– Иди, Прис.
– Тогда встретимся на похоронах? – Приска даже не собирается благодарить, только деловито одергивает платье. – Господи, вторые за месяц, опять покупать новый костюм, – она бормочет под нос, направляясь к двери, и ее рука совсем чуть дрожит, когда она достает ключ. Но через несколько секунд Приска уже закрывает дверь с другой стороны, и Тиерсен сразу жалеет о сделанном. Он потирает виски, чувствуя пару капелек пота в отросших волосах, но догонять Приску уже поздно, в любом случае. Тиерсен складывает ее признание и убирает во внутренний карман пиджака. Ну что же, могло быть и хуже. По крайней мере, нет лишних трупов. Хотя это-то всегда можно исправить. Но лучше обсудить с Селестином сначала. А пока Тиерсена ждет работа, и он достает платок протереть пузырек, и, закончив с этим, тоже покидает кабинет, щелкнув выключателем.
Цицеро, комфортно устроившийся на диване, поднимает любопытный взгляд от стакана виски и всем видом выражает интерес. Но Тиерсен просто садится рядом, он не хочет объясняться сейчас, это придется делать слишком долго, слишком подробно, и Цицеро начнет беспокоиться, а это совсем не нужно.
– У тебя кровь, Ти, – говорит Цицеро тихо и проводит пальцем по своей нижней губе. – Что это ты такое делал, что она осталась даже здесь? – он не может сдержать ухмылку.
Тиерсен недоуменно вытирает губы тыльной стороной ладони и смотрит на нее. Черт. Стоило вытереть помаду перед тем, как возвращаться. Но это тоже долго объяснять, да и Тиерсен вообще не уверен, что стоит. Лучше от этих объяснений точно никому не будет, по крайней мере, сейчас. Так что пусть пока будет “кровь”, а потом, он надеется, Цицеро об этом забудет. Тиерсен тщательно вытирает рот платком, чтобы не осталось даже чуть-чуть вкуса или запаха.
– Подарил последний сладкий поцелуй моей сестренке, – он даже не лжет.
– Целовать мертвых девушек… Ти разбирается в хороших десертах! – Цицеро довольно смеется, но тут же печалится: – А у меня воображения хватило только на тарталетки с шоколадом, – он капризно щелкает пальцем по одной из тарталеток на стоящем на столе широком блюде.
– Я с тобой поделюсь, – Тиерсен отлично знает, что все это неправда, но целует Цицеро легко, в уголок губ, тут же прижимая к себе. Маленький итальянец хихикает и закидывает ноги ему на колени, сам вылизывая его рот, и Тиерсен чувствует смешавшийся вкус виски и шоколада, пока медленно целует своего итальянца в ответ. У них полно времени, чтобы отдохнуть, и Тиерсен еще собирается неторопливо выкурить сигару. И гладит Цицеро по животу, мягко разомкнув поцелуй, и они разговаривают – всегда найдут, о чем поговорить, – и о сегодняшнем деле, и о многом другом, почти не следя за временем. Но Тиерсен все-таки поднимается с дивана примерно через полтора часа, забирая свой чемоданчик с подставки рядом. И теряет равновесие, когда Цицеро толкает его в спину, наваливаясь, царапая пальцы о булавку, развязывая платок. Он раздевает Тиерсена сам, быстро, смеясь и кусая за уши, и тот едва успевает доставать из чемоданчика новые вещи: сделанные на заказ костюм и маску, ботинки подешевле и аккуратный парик. Сегодня Тиерсену нужно немного поиграть роль официанта. И Цицеро вздыхает, когда он переодевается полностью – конечно, не наигрался, – но послушно берет чемоданчик, наскоро приводя себя в порядок и накидывая пальто. Маленькому итальянцу тоже придется немного поработать.
Цицеро пропускает Тиерсена вперед и запирает дверь снаружи, опуская ключ в карман пальто. Они уже отметили раньше удобный поворот, за которым придется подождать: Лефруа тоже человек и, как и все люди, периодически посещает уборную. Именно это им и нужно. Но если Тиерсен готов спокойно ждать, осторожно прижимаясь к стене за поворотом, то Цицеро все время нетерпеливо постукивает по ней и покусывает перчатку. И когда дверь кабинета Лефруа открывается, и тот выходит в коридор, щелкнув замком, Цицеро наконец-то радостно зажимает рот рукой, стараясь не рассмеяться, а Тиерсен смешливо сжимает губы, глядя на него, приобнимая за плечи. Они оба ждут, пока все звуки стихнут, и Тиерсен достает маленькую отмычку. Он собирается совсем чуть-чуть повредить замок, так, чтобы не сломать, но чтобы его было очень непросто открыть.
