Тони улыбнулся.
– Согласись, она нам идеально подходит.
– Потому что не послала тебя куда подальше? Она просто считает, что ты и так достаточно наказан, с учетом того, какую фамилию ты носишь. И я с ней полностью солидарен, – награждать тебя еще одним факом было бы жестоко.
– Вы просто не способны оценить тонкость и глубину моей натуры, – надулся Тони.
– Несомненно, – улыбнулся Бенедикт. – И намерены и впредь оставаться столь же глухими к проявлениям твоего высокого духа. Что у нас на завтра? – спросил он, меняя тему.
Тони пожал плечами.
– Как обычно. Я отобрал для тебя несколько кандидатур, утром посмотришь. Не знаю, как ты, а я бы взял всех.
– Ты бы вообще, будь твоя воля, заставил бы меня брать в работу все, что движется, – проворчал Бенедикт. – А у меня еще лекции.
– Лекции подождут, – с достоинством ответил Тони.
– Если я буду слушаться твоих советов, их очередь никогда не настанет, – скептически сказал Бенедикт. – Кстати, утром у меня две пары.
– Как скажешь, босс, – покладисто отозвался его друг. – Встретимся после обеда. Попрошу Мэри распечатать к тому времени все документы. Что делать с досье Линды Силвертон?
Бенедикт, бросив сигареты и зажигалку в ящик стола, коротко посмотрел на Тони.
– В архив. Впрочем, нет, – подумав, сказал он, – не надо. Лучше собери все материалы и вышли ей курьером. Электронный вариант – в корзину.
– Будет сделано, – Тони улыбнулся. Он проследил за тем, как Бенедикт выходит из-за стола и, набросив легкую летнюю куртку, направляется к двери. – Все-таки, им чертовски повезло с тобой, – задумчиво сказал он.
Бенедикт поднял голову.
– Я бы, скорее, сказал, что это мне повезло с ними, – спокойно промолвил он. – Но, в конце концов, это всего лишь вопрос точки зрения.
Дружески кивнув Тони на прощание, он развернулся и ушел.
***
Декан отделения психологии Школы искусств и общественных наук Городского университета Лондона Конрад Дитерих стоял у окна в своем кабинете и размышлял о превратностях судьбы.
Благо, превратностей было не так много, чтобы из-за них стоило впадать в уныние.
Дитерих провел рукой по стеклу и вздохнул, провожая взглядом высокую фигуру светловолосого молодого человека в коричневой толстовке, неспешно пересекающего внутренний двор. Внезапно, словно почувствовав, что за ним наблюдают, молодой человек поднял голову и, найдя глазами окно кабинета главы колледжа, весело улыбнулся и помахал рукой. Конрад любезно кивнул, давая понять, что заметил этот жест, и сделал шаг назад, в прохладную темноту своего убежища. В задумчивости усевшись за стол, он попытался привести мысли в порядок. Вот тебе превратность, которую нельзя просто взять и отложить в сторону, подумал он. Нужно что-то решать.
А что?
Когда несколько дней назад один из его студентов будничным тоном, словно речь шла о чем-то обычном и не стоящем особого внимания, рассказал ему о том, что преподаватель факультета психологии Школы искусств и общественных наук, Бенедикт Тэррингтон, доктор философии, содержит агентство эскорт-услуг, в котором сам же является единственным сотрудником, то есть, занимается… оказывает… использует… В этом месте мысль Дитериха останавливалась, уступая место эмоциям, яростным и неуправляемым.
Преподаватель его колледжа занимается проституцией.
