– Максахаб киббора, – с тревогой вновь и вновь повторял Аватурана.
– Проклятие болот, – перевел его слова Пирт.
Аватурана горячо заговорил что-то, снова показывая на болото.
– Он говорит, что это князь смерти, и что живым никому из нас не уйти.
– На берег, бегом! – скомандовал и скандинав, и уже на бегу приказал Пирту:
– Скажи их вождю, пусть остановятся на берегу, и ни шагу дальше.
Конечно, лучшим выходом было бы добраться до развалин, дающих хоть какое-то укрытие и попытаться отбиваться оттуда, но слишком быстрое приближение всадников не оставляло шансов добраться до них. Оставалось встретить врага здесь, самим стоя на твердой земле, а врага остановив в болоте.
Скандинав быстро построил лигурийцев фалангой в три шеренги. Передняя опустилась на колено, уперев в землю конец копий. Вторая стоя положила копья им на плечи, третья, в свою очередь, положила копья на плечи второй. Получилась своеобразная стена, (много позже ее назовут фалангой), сплошь состоящая из острых наконечников копий, преодолеть которую всадникам было бы не просто. Жалко только, что было ее явно недостаточно по фронту против надвигающегося загадочного противника. Свой отряд скандинав разделил на две группы, оставив возле себя Орагура, Олиону и Пирта. Оставшись со своей группой на правом фланге строя, остальных направил прикрывать его левый фланг.
– Слушайте все, – скандинав обратился ко всему своему войску, – всем оставаться на своих местах, ни в коем случае не рваться вперед, в болото. Если пойдете туда, завязнете и погибнете. Пока не приблизятся, бить из луков, затем твердо стоять с копьями.
Пирт громко переводил его слова.
– И переведи еще: если хотя бы одна трусливая собака сделает с берега хоть шаг назад, я лично размозжу ей голову! Клянусь Óдином!
Все распоряжения скандинавом были уже отданы. Он ждал, приготовив тугой лук. Уже было видно, насколько скачущая армия больше кучки защитников острова, и что бросившаяся вперед масса всадников неминуемо растопчет их.
Всадники быстро приближались. Вокруг было топкое болото, с ямами-ловушками, прикрытыми сверху тонким слоем болотной травы. Но копыта коней легко скользили по траве, практически не сминая ее. Одеты всадники были в расшитые камзолы такого старинного покроя, который не встречался никогда и никому из отряда скандинава, и старинного же покроя плащи-накидки. У многих из них под накидками поблескивали бронзовые кирасы. Ни одного лица не было видно: на головах были шлемы с наглухо закрытыми забралами, сильно вытянутыми вперед, наподобие волчьих морд. Не было слышно ни звука, хотя топот ног сотен лошадей, мчавшихся по болоту, должен был бы погребальным реквиемом звучать для всего сотни лигурийцев и менее десятка человек отряда скандинава. Сотни всадников, целая армия, полукольцом охватывала людей и лигуримйцев, занявших оборону на острове.
Было жутко не от вида этих приближающихся людей-зверей, а от царившей вокруг тишины. Так не могло быть, но так было, и люди поняли, что столкнулись с колдовством невиданной силы. Но как можно сражаться с заколдованным войском? Этого не знал никто. Скандинав же, из огромного опыта зная, что любое колдовство в конечном итоге поддается удару меча, несмотря на подавляющее преимущество противника, сохранял хладнокровие.
Не доезжая полета стрелы до шеренг стоявших с луками и копьями наготове лигурийцев и людей, всадники остановились. Удивительное зрелище открылось бы глазам стороннего наблюдателя, если отыскался бы таковой в глубине болот. Тысяча всадников полукругом расположилась в болоте перед краем твердой земли. Глубокое безмолвие царило вокруг. Даже вездесущие комары не нарушали тишину. Легкий ветер беззвучно трепал длинные гривы лошадей и развевал вымпелы на поднятых вверх древках копий. Ни всадники с наглухо закрытыми лицами, ни их кони, не сминающие тонкими ногами траву, не шевелились. Замогильный холодный ветерок веял от этого войска и казалось, что это легион из преисподней при помощи колдовской силы встал из болот, чтобы нести смерть окружающему миру.