Тиерсен невесомо гладит Цицеро по пояснице, подталкивая вперед – маленький итальянец должен следить за тем, чтобы в коридоре никого не было, и ждать Лефруа. Но, конечно, Тиерсен заканчивает и снова отходит за поворот раньше, чем Цицеро различает шаги Лефруа внизу лестницы среди всех других – на самом деле просто подглядывает незаметно через перила, опираясь ладонью на пол, – быстро отряхивает колени, поднимаясь, и сам идет вперед.
Лефруа как раз успевает миновать лестничный пролет, когда Цицеро деловито спускается ему навстречу, прижимая пальцем крышку расстегнутого чемоданчика. И неловко задевает им Лефруа, толкая плечом и теряя равновесие. Аккуратно сложенные вещи Тиерсена и куча ничего не значащих бумаг разлетаются по ступеням, и Цицеро запинается за одну из них носком ботинка, хватаясь за Лефруа. Тиерсен моргает, а через секунду уже никого не видит, слышит только удар от падения и громкие ругательства.
Цицеро шумно извиняется, снизу почти сразу подходит официант, но Лефруа, поднявшись, спокойным тоном отправляет его обратно. Он легко может оценить, сколько стоят все упавшие вещи, сколько стоит костюм Цицеро, и принимает его извинения, помогая подняться и подобрать несколько листов. Они обмениваются парой реплик, пока Цицеро закрывает свой чемоданчик, и Тиерсен слышит даже тихий смех, такой, который бывает, если два человека попали в неловкую ситуацию, в которой никто не виноват. А уже через десяток секунд Лефруа поднимается на верхнюю ступень, все еще прохладно улыбаясь краями губ, а Цицеро, спустившись на видимую из коридора площадку, незаметно касается правого кармана пиджака и, разворачиваясь, прикладывает два пальца к стене. Тиерсен отсыпает половину из пузырька в карман и, расслабляя взгляд, выходит из-за поворота. Конечно, это все выглядит так, как будто они какие карманники в метро, но нельзя было рисковать, не узнав точно, где Лефруа хранит пузырек и сколько таблеток в нем осталось. А теперь, когда вечерняя порция хорошего настроения Лефруа лежит в кармане Цицеро, остается только подложить дядюшке альтернативу взамен.
Тиерсен проходит мимо ровно тогда, когда Лефруа пытается провернуть ключ и приглушенно ругается, упираясь в дверь плечом.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – Тиерсен спрашивает отточено вежливо, остановившись рядом. Ему достаточно чуть изменить голос и вести себя предупредительно и незаметно, как и положено хорошему обслуживающему персоналу.
– Да, пожалуйста, – этот голос, такой знакомый, такой низкий и плавный. – Что-то с замком, я не могу открыть, – Лефруа переводит на Тиерсена взгляд своих припухших глаз и, вздохнув, касается раскрытой ладонью стены. Тиерсен кивает и подходит ближе, вытаскивая ключ и снова вставляя. Конечно, он знает, как открыть эту дверь, но все равно приходится постараться. И Лефруа стоит достаточно близко, чтобы, протягивая ему ключ, легко опустить пузырек в карман пиджака. Цицеро всегда говорил, что у Тиерсена ловкие руки. Но иногда все-таки уточнял, что не самые ловкие.
– Постой, мальчик, – Лефруа хватает Тиерсена за запястье. “Да они что, сговорились все сегодня?!” – тот мысленно закатывает глаза.
– Да, месье? Вы хотели что-то еще?
– Да, мальчик. Что ты положил мне в карман? – голос у Лефруа становится жестким, но хватка на руке куда жестче. Под стать его характеру.
– Простите, месье? – Тиерсен легко подавляет панику.
– Я спрашиваю, что ты положил мне в карман, – Лефруа очень спокоен.
– Я ни…
– Достаточно. Я сам посмотрю, – Лефруа сует свободную руку в карман и достает пузырек, секунду смотря на него. – У тебя ведь есть такой же, мальчик, – он делает вывод почти мгновенно. – И если я попрошу свою охрану тебя обыскать, мы оба в этом удостоверимся наглядно.
– Вы позволите? – Тиерсен дергает руку, но Лефруа держит крепко. Конечно, можно было бы легко вывернуться и сбежать, но Тиерсен не из тех, кто бегает от нерешенных проблем, и сейчас он нарочно вглядывается в надпись на пузырьке, который Лефруа подносит ему ближе. – Да, я знаю эти таблетки и сам иногда принимаю, – говорит он спокойно. – Но я ничего никуда не клал.