— Как так получилось? — все наседала на вокалиста брюнетка.

— Кое-что иногда лучше не знать, красавица, — так же протянул Клайв.

Джимму захотелось немного прогуляться. Нечего сидеть в насквозь провонявшем помещении, в котором до сих пор призраками витали обрывки чужих эмоций.

Взяв почти допитую бутылку с собой, он поспешил выйти из гримерной, наглухо «отрезая» себя от мыслей и чувств ее сегодняшних обитателей.

— Джимм, ты куда? — их агент, Ранхуд, говорил с едва различимым акцентом.

На самом деле, мужчина гордился своим происхождением и с удовольствием рассказывал всем историю своего становления на ноги в Америке. Индийский пацан вылез из голодной бедноты чисто на собственных амбициях и удаче. Ранхуд нравился Джимму, поэтому он не имел привычки раздражаться на того.

— Прогуляюсь, не против? — уже у дверей обернулся мужчина.

— Нет, только помни, утром выезжаем в Оустен, — дружелюбная белоснежная улыбка индуса.

Джимм лишь пожал плечами и вышел в коридор.

В этом Риджтауне, кажется, ничего и не было, кроме истории. Старые здания, старые машины, половина населения — старики. Никакого молодежного досуга. Он чувствовал здесь лишь отголоски из прошлого. Концертный зал был примерно годов пятидесятых прошлого столетия. И был самой величественной и центральной постройкой городка. В таких местах, где на протяжении более чем полувека скапливалось много народа, а выступающие на старой сцене люди выкладывали всю свою душу, выворачивались наизнанку, играя, танцуя и распевая песни, бродило невероятно много отзвуков сильных чувств. Некоторые задерживались здесь на десятилетия, а другие готовы были раствориться в миру уже на следующий день.

Джимму казалось, он слышит давно ушедшие голоса, смех и крики радостной толпы. Он любил такие места. Любил прошлое даже больше, чем настоящее.

Закинув голову, он допивал последние капли пива, как вдруг почувствовал «что-то». Сильное, напряженное и светлое. Будто кто-то капнул немного теплого солнечного света в эти мрачные и узкие коридоры.

Мужчина удивленно огляделся и обострил свои чувства, силясь найти манящий источник.

— Ваш басист всегда такой молчаливый и нелюдимый? — услышал он вопрос девушки за дверью и тут же отключился от ее жужжащих и зудящих в голове мыслей.

Фанатки даже не запоминают всех имен участников «Last Breath», для них существует лишь Клайв с его манящей клыкастой улыбкой и телом. Их соло-гитарист Шон редко, но метко завидовал популярности своего коллеги. Многие девушки слушали группу только из-за вокалиста и не слышали смысла их музыки. Современная молодежь, основная ее масса, забыли, что такое душа и настоящий талант. Им подавай красавчиков и красавиц с прекрасными телами, накачивай их ничего не значащими мотивами, глупым текстом, и они будут довольны. Мода. Она превращает индивидуальность в серость, прикрываясь яркими наклейками.

Джимм четко уловил раздражение Шона. Тот не понимал, за каким чудом им приходится кататься по маленьким городам, когда любой концертный зал открыт для их звездных задниц. Он забыл, что такое тур на автобусе. Забыл, с чего все начиналось. Привык к той роскоши, в которой в последнее время купался.

И правильно. Откуда простому смертному знать, что такой долгий и тяжелый тур в поддержку нового альбома заложил в голову Ранхуду именно Джимм.

Спокойный и часто незаметный Джимм Бротт, хороший басист и парень, который не откажет в помощи. За восемь лет существования группы никто так и не заметил, что лицо его никоим образом не стареет, под светом солнца ему становится невыносимо плохо, он мало ест обычную пищу, и то, что его глаза могут гореть всепоглощающим голодом. Настоящий вампир был у них всегда под боком. Этернель, если быть точным. Само общество вечных с неким раздражением переносили то, как их называли смертные.

— Не против моей компании, приятель? — прервал цепочку мыслей Вэнс, их промоутер.

