советский вариант коммунизма был доминирующим мотивом в публикациях Збигнева Бжезинского с середины 1960-х годов и до конца 1980-х, то есть в тот период, когда он четыре года занимал должность советника по национальной безопасности при президенте Джимми Картере (1977–1981). В своих многочисленных книгах и статьях этого периода Бжезинский отошёл от модели тоталитаризма, которую ранее разрабатывал с Карлом Фридрихом, и сосредоточился на эмпирическом анализе системных недостатков коммунистического правления в СССР и странах Восточной Европы. И хотя некоторые из работ Бжезинского включали в себя предсказания различных событий (событий, на которые повлияли отчасти сознательные действия отдельных лиц и групп, а отчасти случайные обстоятельства), основное внимание здесь уделяется его оценке лежащих в основе этих событий процессов и тенденций советской системы, которые потенциально могли привести к значительным политическим изменениями или, напротив, к её упадку.

Какую бы утилитарную роль идейная модель тоталитаризма ни играла в анализе диктатуры Иосифа Сталина, эта модель показала свою несостоятельность в изучении постсталинской эпохи. Поначалу Бжезинский пытался сохранить основную структуру концепции с небольшими изменениями, но в 1960-х годах и в начале 1970-х годов заменил старую парадигму новой, более жизнеспособной схемой, отражающей основополагающие черты советской системы, эволюционировавшей на протяжении своей истории. Новая концепция Бжезинского сохраняла некоторые элементы тоталитарной модели и использовала их для объяснения превращения СССР в бюрократическое государство с «окаменевшей» политикой. Глядя в будущее, Бжезинский утверждал, что ключевым вопросом является вопрос, удастся ли Советскому Союзу осуществить «трансформацию» и обновление, или же он будет переживать процесс постепенного упадка и «разложения».

В своей эпохальной статье, опубликованной в начале 1966 года в журнале «Проблемс оф коммьюнизм»[100], Бжезинский первым заявил, что перед Советским Союзом в будущем лежат два альтернативных пути – «трансформация или разложение». Статья породила длинную серию статей в том же журнале, служивших ответом на его размышления и оценивавших перспективы далеко идущих перемен в советской политической системе. Бжезинский играл активную роль в обмене идей и на основе своей первоначальной статьи (в слегка изменённой форме), тринадцати ответов и своих «итоговых размышлений» составил книгу «Дилеммы изменений в советской политике»[101].

Сравнивая политическую ситуацию при Сталине и после его смерти, Бжезинский отмечал удушающую роль советской бюрократии. Большевики пришли к власти с идеологией, подразумевающей отмирание государства, но в действительности советский режим с самых ранних своих дней принялся строить изощрённую бюрократическую систему. После смерти Сталина в руководстве СССР не осталось настолько всемогущего и харизматического лидера, который мог бы навязывать свою волю. Бжезинский утверждал, что сместившее Никиту Хрущёва в октябре 1964 года «новое поколение чиновников» – почти все из которых возвысились в иерархии в 1930-х и 1940-х годах благодаря сталинским чисткам, – рассматривали «бюрократическую стабильность» как «единственное солидное основание эффективного управления». По его мнению, уникальность Советского Союза заключалась в том, что им управляло «бюрократическое руководство с самого верха до самого низа», что выражалось в «чрезмерно централизованной и жёстко иерархичной бюрократической организации», которая «всё более застывала, подвергалась политической коррупции за годы безраздельной власти и выглядела гораздо более замкнутой, чем это обычно бывает, из-за того что её руководство придерживалось доктринёрской традиции, постепенно всё более превращающейся в ритуал». Бжезинский утверждал, что такое отсутствие гибкости представляет «в перспективе большую угрозу жизнеспособности любой политической системы», поскольку «упадок тут неминуем, а стабильность политической системы может быть поставлена под угрозу». В частности, «попытки сохранить доктринёрское диктаторское руководство над становящимся всё более современным и индустриальным обществом» приведут к «разложению» всей системы – по мнению Бжезинского, этой участи можно было избежать, только если бы бюрократическая коммунистическая диктатура [постепенно трансформировалась бы] в более плюралистичную и институализированную политическую систему, способную «решать основные внутренние проблемы» и удовлетворять требования «ключевых групп», «растущее самоутверждение» которых иначе грозило расшатать режим[102].

В этих рассуждениях Бжезинского стоит выделить пять основных пунктов.

Во-первых, он рассматривал «разложение» советской системы как исключительно политический феномен. По его мнению, процесс разложения должен возникнуть не вследствие экономической неэффективности или предполагаемого замедления экономического роста (о котором он даже не упоминал в своей первоначальной статье), но от удушающего влияния бюрократии, не допускавшей сколько-нибудь значимых политических высказываний со стороны рядовых граждан. В последующие годы взгляды Бжезинского на относительный вес политических и экономических факторов в упадке СССР изменились, но когда он только разрабатывал свою концепцию «трансформации или разложения» Советского Союза, он сосредотачивался исключительно на политическом аспекте проблемы, особенно на «растущей неспособности системы» решать множество серьёзных политических и социальных вопросов; на недостатке умных и способных специалистов, желающих занимать руководящие места в Коммунистической партии Советского Союза (КПСС), и на растущем разрыве между застывшей, жёсткой политической советской системой и всё более подвижным и динамичным советским обществом.