Кто-то скажет — все, чем я обладаю — это ничтожно мало, но по мне — в самый раз. Идеальная пропорция безумия, прекрасная возможность размазать себя по полу весом целой толпы мужчин — порой в мешанине рук и ног совсем невозможно различить где я, а где они.

Когда Вася и Марго встретились в последний раз, дул безудержный, злой ветер. Он трепал волосы Марго и они змеились в бесконечных воздушных потоках, огибая ее шею.

Марго молчала, потому что хотелось сказать слишком много, и ничего, совершенно ничего не имело смысла. Вася же, напротив, не мог подобрать ни одного слова, казалось, он все их перезабыл одним махом. Время остановилось, и остался только ветер, завывающий в протяжной тишине, а Марго захлестывала всепоглощающая нежность, такая, словно обнимаешь себя за плечи, а кто-то дует тебе в затылок — щекотно и хочется улыбаться. Ветер раздувал слезы Марго по щекам, а она даже не вытирала их — все теперь потеряло смысл — не было ничего, о чем бы стоило сожалеть, просто хотелось немного поплакать, глядя на Васю.

Вася вытянулся по стойке смирно и потерянно думал, что от ветра у Марго волосы стоят дыбом.

Весь день мы ужасно тупили — даже и не приврешь чего-нибудь прикольного вроде героического спасения старушек на водах. Хотя — плевать, мы в глубоком отпуске, не нравится — сваливайте.

— Если ты собираешься просить счастья человечеству, то не забудь про детенышей морских котиков, — голос Анечки плыл по комнате — глухой и низкий, потому что ей лень было поднимать голову из завала подушек.

— А им-то оно на хрена? — у компьютера я угнездилась только к вечеру, от лени слабели ладони, так, что мышка не кликала.

— Всем, значит, можно, — пробормотала Анечка, с кряхтением выдираясь из постели, — а котикам нельзя? — она протопала через всю комнату и тяжело опустилась рядом со мной, — хотя, знаешь, я с тобой согласна — пошли эти котики в задницу.

— Забудем про котиков, — кивнула я, — поможем себе.

— Умище-то куда девать, — порадовалась за меня Анечка.

— Пошла ты, — отмахнулась я.

— Вот еще, — почему-то обрадовалась Анечка, — у меня отпуск и я желаю провести его здесь.

— Ну и молодец, — буркнула я.

— Знаю, — скромно согласилась Анечка, — я вот лежала и думала.

— Очень рада, — сдержано покивала я.

— Думала про то, что ты мне на лестнице рассказывала, — продолжала Анечка, не обращая внимания на мои слова, — и поняла, чего ты должна попросить у своей косынки.

— Чего?

— Что бы все это позабыть и послать подальше — Васю этого, хренасю… И за меня до кучи попроси — чтобы я тоже все это послала туда же. И вообще — открывай свою хрень и сейчас же раскладывай — не тяни.

Я послушно щелкнула мышкой, открылась косынка и я принялась сонно перетаскивать карты с места на место. Теплый вечерний ветерок бесцельно болтался по комнате, красноватые солнечные пятна дрожали на стене, пахло персиковыми косточками, греющимся системным блоком, оливковым рассолом, опадающим зноем с улицы, вечерней зеленью и подушками, на которых валялись, сладко раскинув руки. Я раскладывала косынку с опаской, потому что совершенно не хотелось, чтобы мы опять вывалились из квартиры и нас понесло в какую-то задницу типа Питерской ментовки, после изнуряющей исповеди на лестнице Вася припоминался мне с трудом, его лицо сменялось какими-то полузнакомыми, а то и совсем левыми лицами, я судорожно старалась сосредоточиться, но мысль плелась по своей колее, ее траектория никак не давалась мне в руки, Анечка над ухом напряженно сопела, а потом пасьянс, как всегда сошелся. Счет: 13005. Я с болезненным интересом смотрела на разлетающиеся по экрану карты.

— Сейчас начнется, — выдохнула Анечка.

— Может, — пожала плечами я, — ничего и не будет.

— Может, — с готовностью согласилась она.

Еще некоторое время мы сидели и ждали, что произойдет. Кругом было тихо и сонно. Мы нервно переглянулись.

— Ну? — почему-то шепотом спросила Анечка.

