<p>
День седьмой.
Рамси сидит во дворе, рядом с псарней, на подтащенной бочке, и стругает стрелу, давно уже ставшую пустой щепой. Мимо снуют люди, кто-то грузит оставшиеся бочки на телегу, поглядывая в сторону лордова сына, но никто и слова не говорит, чтобы тот поднял свой толстый зад. Правильно. Вонючка выгребает дерьмо за собаками, молча наполняет лопатой ведро и выносит его, потом возвращается – и снова, не поднимая глаз, не поправляя спутанных седых волос. И снова. И снова. Сколько же эти собаки срут, во имя всех богов?
– Вонючка, а Вонючка? – Рамси раздраженно выбрасывает обломившуюся щепу и, не зная, чем еще занять пальцы, со скуки начинает кидать нож в землю. – А сколько срут собаки?
– Вы… что имеете в виду, милорд? – остановился, вздрогнул, глаз не поднимает, ручку ведра в руках крепко жмет.
– Да ты никак оглох, что ли? Я ж тебя прямо спрашиваю: сколько срут собаки?
– Я… н-не знаю, милорд, – у него нет правильного ответа, как и на другие вопросы, – …м-много?
– Вот и я говорю, мы ж их столько не кормим, сколько они срут, верно, Вонючка? – нож так и входит мягко в землю, раз за разом, и Вонючка слабо-слабо вздрагивает всякий раз, как Рамси наклоняется за ним, и ходят мышцы на широкой спине. Тонкая струйка жидкого дерьма течет с края ведра, капает на землю. – Да не гадь ты тут, неси уже, – машет Рамси рукой с ножом, и мышца около вонючкиного рта дергается от облегчения. Снова ссутуливает плечи и спешит дальше унести ведро. Скучно.
Возвращается опять, проскальзывает в открытые воротца псарни, начинает скрести лопатой. Чавк-шлеп-чавк-шлеп-чавк-шлеп-скрр-скрр-чавк-шлеп.
– Чего там у тебя, до камня уже докопал, что ли? – скучающе спрашивает Рамси.
– Нет, милорд, – негромко, но послушно отвечает Вонючка.
– А что тогда? – спрашивает Рамси уже раздраженно, подождав, потому что дальше Вонючка не продолжает.
– Д-доска попалась, милорд.
И снова после короткого, пугливого перерыва – чавк-шлеп-чавк-шлеп. Как же раздражает. Рамси поднимается как раз тогда, когда Вонючка выходит из псарни. Рамси даже не смотрит на него, и Вонючка не ищет его взгляда. Проходят мимо друг друга, тычок под колени – Вонючка шлепается неловко, расплескивая дерьмо и увязая в нем руками.
– Ну под ноги же надо смотреть, – цокает языком Рамси.
– Да, милорд. Простите, милорд, – за собачьим дерьмом не видно, как подрагивают оставшиеся пальцы.
– Да ничего, ничего, Вонючка. Приберешь – и забудем, – Рамси свистит и поднимает лопату, прислоненную к стене псарни, перебрасывает через плечо. С лопатой и уходит. Настроение становится немного лучше.
День девятнадцатый.
Нетерпеливо ластятся, шумно дышат собаки, вязнут копытами лошади в болотистой земле. Парни Бастарда едут на охоту. Здоровые, шумные, потные под теплыми одеждами из шкур, они гогочут, обнажая горла.
– А какие титищи у этой бабы, я таких сроду не видал! – Желтый Хрен звучно ржет, отпуская поводья и облезшими руками показывая на себе.
– Ты б так не показывал, а то у самого еще титьки вырастут, как у бабы, – суеверно и серьезно осаживает его Кислый Алин, и все хохочут над ним.
– Это ж как же титьки у мужика-то вырастут? – Лутон вытирает выступившую от смеха слезу.
– А так. Что к себе примеришь – то с тобой и будет. Богами клянусь, мне так матушка говорила.
– А про зубы выбитые к близкой смерти тебе матушка не говорила? – с издевкой спрашивает Лутон.
– Как же, говорила-говорила… – с готовностью начинает Алин, но закончить не успевает – Лутон с размаху бьет его рукой в жесткой перчатке по зубам, слегка склонившись с коня. – Ах ты шукин шын! – орет Алин, зажимая закровавивший рот. – Ты што?! А вджуг вжапжавду выбьешь?!
Все опять смеются, обиженный Алин утирается рукавом. Деймон не хохочет со всеми, но и его губ касается улыбка, когда он слегка пришпоривает коня, подбираясь ближе к едущему впереди Рамси.
– Шутки шутками, а и вправду, что ты с нами вчера не пошел? – тихо спрашивает Деймон, ровно покачиваясь в седле. Рамси смотрит на него искоса. Он и любит Деймона, и не любит. С одного взгляда, тот верный товарищ, как и остальные, но с другого – больно умен и догадлив.
– Не пошел и не пошел, – своенравно отвечает Рамси. – Больно еще радости на ваши хрены смотреть.
– И то верно, – согласно кивает Деймон. – Ну, дело твое. Но титьки у той бабы и правда знатные, – он хохочет звонко, мелодично, во все горло, и шпорит коня. Пусть девки в лесу, пусть эти суки слышат, как едут Парни Бастарда.
Рамси тоже зажимает конские бока ногами, скорее направляясь вперед. Он не любит платить за хорошую еблю, хотя скорее, хорошая ебля на его вкус нигде не продается. Хотя еще скорее – его просто не пускают больше туда, где он убивает шлюх. В борделе нельзя купить убийство, а кой толк, если нет счастливой смерти в конце? Но другое дело здесь, на охоте – здесь и душу, и яйца греет то, как он собирается трахнуть сучьих прячущихся девок, когда загонит. Трахнет перед тем, как отдать их своим парням. Как говорят, и на других посмотреть, и себя показать. А потом они умрут. Хорошо охотится Болтонский бастард со своими ребятами, всем на диво! Рамси еще шпорит коня и первый раз за день улыбается.
День двадцать седьмой.
Библиотека темна и полна ужасов, так думает Рамси Сноу, когда по отцовскому наказу снова и снова читает одну и ту же строчку. Если быть честным с самим собой, отцовский наказ состоял в том, чтобы прочесть всю книгу – не стоило при нем путать одного Уолдера Фрея с другим Уолдером Фреем, – но Рамси, даже вдумчиво вчитываясь, едва половину имен может запомнить. Но если он хочет быть лордом, ему нужно много знать и читать. Лорды умеют читать. Рамси до приезда в Дредфорт ни читать, ни писать не умел, но быстро выучился, и теперь мог бы хвастаться тем, что разбирает книги не по слогам и обладает почти мейстерским почерком. Мог бы, но некому. Он в библиотеке один, да и вообще здесь, всегда один, и это именно так, как должно быть. Рамси перелистывает страницу, подпирая толстую щеку ладонью с кровавым перстнем, и его губы тихо шевелятся, пока он зазубривает имена, которые после стребует на память отец.
