Только, чтобы найти ее наполненной мускусным запахом секса и мою пару, прикасающейся к своему странному третьему соску между ног, в то время как она стонет мое имя.

Зрелище наполняет меня восторгом, и мой член твердеет от желания. Кхай у меня в груди напевает. Она готова спариваться. Она… она…

Я должен вспомнить ее имя.

Я делаю шаг вперед, наблюдая, как она вытаскивает руку из-под юбки, издав слабый крик. Моя пара неуклюже отодвигается на шкурах назад, однако доказательство того, что она делала, уловим ароматом в воздухе. Он призывает меня так сильно, что я практически чувствую его на своем языке, и в ответ мой член вздымается и пульсирует.

Кхай в ее груди резонирует, и я наблюдаю, как она одной рукой тянется к своей груди, будто пытается заставить его замолчать. Мой собственный кхай напевает в ответ. Такое приятное ощущение. Отличное. Меня не волнует, что она маленькая и хрупкая, и не ша-кхай. Меня не волнует, что у нее личико плоское и гладкое. Меня не волнует даже то, что я ей не нравлюсь.

Она моя. Мое тело, да и ее тоже — оба об этом знают.

— Нет, — она шипит в тот момент, когда я делаю шаг вперед. Моя пара поднимает руку и в отказе мотает головой. — Не смей прикасаться ко мне. Ты не получишь этого.

Она снова отвергает меня? Я вздыхаю, находя это совершенно невероятным. Этому человеку нельзя слепо верить. Тем не менее, я замираю на своем пути, наблюдая за ней. Хочется увидеть, что она будет делать. Она непредсказуема.

Я… поражен этим.

Ее пальцы снова ласкают ее складочки, и запах возбуждения наполняет воздух.

— Мне это не нравится, — говорит она, лаская тот странный сосок между ногами, содрогаясь от прикосновений. — Ни одна женщина в своем уме не может быть возбуждена в подобной ситуации. Но могу ли я прекратить прикасаться к себе? Нет! Потому что лишь одна мысль о сексе вгоняет меня в такую дрожь, что даже вообразить не возможно.

Ее пальцы, смазанные ее соками, потирают вверх-вниз.

Я издаю стон от восхитительного зрелища и разминаю свои ладони. Потребность прикоснуться к ней — дело, которое явно не терпит отлагательств…, впрочем, у нее на лице такое угрюмое выражение. Так что я сжимаю кулаки и сдерживаюсь в ожидании увидеть, что она будет делать. Джорджи ведь не дралась с Вэкталом, когда он заявлял на нее права?

Только вот… моя пара явно думает обо мне. Она стонет мое имя, в то время как касается себя. Воспоминания о том, что с ее губ срывалось мое имя, умиротворяют мое разочарование, и я сужаю глаза, наблюдая за ней.

Она снова с шипением втягивает воздух в легкие и все продолжает ласкать себя.

— Я делаю это не потому, что так хочу, — говорит она. — Я делаю все это только потому, что вынуждена. Потому что эта штука, жужжащая в моей груди, не позволяет мне остановиться.

Она снова касается себя, ласкает тот сосок, а затем окидывает меня таким расстроенным и обозленным взглядом, что меня терзают душевные муки от жалости к ней. Вэктал говорил, что человеческие обычаи насчет спаривания отличаются от наших. Она, должно быть, ощущает себя беспомощной.

Мой человек, издав стон, откидывает голову назад и прикусывает маленькую розовую губу. Ее пальцы кружат вокруг соска все быстрее. Очевидно, что она на краю освобождения, и у нее даже в мыслях нет намерения, дать мне хоть на секунду прикоснуться к ней.

Гнев разгорается во мне ярким пламенем. Неужели она считает, что для меня это одно сплошное развлечение? Что я в силах наслаждаться парой, которая отвергает мои прикосновения? Неужели она считает, что я не страдаю от того же кхай-сумасшествия, как и она? Что я не горю по ее прикосновениям? Не мечтаю погрузить свой член в ее влажное тепло? Она считает, что одинока в этом?

Или я вообще не имею для нее совершенно никакого значения?

Если она так сильно хочет получить свое собственное удовольствие у меня на глазах и держать меня в эмоциональных заложниках, то я проделаю то же самое. Я расстегиваю крепления своих штанов и освобождаю ноющий член. Он выпирает наружу вздувшийся и длинный.

