– Здесь какое-то колдовство, надо доложить князю, – решили они, и во дворец князя отправился гонец с подробным изложением того, что случилось здесь в последнее время.
Быстро добрался гонец с посланием для князя, еще быстрее добрался он назад с его приказом. Предписано было княжичу возвращаться назад, захватив с собой его возлюбленную.
Похоже было, что сильно затронул молодой княжич сердце зеленоглазой отшельницы, ибо без долгих уговоров согласилась она отправиться с ним в родовой дворец и предстать перед лицом его отца.
Ахнули люди из свиты княжича, когда она вышла к ним из леса. Не много нашлось бы на всей земле мужчин, оставшихся равнодушными вблизи лесной красавицы. Она же, легко запрыгнув на подведенного коня, весело прощально махнула рукой вышедшим провожать людям и рядом с княжичем отправилась в далекий путь.
Сам старый князь выехал встречать сына с его любимой девушкой. Он встретил их во главе блестящей свиты недалеко от дворца. Поздоровался, произнес несколько приветственных фраз. Затем они, сопровождаемые толпами вышедших навстречу приветствующих их подданных, отправились во дворец.
Спокойно ехал княжич, держа в своей руке руку оборачивающей к нему смеющееся лицо Дивиолы. Отстав от них, ехал старый князь, с каждым шагом становясь все мрачнее и мрачнее.
Чернее черной тучи был он, когда блестящая кавалькада приблизилась к парадному входу во дворец.
Сославшись на сильную головную боль, старый князь быстро ушел в свою часть дворца. А княжич и Дивиола, переодевшись в парадное платье, вышли в его центральный зал, где уже все было готово к приветственному пиру.
Дивиола, никогда не носившая такие прекрасные наряды и никогда не бывавшая во дворцах, была в полном восторге. Ее зеленые глаза лучились счастьем, а рука не выпускала руки княжича, словно она боялась потерять его.
За полночь продолжался пир, на котором было объявлено о предстоящей свадьбе. Старый князь Ампара так и ни разу и не показался за это время в пиршественном зале.
Когда пир закончился, княжич отвел Дивиолу в предназначенные для нее покои. Попрощался, направился к двери. Перед выходом вдруг остановился и, обернувшись, увидел ее зеленые манящие глаза. Тогда он стремительно вернулся и обнял ее. Ее руки обхватили его шею, лица приблизились друг к другу, глаза закрылись и уста слились в их первом длинном поцелуе. Он гладил ее волосы, шептал что-то бессвязное и бесконечно целовал ее лицо. Она отвечала ему тем же.
Кто, спрашиваю я вас, сидящих здесь, у костра, может обвинить их в безнравственности? Разве что вот этот юноша, не знающий, что такое любовь. Или жестокосердный невежа, место которого у демонов, в преисподней. Все проходят через это, кто раньше, кто позже. И все помнят свой первый поцелуй, и будь я проклят, если я не прав!
Наконец, придя в себя, с трудом оторвавшись от нее, он выбежал из покоев. Она же, счастливо улыбаясь, позволила себя раздеть появившимся служанкам и, переполненная впечатлениями дня, с трудом уснула на мягкой широкой княжеской кровати.
Она проснулась от пристального взгляда, разглядывающего ее. Было уже светло. Напротив ее кровати стоял старый князь Ампара. Лицо его, за ночь как-то резко постаревшее, было насыщено похотью, злобой и коварством. Глаза горели диким пламенем. Руки не находили себе место, то теребя подол камзола, то потирая друг друга.
– Скоро свадьба, моя девочка, – скрипучим голосом произнес он.
– Да, ваше решение было оглашено вчера на пиру, и я согласна, – улыбнувшись, не придавая значения переменам, произошедшим с внешностью старого царя за прошедшую ночь, произнесла Дивиола.
– Ты меня не поняла. Скоро НАША свадьба, – подчеркнул он, – а это – небольшой атрибут к ней, – и отодвинулся в сторону.
Дивиола вскрикнула, побледнела и, не отрываясь, смотрела на то, что прежде скрывала спина старого князя. На невысоком столике, стоящем у стены, в центре золотого блюда, вся в потеках крови, лежала голова княжича. Мертвые глаза будто с укором смотрели прямо на нее. Крепко сжатый рот будто силился, но не мог произнести ни слова. На столике рядом лежал окровавленный серебряный кинжал.
Спазмы перехватили ее горло, рыдания душили, не давая вздохнуть, слезы застилали глаза. А старый князь, торжествуя, приподнял голову своего сына, ее любимого, за волосы вверх.
