Обвинить артиллериста во лжи у меня не хватает смелости. Возможно, старший лейтенант знал Я. Джугашвили «понаслышке», но твердость в уверениях проявил потому, что верил в нашу победу и не хотел, чтобы рядом появились сомневающиеся, было и такое».

Между тем листовки с фотографиями Джугашвили продолжали тиражироваться. В дополнение к двум, опубликованным ранее, появилась третья. На ней крупным планом фотография, где Яков стоит в шинели с расстегнутым воротником, задумчив.

Удивляет то, что нет ни одной фотографии, где он смотрел бы в объектив. Все они явно сделаны скрытой камерой.

Осенью 1941 года была предпринята еще одна попытка извлечь политический капитал из необычного военнопленного.

Якова перевели в Берлин, передали в прямое распоряжение служб Геббельса, оставив надзор за гестапо, разместили в фешенебельном отеле «Адлон», окружив бывшими грузинскими контрреволюционерами. По всей видимости, это был тщательно разработанный план, связанный с попыткой воздействия на пленного путем контрастов лагерных условий и особо благоприятных в отеле, с постоянным показом фильмов о неудачах Красной Армии.

Именно здесь родился снимок Якова Джугашвили с Георгием Скрябиным — якобы сыном тогдашнего Председателя Совета Министров СССР Вячеслава Молотова [3]. Снимок сделан на фоне осеннего пейзажа, оба в пилотках, шинелях без ремней, руки в карманах. Скрябин смотрит в сторону, Яков — в землю. У обоих серьезные, сосредоточенные лица. Снимок датирован 25 ноября 1941 года и сопровожден текстом:

«Посмотрите на них! Это ваши вчерашние товарищи, которые, увидев, что дальнейшее сопротивление бесполезно, сдались в плен. Это сыновья Сталина и Молотова! Они находятся в германском плену — оба живы, здоровы, сыты и одеты. Бойцы и командиры! Следуйте примеру сыновей Сталина и Молотова! И вы убедитесь сами, что есть новая жизнь. Она лучше, чем та, которую вас заставляли вести ваши «вожди».

Почему Джугашвили и Скрябина гитлеровцы свели вместе? Об этом нет объективных данных, видимо, расчет делался на то, что таким путем легче будет склонить бывших советских воинов отказаться от своих убеждений и привлечь на свою сторону. Но и на этот раз фашисты просчитались.

В начале 1942 г. Джугашвили переводят в офицерский лагерь «Офлаг ХІІІ-Д», расположенный в Хаммельбурге. Здесь гитлеровцы сделали ставку на то, чтобы сломить его физическими издевательствами и голодом. Но и из этого тоже ничего не вышло.

Вот что написал в своем письме бывший австралийский репортер, а после войны владелец небольшой газеты Кейс Хупер:

От Кейса X. Хупера Форд Уиндз 80, Вордсворт авеню, Пенарт, Глезморган, Уэльс

22 августа 1945 г.

Дорогой советский друг!

То, что я пишу Вам это письмо, придает мне ощущение того, что я вкладываю этим самым мою маленькую долю в уплату долга, который мы, британцы, должны русской нации.

Разрешите мне прежде всего представиться. Я австралиец. Мне 24 года. Я солдат, так как в начале войны поступил пехотинцем в Австралийскую армию. Не знаю, известно ли Вам, что австралийские солдаты, моряки и летчики (1 000 000 человек на население австралийцев в 7 000 000 человек) — добровольцы. Я уехал из дому в апреле 1940 г. Мы направлялись во Францию, но так как была угроза вступления в войну Италии, то нас вместо этого отправили в Палестину, а оттуда в Египет, где мы разбили итальянцев в первой же встрече с ними у Бардии 3–5 января 1941 года. Это была первая боевая операция австралийских войск (обычно нас зовут «диггере» из-за наших широкополых шляп) со времени прорыва ими в первую мировую войну, будучи авангардом британских армий, «линии Гинденбурга» во Франции.

