Не страшно умирать, -
Страшней не жить.
Все можно потерять,
Но разум сохранить!
Коло Лютич «Черты и резы»
Уж спряталось солнце за угором крутым да высоким, на котором рос одиноко дуб могучий, устремляя ввысь сильные ветви свои. Проскакал Вечерник по небу на коне, сказывая, что покинуло светило свою колесницу и улеглось почивать. Над селениями малыми, раскинувшимися по берегу Словенского моря, лишь изредка слышались блеяние внезапно проснувшихся коз, раскаты мычания коров, ржание лошадей да стрекот насекомых.
В повалушке избы на краю селения слышался дружный мужской храп. Отец и трое сыновей, уморившиеся после работы в поле, спали беспробудным сном; посему не мешали им тихие женские напевы, раздававшиеся из горницы наверху.
С благоговейным трепетом девица молодая глядела, как надевала мать на младшую сестру её только что сшитую понёву. Лицо у той горело ярким румянцем, а ноги так и хотели нестись в пляс по кругу, дабы покрасоваться.
Взглянула Красимира на притихшую сестру свою с едва сдерживаемым ликованием. Осенью этой, да подсобит Лада, возродиться она в роду чужом. Ответила сестре своей Яра улыбкой теплою, ощущая всей душой радость светлую. Недаром Красу назвали так – здоровая, с длинной толстой косой, глаза лукавые да нрав веселый. Приглянется сыноха такая каждому роду.
Послышался тяжкий вздох матери. Поглядела Яра на опечаленную старую женщину. Устало та взирала на дочь среднюю. Знали обе они, что вторая это понёва да последняя, которую сподобилось сшить ей.
Была уготована средней дочери рода судьба Ворожеи, как предсказал волхв. Дар богов великий должен был служить цели праведной, где не было места занятиям мирским. Даже после того как в лето тринадцатое упала у нее первая кровь, рубашонка детская так и не сменилась на взрослое платье клетчатое. Распустила только Яра волосы свои, которые не заплетались боле в косу длинную, как у девиц на выданье.
Великой честью было служение богам, которые не всякого редким даром наделяли. Преклонялись пред Ворожеями. Рода, где появлялись на свет отмеченные богами дети, почитались. И всяк отец иного рода желал сговорить свое чадо с братьями да сестрами Ворожеи.
Последним было наступающее лето шестнадцатое в доме родном для Яры. Призывала ее служить себе Великая Макошь1.
Вздохнула девица и подошла к матери своей. Слезились глаза старой женщины от напряженной и кропотливой работы впотемни. Накрыла дочь их ладонями своими, чувствуя, как к пальцам тонким подбирается тепло, которое прогонит из глаз материнских усталь и даст ей сил.
Открылись уж у Яры способности к нахождению трав целебных и приготовлению отваров хворобу изгоняющих. Одним своим тихим бессловесным напевом могла она успокоить, а руки её прикосновениями своими могли унять даже самую острую боль. Редко встречалось, чтобы у малолетки была сила такая. Сказывал волхв, что когда покинет она дом отчий, дар её умножится и станет она Великой Ворожеей.
Когда мать сызнова открыла очи свои, сияли они красной молодостью.
- Спасибо, - выдохнула женщина, - будто лебедушка крыльями своими погладила да обогрела.
Улыбнулась Яра и отошла. Словоохотливость в народе не по нужде не дозволялась. Уготовано ей было молвить речи свои лишь с Богиней.
Руки её не знали тяжелой работы, но роду своему помогала она. Приходившие с нуждой селяне, в благодарность несли в дом Ворожеи всякую снедь да домовую утварь на радость родителям да Красе в приданое.
Примирилась она с судьбой своею. Только иногда где-то внутри покалывало тоскливое чувство, когда во время хороводов девицы вольные смеялись да плясали, приваживая парней молодых. Когда видела она, как открыто и ликующе глядят глаза влюбленного на зазнобу свою.
***
Над поляною вокруг костра разносились смех звонкий да песни веселые. Все селяне, собравшись вместе, прославляли Живу2, приносящую на Землю весну красную.
