«Всё тяжелей, мрачнее тучи…» Всё тяжелей, мрачнее тучи, Студёней воды в берегах, И взгляды осени колючи, И дали в будущих снегах. Я различаю их упрямо В сырой покорности земли, Иду налево иль направо, Дороги сходятся мои В глухую пору листопада, В насквозь изжитую траву… Но и у края верить надо: «Переживу. Переживу…» Выбивается из сил Женщина румяная. Я ведь двигать не просил Мебель окаянную. Всё бы ей переставлять, По квартире сигать. Голос внутренний: «Стоять!» Женский голос: «Двигать!» Это страсть её и боль, И моё мученье. Я с ума сойду с тобой! Лучше съешь печенье, Почитай, душа моя, Глянь на птичек в небе, А не то однажды я Порублю всю мебель! «Морозный день, и лёгким паром…» Морозный день, и лёгким паром Летит дыхание коня. В санях заснеженная пара: Моя любимая и я. Куда-то мчимся спозоранок, В каких годах? В каких веках? Мелькает редкий полустанок, И ты дрожишь в моих руках. Ещё горят над нами звёзды — Как хорошо, о боже мой! И полосатые, как вёрсты, Стоят берёзы под зимой. «Здесь вместо елей – кипарисы…» Здесь вместо елей – кипарисы, Как гвозди, вбиты в синеву. Великолепные круизы, Что в дымке тают на плаву. Неувядающая воля. К полудню загустевший зной И вечно дышащее море Солёной пеной кружевной. «И злословие, и бесславие…» И злословие, и бесславие — Переменчивый мир жесток. А в моей душе православие, Как водицы живой глоток. С каждым днём всё сильнее верится, Крепче дух, безразличней плоть. В сердце тяготы перемелются, Ведь со мной навсегда Господь. «На стыке Запада с Востоком…» На стыке Запада с Востоком В своём величии высоком Щитом стоишь, святая Русь. Твоих забот нелёгок груз. И на челе страданий складки. Ты – европейка с азиаткой. В себе ты сплавила на век Степей немыслимый разбег, Лесов дремучее затворье… Народы в добровольной воле Дышать единою семьёй, Владеть единою землёй И по углам не разбегаться. Ведь кровью выстрадано братство. И наготове вражий клин, — А щит у нас у всех один! «Тебя все видят в одеяньях…» Тебя все видят в одеяньях. Мужские взгляды душу ранят. Мне белоснежной наготой Порой являешь миг святой Любви коленопреклонённой, И я, как юноша влюблённый, Смущаясь, чувства торопя, Беру восторженно тебя. Готов я с целым миром драться, С тобой мне снова восемнадцать Неоскорблённых веком лет — Я твой блистательный поэт! И моё искреннее слово Всегда служить тебе готово. «Здесь и зависть, и чёрная злость…» Здесь и зависть, и чёрная злость, Здесь и годы мои безвременья, Всё, что подло однажды сбылось, Как ума роковое затменье. Не о памяти горькой скорбя, Открывается дух от полёта — Растащили по кочкам тебя, Комариное наше болото! И звенит комариный народ, Всюду ищет привычную пищу И в меня свои жала вопьёт, Если только по крови отыщет. «Божий вечер. Рождество…» Божий вечер. Рождество. Душ единое родство. Я с ногами на диване. Печка полнится дровами. А на улице мороз Любопытный тычет нос В наши старенькие окна. Закрываюсь в мамин локон Раскрасневшейся щекой. Тёплый, радостный покой… Патефон, скрипя, поёт — Пятьдесят четвёртый год. «Поддержи меня, Держава…» Поддержи меня, Держава. Ведь страна не стала ржавой. Ведь народ не стал уродом — Власть наживы над народом. Лживы подлые «герои», Землю праведную роют, Предают отцов и дедов, Бесовскую страсть изведав. Старики свечами тают, В переходах голодают. Злыми играми неистов В мире царствует Антихрист. Но его уходит время… Прорастает божье семя В русских душах избиенных. Страшен суд за убиенных, За растленных властью тьмы. Православны братья, мы! Духом святым величава — Поддержи меня, Держава! «Да отступят печали и беды…»
Да отступят печали и беды, Распадётся над Родиной тьма. Я её беспросветье изведал, Хорошо, не сошёл в ней с ума. И сума приготовлена, чтобы По Отчизне скитаться бомжом, Постигая несытой утробой Демократии радостный жор. |