Конрад глубоко вдохнул и выдохнул, чувствуя сильное облегчение. Произнести эти слова хотя бы про себя, сформулировать четко и явно суть происшествия, не дававшего ему покоя и откровенно испортившего остаток выходных накануне начала учебного года, уже само по себе было шагом вперед. Увы, пока единственным: Дитерих совершенно не представлял, что делать дальше и как вести себя с учетом открывшейся информации. Возможность уволить Тэррингтона без объяснения причин отсутствовала в принципе, во-первых, из-за необходимости впоследствии решать проблемы уже с законодательством и профсоюзами, и, во-вторых, просто потому, что…
Дитерих задумался. Просто потому, что он не хотел его увольнять. Неожиданно придя к этой мысли, которую, по правде говоря, довольно долгое время старался не пускать в свое сознание, то ли из опасения почувствовать себя некомпетентным, то ли просто не желая выглядеть в собственных глазах излишне сентиментальным, он улыбнулся. Каковы бы ни были причины, факт оставался фактом: он не хотел увольнять Бенедикта Тэррингтона и намеревался сделать все от него зависящее, чтобы этого не произошло. С другой стороны, мелькнуло в голове у Дитериха, возможно, делать ничего и не придется – Тэррингтон был прекрасным преподавателем, претензий к нему у руководства университета не было, а то, чем он занимался в свободное от работы время, никого не касалось.
Что же, в таком случае, заставляло его сидеть здесь и битый час подряд мучиться сомнениями? Что заставило позвонить Бенедикту и попросить того прийти, хотя до начала занятий и, тем более, до того момента, когда станет окончательно известным его собственное расписание, оставалось еще, как минимум две недели? Отдельные занятия с дополнительной группой можно было не считать, это была инициатива Бенедикта и его студентов с прошлого года. Дитериху трудно было признаться себе в подобной слабости, но сделать это все же пришлось – если быть абсолютно честным, его попросту снедало любопытство.
Он откинулся на спинку кресла и взглянул на массивную дубовую дверь, из-за которой вскоре должен был появиться предмет его напряженных раздумий.
Бенедикт Тэррингтон был одним из молодых преподавателей, пришедших на факультет восемь лет назад, когда, в результате внутренней реформы университета, в течение очень короткого времени почти полностью изменился его кадровый состав. Строго говоря, из вновь пришедших Бенедикт был самым старшим – решившись в свое время на эксперимент, Дитерих, в тот год как раз получивший место декана, набрал в свою команду «необъезженных» специалистов, активных докторантов, которые, как он рассчитывал, смогут найти общий язык со студентами лучше, чем это выходило у их уволившихся коллег, и среди этих новых людей, младшему из которых едва исполнилось двадцать пять, тридцатилетний Бенедикт Тэррингтон казался чуть ли не солидным взрослым исследователем.
Впрочем, он таким не был.
Вернее, исследователем он был, и даже неплохим, – дело было в другом. Дитерих снова вздохнул и потянулся к стакану с водой, стоящему рядом на столе. Сделав несколько неторопливых глотков и поставив стакан на место, он еще раз задумчиво посмотрел на дверь. Насколько он знал Бенедикта Тэррингтона, его исследовательский талант, в повседневной работе проявлявшийся в том, что студенты, у которых он вел занятия, регулярно оказывались то в самом верху, то, наоборот, в самом низу общеуниверситетского рейтинга успеваемости, легко мог завести его куда угодно, даже если большинству людей в этом месте было бы неуютно, неловко, странно и одиноко. Особенно, если это было так. В этом смысле удивляться тому, что у него обнаружилась еще одна профессия, не приходилось. И даже то, какого рода оказалась эта профессия, не играло столь существенной роли, как… Дитерих задумался.
– Бенедикт, вы нарочно ставите руководство факультета и тех, кто у вас учится, в положение, когда закрывать глаза на то, чем вы еще зарабатываете на жизнь, невозможно, и, в то же время, показать, что им об этом известно, означает выставить себя бесцеремонными и грубыми ханжами? – Конрад удивился облегчению, охватившему его, когда вопрос, не дававший ему покоя последние несколько дней, наконец, достиг ушей своего адресата, как раз в этот момент возникшего в дверях.
– Обожаю, когда вы думаете вслух, – Бенедикт одарил Дитериха жизнерадостной улыбкой и, повинуясь его приглашающему жесту, прошел внутрь.
– Если так пойдет и дальше, мне придется прибегнуть к помощи специалистов, – вздохнул Дитерих, указывая Бенедикту на кресло у стола. – И факультет останется без руководителя в самом начале учебного года.