Я развела руками, мол, с меня взятки гладки и тут раздался звонок в деверь.

— Дерьмо какое, — пробормотала Анечка, — могли бы что-нибудь поинтереснее придумать…

— Ты, — начала я с опаской, — ты думаешь, что там… это самое… Вася?

— Он, родимый, — с мрачным удовлетворением сложила руки на груди Анечка, — ну, ты пойдешь открывать, или это сделаю я и с ноги засажу ему в репу?

— Не надо в репу, — примирительно коснулась я Анечкиной руки, — сейчас я пойду и сама все открою.

— Ну, — выжидающе уставилась на меня Анечка.

— Что? — тонким вибрирующим голосом взвизгнула я.

— Ты сидишь на месте и ни фига не открываешь.

— Я иду, — сказала я и поежилась — звонок раздался снова.

— А ну! — Анечка подскочила, схватила меня за руку, сдернула с места и пинками погнала к двери.

— И-и-и… кто там? — спросила я на всякий случай. Молчание.

— Открывай, — засвистела мне на ухо Анечка, — он же сейчас уйдет…

Я выполнила простенькое дыхательное упражнение, попыталась прокачать энергию ци через горловую чакру (резонно предположив, что находится она где-то в горле), представила себя в красивом месте, где мне уютно (перед глазами упорно возникала какая-то свая) и четыре раза сказала «Аум». Анечка сдержано попросила меня не юродствовать, и я обречено заковырялась в замках. Через пару секунд дверь мне поддалась и я в недоумении застыла на пороге.

У входа в мою квартиру стояла до боли знакомая очень старая и страшная женщина с нарисованными бровями и в чадре, закрывавшей пол-лица.

— Хай, Анья, — сказала женщина очень знакомым голосом, — Ай лав ю вери мач.

— Что за херня? — в недоумении я обернулась к Анечке и еле успела поймать ее: моя подруга медленно закатила глаза и плавно осела мне на руки.

— Э-э-э? — я обернулась к женщине, силясь не уронить Анечку на пол.

— Хай, Маргоу, — продолжила женщина, не меняя тона, — ай лав ю вери мач.

— Да елки! — возмутилась я, — какого хрена? — и тут странная мысль зародилась в моем мозгу, но мешала сосредоточиться медленно приходящая в себя Анечка, слабо трепыхавшаяся у меня на руках. Я вдруг поняла, откуда я знаю эту женщину…

— Сто-о-о-оп, — проговорила я, — это же и не женщина вовсе… Это…

— Майкл Джексон! — простонала Анечка и снова отключилась. От изумления мои руки разжались и она с глухим стуком упала на пол. Передо мной стоял Майкл Джексон во плоти — ничего кошмарнее я не видела в жизни. На нем был блестящий черный костюм с эполетами и медалями. В руках он держал черные очки.

— Хай, Анья, — продолжил он светскую беседу, — Ай лав ю вери мач.

— Э-э-э… — страшно оскалилась я, — как вам понравилась столица?

— Очень умно сказано, — пророкотала с пола Анечка, — Блеск. У него там еще мотоцикл должен быть.

— Мотоцикл? — потерянно обратилась я к Майклу Джексону. Он не очень реагировал.

— Хай, Маргоу, — начал он.

— Знаю, знаю, — замахала я руками. — Мне надо сосредоточиться.

— Ты что, не помнишь, — Анечка принялась медленно подниматься с пола, — ну, давай, шевели мозгами: пятый класс…

— Хай, Анья, — не унимался Майкл Джексон, — ай лав ю вери мач.

— Бля, как я сосредоточусь, — истерично выкрикнула я, — когда он меня все время перебивает!

— Да вспомни ты, — Анечка тоже завопила, — как в пятом классе мы привораживали Майкла Джексона, чтобы он приехал за нами на мотоцикле в школу и сказал…

— Хай, Маргоу…

— Черт, да у него даже интонации те же самые, — взвыла я и резко захлопнула дверь.

— Ты чего! — завопила Анечка так, что уши заложило, — открой сейчас же!

Я послушалась и смущенно распахнула дверь. Майкла Джексона не было. Тишина и пустота лестничной клетки, сыро, гулко, лампа дневного света жужжит и потрескивает. Анечка слету выскочила за порог и заметалась между лифтом и глухими дверьми.