А в это время у нас, на фронте 11-й армии, наступило некоторое затишье. Бои приняли затяжной характер и протекали, как это принято говорить на военном языке, с переменным успехом.
11-я армия вошла в состав войск Юго-Восточного фронта и имела только один наш 47-й авиационный отряд, который насчитывал всего... три самолета. А со стороны белых против нас действовал так называемый "Южный" авиационный отряд и 47-я английская авиационная эскадрилья.
После боев на подступах к Черному Яру белые были вынуждены отступить на 30-40 километров. В октябре бои в основном велись в полосе грунтовой дороги Черный Яр - Царицын. Наступлению войск 11-й армии на царицынском направлении содействовала часть состава Волжско-Каспийской военной флотилии (Верхнеастраханский и Среднеастраханский отряды флотилии).
В октябре, окончив школу летчиков-наблюдателей, я возвратился в отряд. Незадолго до моего приезда похоронили летчика Короткова. Он всего на несколько дней пережил своего друга Щекина. Погиб Коротков при следующих обстоятельствах. После атаки кавалерии противника на бреющем полете Коротков возвращался на свой аэродром. Во время посадки самолет неожиданно скользнул на крыло и врезался в землю. Как оказалось, Коротков был тяжело ранен во время штурмовки. У смелого, самоотверженного летчика хватило сил довести самолет до своего аэродрома. Но здесь он, видимо, потерял сознание.
В отряде был уже новый командир - летчик Александр Андреевич Кравцов, переведенный к нам с Восточного фронта, где он также командовал авиационным отрядом.
Для Кравцова получили самолет "Ньюпор-24" с мотором "РОН" мощностью в 120 лошадиных сил. Самолет этот был несколько лучше, чем "Ньюпор-23".
Как стало известно, Кравцов окончил школу летчиков во Франции, куда был направлен во время первой мировой войны. Царское правительство не справлялось с подготовкой летчиков, и многие русские авиаторы учились за границей в летных школах Франции и Англии. Летал Кравцов очень хорошо. Он всегда был спокоен, весел и тактичен, порой даже сверх меры. Случалось, что Кравцов не решался сделать замечание по службе своим подчиненным во избежание неприятных разговоров.
* * *
26 октября поступил приказ перегнать в город Енотаевск два самолета. На другой день утром Василенко на "Сопвиче" и Лапса на "Фармане" перелетели на посадочную площадку у деревни Ивановки, находившейся на правом берегу Волги, в трех километрах от Енотаевска. С Василенко полетел я, с Лапсой - моторист Кузьмин. Горючее и боеприпасы доставил на автомашине моторист Федоров. Наше перебазирование было вызвано тем, что командование 11-й армии опасалось набега конницы белых из степи на Енотаевск и нуждалось в воздушной разведке. Нам было приказано ежедневно просматривать районы северо-западнее, западнее и юго-западнее Енотаевска, на расстоянии до 100 километров.
Утром 28 октября мы с Василенко вылетели на разведку в северо-западном направлении. День был солнечный, видимость прекрасная, но условия для ориентировки, и тем более деталькой, учитывая, что компасной установки самолет не имел, - крайне неблагоприятные. Однообразная степь, слегка припудренная снегом, не имела никаких ориентиров. Мы летели на высоте всего 600 метров. В общей ориентировке руководствовались положением солнца. Лапса летал в это утро на разведку с мотористом Кузьминым в западном и юго-западном направлении от Енотаевска.
Наши полеты оказались бесплодными. Конницу белых мы не обнаружили.
В тот же день около 14 часов Василенко и я повторно вылетели на разведку. Погода была по-прежнему хорошей, но видимость несколько ухудшилась из-за усилившейся дымки.
Мы летели на высоте 800 метров. До населенного пункта Заустана шла грунтовая дорога, хорошо видимая с самолета. Заустан мы легко обнаружили: из труб нескольких домиков вился дымок. Здесь было более десятка обитаемых кибиток, из них тоже вились вверх струйки дыма. Но прежде всего мое внимание привлекло большое количество лошадей, стоявших у коновязей. По быстрым подсчетам их было около двухсот. Поднявшись с сиденья, я потянулся к Василенко, стал показывать рукой на лошадей и что есть силы кричать:
- Конница! Конница!