– Смотри. Он попытался стать на моем пути, отнять у меня то, что по праву принадлежит только мне. Я отрезал ему голову вот этим серебряным кинжалом – ведь, что ни говори, а в нем текла моя, княжеская, кровь. Негоже бесчестить княжескую кровь обыкновенным железом. Так было раньше, так будет и впредь. Бойся меня ослушаться! Я затравлю тебя дикими зверями! Я бы мог взять тебя сейчас же, но не стану это делать. Плод только тогда сладок, когда он сам готов упасть с ветки на землю. Ты сама согласишься стать моей!
Князь повернулся и на плохо гнущихся ногах вышел из ее спальни, сунув подмышку окровавленную голову и забрав кинжал.
Лептах снова замолчал.
Ночное небо было усыпано яркими точками звезд, луна плавно всходила над горизонтом. Ветерок то усиливался, то стихал. Прежней жары уже не было.
Хлебнув еще вина из услужливо поднесенной фляги, он, полузакрыв глаза, откинулся на нарезанные ветки.
– Завтрак, обед и ужин Дивиоле слуги приносили прямо в ее спальню. И нетронутыми уносили обратно. Невидящими сухими глазами смотрела она в одну точку, не реагируя на движение и звуки. Надежная стража, получившая приказ никуда не выпускать ее, стояла у двери ее покоев. Да и двери были закрыты на замок, ключ от которого находился у самого князя. Он лично открывал замок, когда приходило время завтрака, обеда или ужина.
Через три дня, поздно вечером, когда совсем стемнело, князь Ампара зашел в ее спальню. Следом за ним слуги внесли небольшой деревянный сундучок и поставили на столик. Князь движением руки отослал их, а когда они вышли, обратился к Дивиоле:
– Чтобы тебе не было скучно в ожидании свадьбы, моя любовь, я принес тебе собеседника. Можешь разговаривать с ним, сколько пожелаешь.
Он открыл сундучок и вытащил из него куб, сделанный из прозрачного горного хрусталя. В кубе заключена была голова его сына.
– Тонкая работа, не правда ли? Мои мастера забальзамировали ее, простоит много лет. Считай это моим подарком тебе.
Она подняла голову, в упор глядя на князя глазами, в которых горел зеленый огонек безумия.
– Хорошо, я выйду за тебя замуж, – бесстрастным голосом проговорила она, – но прежде ты выполнишь мое условие.
– Я знал, что ты сделаешь правильные выводы, любовь моя, и весь внимание, – князь подался к ней всем телом.
– Свадьба пройдет во дворце, который ты построишь на месте, где сейчас стоит мой дом. Дворец должен быть полностью из золота. Внутреннее убранство его – полностью из серебра. Пока не построишь, не заходи ко мне.
Князь Ампара захохотал.
– Во всем мире нет никого, богаче меня! Золота и серебра у меня хватит на десяток таких дворцов! Сегодня же начну строительство!
Во все концы полетели гонцы с княжескими распоряжениями, в которых указывалось под страхом смерти присылать мастеровой народ на будущую стройку.
По памятной тропе, ведущей от деревни к ее дому, быстро проложили дорогу до начала болота и замостили ее камнями. Но дорогу через болото никак не могли построить. Сотни телег с грузом песка и камня непрерывной рекой текли к болоту, и весь их груз без следа поглощался бездонной трясиной. Взбешенный князь, снедаемый нетерпением, приказал казнить руководителя строительством и возчиков, а тела их бросить сюда же, в глубину болот. Тысячи людей были обезглавлены, а тела их нашли упокоение в черной могиле. И – странное дело – привозимые новыми возчиками строительные материалы как нельзя лучше ложились в основание будущей дороги в местах, где до этого были сброшены тела казненных. Из этого князь сделал правильные выводы. Спустя день десятки отрядов солдат уже рыскали сначала по окрестностям, хватая всех, кто хоть мало-мальски нарушил какой-нибудь из многочисленных княжеских законов, затем поиски расширились до границ княжества. Наконец стали хватать всех подряд, кто попадался на глаза. Путь через болото требовал все больше и больше жертв. Схваченных людей убивали и бросали в бездонную трясину, ибо только при таком условии шла дальнейшая отсыпка дороги. Потому что путь, который не так давно для влюбленного княжича в сопровождении очаровательной девушки занимал ну никак не больше трех-четырех полетов стрелы, сейчас продолжался полтысячи полетов, а это немало.