В мой первый боевой день я был произведен в сержанты. После Бардии мы захватили Тобрук (он не был сдан немцам, пока его защищали австралийцы, хотя был окружен в течение 10 месяцев), Дерну, Барс, Бенгази, Солуч, Агедабию. В марте 1941 года наша дивизия была заменена другой австралийской дивизией, а мы были посланы в Грецию. Вы, наверное, слышали об ужасных битвах, которые велись нами, когда мы уходили, отбиваясь, к Средиземному морю и даже на Крит, где мы, несмотря на отсутствие поддержки с воздуха и снабжения, 12 дней бились с гуннами, убив 20 000 неприятелей, пока не были побеждены.

В итоге меня захватили в плен и угнали в Германию, где я провел 4 года в концентрационных лагерях. Дважды я был в штрафных ротах с русскими ребятами. Мы были большими друзьями. Большинство этих товарищей были захвачены под Харьковом. Некоторые из них владели английским языком. Хотя мы и не владели русским, мы разговаривали на ломаном немецком языке. Я подружился с юношами из Днепропетровска, Сталина, Воронежа, Севастополя, Москвы и Вязьмы. В штрафных ротах мы, не в пример нашим товарищам в рабочих лагерях, получали посылку от Красного Креста только раз в месяц. Эту посылку мы делили с нашими русскими товарищами. В благодарность за это они нам по ночам пели и танцевали с нами русские танцы, пока у нас не начинали ходить кругом головы.

Несмотря на ужасные условия, мы все иногда были счастливы. Но бывали времена, когда мы очень страдали за наших русских товарищей, тогда, когда они по 40, 50, 60 человек в день умирали от голода, от жестокого обращения и оставались без погребения. Мы были этим до того ожесточены, что могли бы убить врагов голыми руками. Я вспоминаю, что старший сын товарища Сталина — Яков в плену был вместе с нами. Немцы его заставляли делать самые тяжелые работы, какие нам только представлялись. Я хотел бы знать, жив ли он еще и помнит ли он австралийцев в лагере ХIII-Ц, Хаммельбург, около Швенфурта, в Баварии?..»

К сожалению, ответить на последний вопрос Кейса Хупера Яков Джугашвили никогда не сможет.

В начале апреля 1942 года его переводят в лагерь «Офлаг ХС» в Любеке, где содержались особо опасные для III рейха офицеры, выходцы из разных стран, в том числе 2000 польских офицеров и 200 солдат. Соседом Якова стал военнопленный капитан Рене Блюм — сын председателя совета министров Франции Леона Блюма.

Специальным приказом на коменданта лагеря полковника фон Фахмостера возлагалась персональная ответственность за советского пленного. Якову Джугашвили не разрешалось получать продовольственные посылки, не мог он получать и письма, что разрешалось заключенным полякам, французам, англичанам, которые получали даже денежное довольствие. По решению собрания польских офицеров Якову ежемесячно стали выделяться продовольственные посылки.

Все так же продолжали распространяться целые буклеты с фотографиями Я. Джугашвили. В одном из них, состоящем из 54 фотографий, две посвящались Якову с комментариями: «Даже сын Сталина, старший лейтенант Джугашвили, бросил это бессмысленное сопротивление».

И далее: «Командиры и бойцы Красной Армииі Взгляните на эти картины из германских лагерей военнопленных! Такова действительность в германском плену! Фотографии не лгут! А лгут ваши комиссары! Прекратите бессмысленное сопротивление! Переходите к нам! Эти ваши товарищи прекратили бессмысленную войну против мощной, непобедимой германской армии…»

Есть основания предполагать, что в это время начался новый период все более интенсивной обработки Джугашвили. В качестве основного средства давления Якову стали предъявляться листовки, газеты, где были помещены сфабрикованные немцами его заявления. Об этом свидетельствует и бывший польский поручик Мариан Ванцлевич: «4 мая 1942 г. трое вооруженных автоматами охранников во главе с капитаном ввели в наш барак пленного в советской военной форме. Этот тщательно охраняемый пленный и был старший лейтенант Джугашвили. Мы сразу узнали его: без головного убора, черноволосый, точно такой же, как на фотографии, помещенной в фашистской газете… Несколько раз мне удалось встретиться с Яковом с глазу на глаз. Он рассказывал о том, что никогда не делал немцам никаких заявлений. И попросил, если ему больше не придется увидеть своей Родины, — сообщить отцу, что он остался верен воинскому долгу. Все, что состряпала фашистская пропаганда, — ложь». ^;