Василенко усиленно закивал и жестами стал показывать, чтобы я сбросил на Заустан бомбы. Кое-как я объяснил, что следует лететь дальше, до конечного пункта маршрута - селения Суркульты, до которого оставалось всего 10 километров. Конница, которая находилась в Заустане, от нас никуда не уйдет.
Только что мы, сделав круг над Заустаном, повернули на юго-запад, как через две - три минуты заметили большое скопление конницы в Суркульте и около сотни всадников, которые двигались к Заустану. Мы сделали два круга над Суркультой. Я подсчитал, что там находилось не менее трехсот лошадей, а вокруг кибиток много людей.
Я решил сбросить все четыре осколочные бомбы на обнаруженную конницу белых в Суркульте. Сброшенная с первого же захода бомба разорвалась между крайними к северу кибитками и коновязями. Внизу под нами все пришло в движение. Было видно, как бросились бежать люди и поскакали в разных направлениях всадники. Носились сорвавшиеся с привязей лошади. Вторая бомба также упала очень удачно: среди кибиток. Василенко быстро развернулся и в третий раз начал заходить на цель. Перевесившись через борт, я ждал. Пора! Бомба, покачиваясь, понеслась вниз. Но не успел я отметить место ее разрыва, как неожиданно смолк шум работающего мотора. Сразу же стал явственно слышен свист тросов крыльев планирующего самолета. Что делать? Внизу под нами конница белых, на которую мы только что сбросили три бомбы.
Что случилось с мотором, я не мог узнать у Василенко. Отвлекать его вопросами было нельзя, так как самолет быстро снижался. Нам предстояла вынужденная посадка в стане врага.
Я поспешил сбросить оставшуюся бомбу и начал снимать пулемет с турели для ведения боя на земле.
Посадка прошла благополучно. Василенко, торопливо вылезая из кабины, волнуясь, сказал:
- Почему-то отказал мотор.
Я также поспешно вылез из самолета с пулеметом в руках. Сели мы приблизительно километрах в шести - семи севернее Суркульты. Быстро прикинул, сколько времени потребуется белым конникам, чтобы прискакать к нам.
Обращаясь к Василенко, который возился с мотором, я сказал:
- Белые будут здесь минут через пятнадцать - двадцать. Зажжем самолет и будем уходить на север. Там большая площадь барханных песков, можно отбиваться из пулемета; продержимся до ночи, а там попробуем пробраться к нашим.
- Мотор в порядке, - перебивая меня, крикнул Василенко, - отказала помпа, подающая бензин в верхний бачок, а ручной помпой я забыл подкачать бензин, увлекся бомбежкой!
В следующий момент он бросился в кабину самолета, что-то там поискал и с досадой крикнул:
- Федоров - шляпа, не положил в инструментальную сумку насос для заливки мотора. Ложись с пулеметом на хвост, а я буду заводить мотор.
Но как ни старался Василенко, завести мотор ему не удавалось. С большим напряжением толкал он двумя руками лопасть винта вниз. Мотор чихал, делал два - три оборота и опять останавливался. Так повторялось несколько раз. Ротативный мотор "РОН" на нашем "Сопвиче" был очень капризным при запуске.
Вновь и вновь пытался Василенко запустить мотор и по-прежнему безуспешно. Тут я заметил в степи пятерых всадников, которые во весь опор скакали к нам.
- Белые! - вскрикнул я.
- Стреляй! - ответил Василенко. Но я стрелять не стал.
- Почему не стреляешь?! - угрожающе крикнул Василенко.
Белые, подскакав к нам на расстояние примерно метров триста, остановились и начали спешиваться. Я наблюдал за ними.
- Подождем стрелять, посмотрим, что они будут делать, - сказал я Василенко. - Ты заводи мотор. На выстрелы прискачут еще и другие всадники, которые наверняка сейчас рыскают в степи, разыскивая нас.
Я исходил из того, что наш самолет приземлился в небольшой долинке и мог быть замечен только с близкого расстояния.