Джимм мотнул головой, хотя с радостью бы отказался. Вечный никак не мог выловить в густоте накопившихся с поколениями эмоций тот самый теплый и спокойный «свет», что привлек его пару минут назад. А промоутер группы только дополнительно заглушал эмоциональный фон своими яркими вспышками внутренней светомузыки. Очень яркая личность. Очень. Даже по его медным взъерошенным волосам с желтыми, будто выгоревшими кончиками, можно было сразу увидеть внутреннюю энергию, а если заглянуть в медовые глаза, то и вовсе увидеть вечное сияние его внутреннего «я». Огонек, одним словом.

— Я не был с вами, когда все начиналось. Пришел уже на все готовенькое. Ранхуд не видит в моей должности смысла, но обязан подчиняться компании. Кажется, мне там не место.

Басист удивился такой откровенности и прущей от мужчины волны печали.

— Не обращай внимания. Ты много полезного сделал для нас. Два последних альбома разошлись миллионами копий с большой твоей помощью, разве нет?

Эмоции сменялись у Вэнса, как у подростка, тот широко улыбнулся, и Джимм ярко ощутил то, как промоутер доволен собой. Пришлось отрезаться от его потоков, чтобы внутренний свет не выжег к чертям все спокойствие.

Тяжело быть телепатом и эмпатом одновременно, иногда с самого начала он даже не мог разобрать, где он сам, а где другие люди. Но клан ценил его и, как ни странно, не наседал с просьбами присутствовать на всех переговорах или мероприятиях. Его тихо-мирно отпустили в плавание по волнам музыкальной индустрии.

— О, мой бог!

Оба мужчины резко повернули головы в сторону другого конца коридора.

Вэнс пытался разглядеть лица в темноте и тут же подумал, что, должно быть, это фанатки, а затем его мысли перешли на недобросовестных секьюрити, которые так просто пропустили этих особ за кулисы. Они явно грозили прервать отдых музыкантов после изматывающего концерта.

Этернель поморщился от мыслей, вьющихся в головах необычайно похожих друг на друга девушек. Близняшки одновременно пытались вспомнить имя вечно угрюмого, по их мнению, басиста, недоумевали, что за красавчик стоит рядом с ним и удивлялись высокому росту участника группы. И еще что-то не очень приятное, будто они только сейчас задумали нечто не совсем пристойное и обидное, только вот в чью сторону было обращено это их поведение, он не мог разобрать. В мыслях дамочек этот человек был замазан темной и противной «кляксой», будто бы они вечно чувствовали к нему отвращение.

— Боже, боже, это же вы! — высоко пискнула одна, крутя в мыслях: «Симпатичный шпалина. Может, я ему понравлюсь? Неплохо бы… Нет! Я здесь ради Клайва!»

— Простите…эм…Джимм! — вторая, что была в бледно-розовом платье, наконец, с облегчением вспомнила простое имя басиста, подбегая за ручку с сестрой. — Мы просто заблудились. Нам и нашей подруге нужна помощь! Пожалуйста, не отказывайте! Больше мы никого здесь не встретили.

Врали и не краснели, ехидно ухмыляясь про себя. Обе кое-как миновали охрану, прятались в бесчисленных закутках, лишь бы работники концертного зала их не увидели, и подслушивали разговоры престарелых уборщиц, пытаясь выведать, где сейчас находится группа.

— Если вам помощь нужна, цыпы, то идите к начальнику охраны. Его зовут Мэтью, — Вэнс натянуто улыбнулся девушкам и потянулся к телефону. — Хотя, я могу его сам вызвать, надо?

Те тут же стушевались.

— Н-но как же так?

— Автограф-сессия была сразу после концерта, дамы. Теперь группа отдыхает и незачем их беспокоить по пустякам, ясно? — Вэнс умудрялся оставаться до ужаса милым.

В эту секунду Джимм вновь уловил то самое солнечное и мягкое, то ли воспоминание, то ли эмоцию, к своему удивлению, в мыслях близняшек. Они знали того, кто мог посылать такие чудесные эманации. Интересно.

— Что случилось? — неожиданно для всех спросил этернель.

Вэнс так и не успел сказать дамочкам, куда им следует идти и поскорее, а те даже не торопились придумывать оправдания, так и застыв с приоткрытыми ртами.

— Э, ну, там подруге…это…

— Не глупи, Джимм, — если бы не уважение, которое испытывал к бас-гитаристу промоутер, то тот наверняка бы закатил глаза, но сдержался. — Пойдем обратно, скоро в отель, а утром нам уезжать.