Глядели стар и млад, как плясали женщины с метлами, прогоняя всех духов нечистых. И лишь стояла в сторонке будущая Ворожея, жадно глядя на веселье других. Ноги молодые не желали слушаться, и пальцы, укрытые первой мягкой травушкой, чуть приплясывали в такт песни развеселой. Разрешалось ей только через костер прыгнуть да в весенней воде Словенского моря искупаться, дабы очистится от сил Нави3. Уж не терпелось девице нырнуть в воду холодную и, не боясь порицания, выкрикнуть что-нибудь али рассмеяться.
Вдруг будто паутиной обволокло её с головы до пят. Сказывало что-то внутри, откуда шла к ней сила дивная, окутывающая в саван свой. Повернулась Яра на зов её. Да только в стороне той не было ничего, что могло бы дать ей извет: ни возникнувшего видения Великой Богини, ни небесного света, ни поющих деревьев. Лишь толпа парней хваленых.
Враз отделился один из них и встал чуть поодаль, прислонившись к молодой березке. Узнала Яра его. Был это единочадый кузнеца из соседнего селения. Зимой давешней приводили его к ней с обожжённой ногой. Потратила она тогда много трав да сил своих, дабы выходить его. Мать парня доселе посылала им снетки, а сам кузнец поклялся пред богами, что до конца дней своих будет славить род Ворожеи.
И ныне смотрел сын кузнеца на неё своими глазами темными. Еще в первый раз подивилась Яра облику его. Не похож он был на золотоволосых парней селянских. Волосы его были черны как перо ворона, и глаза такие же. Не карие, как у Берислава, мужа сестры старшей, а темные, как ночь при Черной луне.
Не спадал окутавший девицу саван, а наоборот, только закрутился вокруг неё еще крепче, нежданно лишая умения дышать. Чуть улыбнулся сын кузнеца, и потеплело в груди у Яры, а сердце застучало неистово. Стали пальцы влажными да занемели. С трудом девица зардевшаяся опустила взгляд свой, дабы поглядеть на них. Не приметив ничего чудного, пошевелила она ими, да прошло все так же внезапно, как и началось.
Не смея боле глядеть в сторону парней разгулявшихся, поворотилась она да устремилась к ватаге ребятишек, где резво скакали дочурки её брата старшего.
Опосля очищения костра от нечисти и стар и млад выстроились в очередь для свершения обряда очищения. Ладный парень, первым прыгающий, громко крикнул:
- Прыгну высоко, смерть будет далеко!
Подбежал он к костру и перепрыгнул, а потом понесся к берегу, дабы окунуться в хладные воды моря.
Тут же раздались крики других. Каждый говорил присказку и прыгал. Когда пришла очередь Яры, произнесла она слова в мыслях. Опалил жар ноги её на миг, и сызнова оказались они на земле сырой. Ликуя, тут же кинулась она к воде студеной.
Сперло дыхание от ледяного холода, который острыми иглами в кожу вонзился. Вскрикнула Яра будто ужаленная, да веселье селян всеобщее поглотило её, и рассмеялась она звонко да беззаботно. Плескалась она в воде, не заботясь о закостенении ног да рук. Было ей радостно да легко, словно сама Мара4 отняла от неё скользкие руки свои.
Завлеклась девица да поздно приметила, что веселится в воде рядом с сыном кузнеца. Да опять-таки глядел он на неё. Накрыл её знакомый поволок, оборвалось дыхание, ноги предательски подкосились, и ушла девица под воду, которая тут же играючи пробралась в рот да нос.
Не отдали ее могучие руки в царство Водяного, вытащив обратно на свет белый. Закашлялась Яра, избавляясь от воды жгуче студеной. С трудом глаза рассмотрели все того же сына кузнеца.
- Гойна ты, Ворожея? – спросил он, пристально глядя на неё.
Кивнула девица, намереваясь выйти на берег, да ноги её не послушались. Снова бы оказалась она в воде, да только удержал её парень.
- Дай, я подсоблю, - сказал он, поднимая на руки её. Испуганно сжалась Яра то ли от холода воздуха ночного, то ли от жара крепкого, исходил который от груди да рук парня. Поднес он её дрожащую к костру и усадил подле огня жаркого, где грелись уж искупавшиеся селяне.
- Никому не пристало трогать Ворожею, - раздался суровый голос волхва. Вздрогнула Яра, точно по спине её хворостина прошлась.