Напротив него ощетинилась выставленными вперед копьями сотня воинов, готовая к последнему бою. Вперед на противника смотрели глаза, а руки твердо сжимали оружие.
Одинокий всадник отделился от полукруга и в полной тишине выехал вперед. Он выделялся из всех открытым лицом, росписью доспехов и красотой оружия. По мере приближения можно было разглядеть его лицо, испещренное морщинами лицо мужчины, давно разменявшего полсотни зим. Однако алчность, коварство и злоба без труда читались на нем.
Подъехав поближе, всадник остановил коня, окинул взглядом приготовившихся к бою воинов и расхохотался. Его смех далеко разнесся в тишине.
– Как печально, что вы оказались на моем пути, – скрипучий издевательский голос, казалось, жил отдельно от говорившего, так как движения губ практически не было видно, – я мог бы отпустить вас, но тогда мои доблестные рыцари, – он махнул рукой за свою спину, – меня бы не поняли и могли взбунтоваться! А вы не заплатили виру за проезд по территории моего княжества!
– Мы заплатим золотом, – голос скандинава был ровен и спокоен, – там, на острове, его много, назови свою цену.
Снова взрыв смеха расколол тишину.
– Золото? Предлагать золото мне, князю Ампара, у которого золота больше, чем любой из вас может себе представить! И к тому же предлагать мне мое же золото!
Голос всадника стал жестоким и властным.
– Я не беру золото с пересекших мои границы. Я беру их жизнь!
– Но я могу облегчить вашу участь, – издевательски продолжал всадник, – вам будет легче, если вы сами сейчас перережете друг другу глотки! Иначе мои воины сделают это за вас, но тогда это будет долго и мучительно!
Кровь заледенела в жилах у спутников скандинава. Совсем недавно, сидя у благодатного огня костра, слушали они легенду про князя Ампара и его сына. Никто из них и подумать не мог, что красивая и одновременно ужасная легенда, по крайней мере, ее самая страшная часть, окажется правдой, и что проклятие ведьмы, раз в тысячелетие выпускающее жестокого князя на землю, сбылось так некстати, именно сейчас.
– Ты хочешь взять наши жизни – так приди и возьми, если сможешь.
С этими словами скандинав спустил тетиву лука. Стрела прорвала плащ князя, ударила его прямо в сердце и… пробив грудь насквозь, не встречая сопротивления, далеко улетела в болото, свободно пролетев сквозь строй молчаливых всадников так, словно они были бестелесными. Другая стрела, выпущенная Олионой, разрезала завязку плаща. Он упал, и защитники острова с ужасом увидели глубокий пролом, залитый запекшейся кровью, на месте, где должно было быть сердце.
Князь не обратил на стрелы никакого внимания.
– Вы не желаете подчиниться? Я вам преподнесу урок! – с угрозой в голосе произнес он и, отступив назад, сделал знак рукой.
Небольшая группа молчаливых всадников устремилась на остров. Не сминали копыта траву, но и сами кони, и всадники на них оказались вполне реальны, осязаемы и смертоносны. Половину из них стрелы сбили на траву, вторая половина добралась до ощетинившихся копьями лигурийцев и попыталась врубиться в их ряды. Произошла короткая ожесточенная схватка. Скандинав своим огромным мечом разрубил одного из всадников с головы до пояса. Разломанный шлем открыл череп с пустыми глазницами, а в панцире на груди, как и в грудной клетке скелета, скрывающегося под панцирем, зияла дыра. Скоро два десятка напавших всадников с лошадьми уже лежали на траве, у оборонявшихся было убито четыре человека.
– Проклятие! – сбоку вполголоса ругнулся Орагур, – кони никогда не идут на копья, и в этом был наш шанс отбиться. Эти же словно не замечают острия!
Скандинав ответил ему яростным взглядом.
– Ну что, взял? – скандинав опустил меч.
– Ты еще не все видел! – захохотал князь Ампара.
Фигуры лежавших на траве всадников и лошадей вдруг стали быстро, на глазах, таять. Скоро от них не осталось и следа, и тут же прямо из болотной трясины появился новый отряд. Двадцать всадников как ни в чем не бывало заняли свое место в молчаливом полукольце. Те же плащи, те же шлемы с волчьими забралами. Никаких следов произошедшего только что боя. А четверых погибших защитников вернуть к жизни было уже невозможно.