Моя пара задыхается от моего вида и на мгновение приостанавливается в своем бешеном трении.

— Ох, ты гребаный божок.

Ее слова — сплошная чепуха. Что-то о совокуплении и духах, тем не менее, выражение ее лица говорит мне все, что нужно знать, так же, как и ее приоткрытые губы.

Знаю, что в этом я поистине благословлен. У меня самый крупный член во всем моем племени. Я видел, как купаются другие мужчины, и они и близко не дотягивают до моего обхвата и длины. Я беру свой член в руку, довольный тем, что ей нравится этот размер, и начинаю его поглаживать, медленно перемещая руку вверх-вниз, позволив ей смотреть.

— Это — самый огромный член из всех, что мне доводилось видеть, — выдохнула она. — Никаким чертовым образом он не вместится.

Я улавливаю лишь около половины из того, что она говорит, но человек облизывает свои губы, и ее пальцы вновь начинают скользить по ее складочкам. Мое собственное дыхание срывается от этого зрелища. Она собирается прикасаться к себе, любуясь, как я прикасаюсь к себе?

Из моей груди вырывается глухой стон, и рукой я снова начинаю поглаживать свой член. Я позволяю ей смотреть. Наблюдать за каждым движением моей руки, как я провожу по всей длине, резко двигая своим запястьем. Как я кружу по всей поверхности головки, а затем снова отступаю обратно к толстому основанию. «Смотри на меня», — безмолвно приказываю я ей. — «Смотри, как я ласкаю себя при виде тебя».

И все это время мой кхай напевает и резонирует в моей груди, да так громко, что моя кровь громом гремит у меня в ушах.

Я слышу, что ее кхай отвечает моему, все более усиливаясь в громкости, и она начинает стонать.

— О, боже, я чувствую, что он жужжит сквозь всю меня.

Ее рука все ускоряется, и она потирает свой маленький сосок между ног все более быстрыми движениями. Ее взгляд снова направлен на мой член, и она облизывает губы.

Я издаю стон при виде этого. Предугадывает ли она, каким именно я бы был на вкус у нее во рту? От этой мысли даже нервы щекочет. Представляю, как скармливаю ей свой член, головкой обводя эти мягкие, пухлые губы… И как она произносит мое имя, когда берет его в рот. Очень похоже на полное бесстыдство.

Я закрываю глаза, потому что вся моя выдержка уходит на то, чтобы сохранить контроль. Даже от одной мысли об этом я готов расплескать фонтаном свое семя по всему полу пещеры. Сначала хочу увидеть, как кончает она.

Моя пара все еще говорит, явно считая, что я не понимаю ее. Этот человек — большая болтушка. Я открываю глаза, чтобы увидеть ее, и убеждаюсь, что она все еще по-прежнему пристально смотрит на мой член.

— Поверить не могу, что у тебя наросты на чертовом члене, — заявляет она, рукой неистово лаская свои складочки. Другой рукой она, подбираясь под тунику, обхватывает грудь и шипит от удовольствия. — Впрочем, я не имею ни малейшего понятия, что еще может быть более возбуждающим помимо этой вибрирующей штуковины, но от нее я совсем с ума схожу, — ее пальцы с влажным звуком скользят внутрь влагалища, а затем она начинает стонать еще громче. — Вот черт, я кончаю.

У меня раздуваются ноздри, пока я наблюдаю, как она вся дрожит и откидывает назад голову от стремительного напора оргазма. Шея и все ее тело напрягается, тогда как аромат секса в маленькой пещере становится еще гуще. Ее пальцы ласкают влагалище еще сильнее, и она задыхается, издавая приглушенные звуки, когда доводит себя до освобождения.

Она кончила благодаря тому, что наблюдала за мной. Ее возбуждали мои действия, пока она внимательно следила за моим членом.

Я чувствую мощный прилив гордости и похоти от одной мысли об этом. Потребность обладать ею становится намного сильнее прежнего, но я помню каждое слово Вэктала. «У людей ритуалы спаривания не такие, как у нас». Возможно, это — один из них. Возможно, я, неправильно понимал поведение и жесты моего человека. Возможно, она не отталкивает меня от себя — может, это просто такой способ, так она дает мне понять, что заинтересована. Один из шагов в направлении ритуала ухаживания.